Александр Волков - Два брата
— А кому? Уж не тебе ли? — презрительно кинул царь.
Но Шмит, войдя в азарт, уже не обращал внимания на выражение царского лица.
— Да, мне, именно мне! — взвизгнул голландец. — Неведомо какими путями, но мингер Марков выведал мой секрет обработки пороховой смеси под бегунами.
— То ложь неистовая! — вынырнул из толпы горячий Бушуев и тотчас же был утянут обратно сильной рукой Ракитина.
— Ну, ну, говори! — подбодрил царь замолкшего Шмита.
Но тот уже выдохся и только в бессильной злобе дергал себя за рыжие обвисшие усы.
— Кончил? Теперь нас послушай! — сказал царь. — Сегодня опять наша взяла, как многожды за последние годы случилось, и сему я зело рад. Вы, иноземные мастера, привыкли от своих секретов питаться, и ими себе таковое значение придавать, какого по заслугам совсем не стоите. И уже одно то, что господин Марков своим открытием тебя заставил работать, весьма похвальным мню, но… — Петр сделал большую паузу и продолжал, повысив голос: — …знаю, что господин Марков до новоманирного способа своим собственным умом дошел, и то во сто крат дороже!
— Мне, стало быть, ваше царское величество, уезжать из России? — упавшим голосом спросил Шмит.
— Зачем? — весело возразил царь. — У нас всякая затычка в дело годится. Армия наша велика, и порохов нам много надо: ты отнюдь не вздумай свою мельницу прикрыть. Пороха же твои хоть и похуже марковских, но супротив прежних больше силы оказывают и в лежании порядочно стойки… Работай, работай, мингер Шмит! Разве только поучиться тебе у Маркова? А? Как, Егор, поучишь голландца?
— Рад к услугам, ваше царское величество.
— Это насмешка! Не стану я учиться! — угрюмо пробурчал Шмит.
— Жаль, жаль! Много потеряешь… Ну, а теперь с тобой, Марков. — И царь круто повернулся к Егору. — Хочешь быть главным пороховым мастером?
— Увольте от такой чести, ваше величество! — взмолился Егор. — Я опять в токарню пойду.
— В токарне можешь работать, а от порохового дела не отрекайся.
— Ваша царская воля! У меня к вашему величеству еще прошение… — осмелел Егор. — Был у меня предорогой помощник…
— Кто, кто? Давай его сюда!
Марков вытащил из толпы красного от конфуза Елпидифора Кондратьича.
— Вот он, Бушуев его фамилия. Он на мельнице у Ракитина управляющим и к пороховому делу весьма приобык.
— Ну что ж. Марков, ты теперь сам можешь выбирать помощников. Поставь Бушуева интендантом.
Из толпы блеснули завистливые глаза Ракитина.
«А я-то что ж?» — говорил его умоляющий взгляд.
— Должен довести до сведения вашего царского величества, что Иван Ракитин, на фабрике коего я работал, большую заслугу имеет: на мои опыты и изыскания не жалел он денег и тем успеху моему весьма способствовал.
Царь рассмеялся:
— Значит, всем сестрам по серьгам, а себе ничего. Ладно, не позабудем и Ракитина.
Лицо Ивана Семеныча просияло.
Шумно смеясь, сановные зрители пошли к ожидавшим поодаль экипажам. Народ стал расходиться, солдаты выстраивались в колонну. Довольный Илья Марков равнял ряды своего отделения, как вдруг к нему подскочил мужик в тулупе, в огромных валенках и радостно вскричал:
— Илья! Друг!
Ефрейтор удивленно смотрел на незнакомца.
— Не признаешь? Гущин ведь я!
— Гаврила!..
Марков готов был обнять старого приятеля, но вспомнил, что он на службе. Он наскоро предложил Гущину пойти к Егору и пообещал встретиться в тот же вечер, если ему дадут увольнительную. Затем Илья вернулся к своему делу. Гущин не обиделся: он сам был старослуживый солдат и понимал, что «служба не свой брат».
Егор Марков узнал Гущина, когда тот напомнил о себе, и встретил гостя приветливо, а старушка Аграфена Филипповна захлопотала.
Илье удалось отпроситься со службы, и вечером они вдвоем с Гаврилой (Егор выполнял неотложный заказ) сидели за столом. Многое пришлось им порассказать друг другу, ведь столько лет они не видались!
Под конец Гаврила стал рассказывать, почему он очутился в Питере.
— Знаешь, Илюха, — с горечью говорил он, — трудное получилось дело. Ты вот под Полтавой явился к царю в поповской одёже, и сразу тебя к нему допустили. А здесь нет, брат, не подходи — обожжешься! До царя добраться нам, мужикам, немысленно. Везде караул, лакеи мордатые, хитрые приказные… Денег нам в Кижах собрали на дорогу да на прожитье в столице, так веришь, Илюха, чуть не все пришлось раздать хапугам, абы до какого ни на есть начальства добиться. Ну, кончилось тем, что попали мы к старенькому сенахтуру, он наше челобитье принял, сказал, посмотрит, да вот уж третью неделю от него ни жару ни пару. Деньги у нас вышли, кормимся чуть не Христовым именем да по дворам работенку сыскиваем…
Илья посочувствовал старому товарищу, но заметил:
— Вряд ли вы чего добьетесь. Я в Питере уж десятый год, насмотрелся на высоких бар (тоже в караулах приходится стоять). Заботы у них об народе — ни капли. Пиры, да наряды, да кареты раззолоченные — вот и все их думки. А царь… Что ж царь? Может, он и хотел бы побольше порядку навести, да ведь у него одна пара глаз, а не тыщи, за всеми казнокрадами не углядишь. Думаю я, ни с чем вы в Кижи вернетесь.
Гаврила энергично тряхнул льняными волосами, голубые глаза его сверкнули.
— Если нашему челобитью ходу не дадут, мы по-другому заговорим. Есть у нас топоры да вилы, а у кого и фузея добрая с пулями, на медведя отлитыми. Только пулями не медведя зачнем бить, а господ да их прислужников!
— Так-то вернее будет, — одобрил Илья.
Предсказание Ильи Маркова оправдалось. Челобитная кижан была оставлена без внимания, а ходокам приказали немедленно убраться из Петербурга, если они не хотят попробовать кнута.
* * *Егор Марков получил звание главного порохового мастера Артиллерийской канцелярии и женился на круглолицей Маше Ракитиной, которая давно тревожила его сердце.
Аграфена Филипповна была довольна. Если солдату Илье суждено было весь век оставаться бобылем, зато Егор обзавелся семьей.
Ракитину царь дал выгодный заказ на поставку для флота парусного полотна.
* * *После торжества Маркова пороховой мастер Шмит совершенно пал духом. Он забросил производство, сидел дома мрачный, молчаливый, пил вино стакан за стаканом.
Царь прислал ему указ:
«Пороховому мастеру Шмиту.
Смотреть тебе со всяким должным прилежанием, чтобы дело твое непрестанно шло, дабы ни за чем остановки не было…
…Для приема селитры и прочих припасов определить канцеляриста Ивана Леонтьева и оному иметь записные книги…
…Обретающихся на заводах мастеровых людей на свои никакие работы не употреблять и мимо порохового дела никаких припасов не держать.
23 февраля 1720 года, в Питербурхе. Петр».
Ивану Леонтьеву, человеку образованному и хорошо знавшему иностранные языки, было дано поручение заставить Питера Шмита разработать способ обновления испорченных порохов.
Но Шмит и этим делом не захотел заняться. Леонтьев доносил по начальству:
«Шмит говорит, что надо ему прежде особые кондиции учинить с его царским величеством. А какие кондиции — не говорит и приказывает мне, чтоб я с ним более не разговаривал: „Не твое дело“. И, видя его самого день ото дня в слабость приходящего, как от его древности, так и от лихорадки, великую опасность имею, чтобы он внезапно не умер…»
Опасения Леонтьева оправдались: не разработав способа переработки пороха, мастер Питер Шмит скончался 22 апреля 1720 года, прожив в России четырнадцать месяцев.
Когда царю доложили об этом событии, он сердито проворчал:
— Много мы в этих двух Питеров[224] денег всадили, а толку от них не получили!
* * *С 1720 года в русской армии стали вводить порох нового производства. Выделка пороха всегда превышала ежегодную потребность в нем, и за несколько последних лет скопились значительные его запасы. Но, пролежав целые годы, порох утратил свою ударную силу и был не годен к употреблению.
Пришлось думать о переработке испорченного пороха. Иван Леонтьев, Егор Марков и другие русские мастера дошли до этого самостоятельно. Чтобы придать негодному пороху новую силу, поступали так: к лежалому пороху добавляли несколько пудов селитры, серы и угля и смесь перерабатывали заново. Если же порох совершенно не годился, его опускали в бочки с водой и растворением извлекали из него самую ценную часть — селитру, которая потом опять шла в дело.
Запасов старого пороха в армии было так много, что переработать их оказалось невозможно; начальство предписало расходовать его на упражнения в стрельбе — экзерциции.
Стрелковые и артиллерийские командиры всячески старались избегать употребления старого пороха и требовали новый. Наконец поступил строгий приказ: на экзерциции употреблять две доли старого пороха и одну долю «новоманирного». И все же армия сумела отделаться от обременительных запасов лежалого пороха только в течение десяти лет.
