Марио Пьюзо - Первый дон
– Лукреция д'Эсте, добрая и милосердная герцогиня Феррарская, – ответил он. – Неужели ты о ней не слышала?
Послесловие
Моя первая встреча с Марио Пьюзо преподнесла мне сюрприз: выяснилось, что он не имеет ничего общего с героями его книг. Со временем я узнала Марио – мужа, отца, возлюбленного, учителя, настоящего друга. От него шли верность, справедливость, сострадание, которые читатели находили в его книгах, но не жестокость. Ее истоки лежали в его кошмарах, а не грезах. Этот застенчивый, с мягким голосом, великодушный человек крайне редко позволял себе суждения о других людях. Мы провели вместе двадцать лет, любя, играя, работая.
Марио зачаровывала Италия эпохи Возрождения, особенно семья Борджа. Он клялся, что именно Борджа были первой криминальной семьей и в сравнении с их деяниями меркнут все истории, рассказанные им о мафии. Он искренне верил, что Папы были первыми Донами… а Папу Александра полагал величайшим Доном из всех.
Большую часть тех лет, что мы провели вместе, Марио рассказывал истории, связанные с семьей Борджа. Их выходки шокировали и забавляли его, некоторые он даже использовал, разумеется, осовременив, в книгах о мафии.
Марио обожал путешествовать, поэтому мы много ездили по свету. После нашего посещения Ватикана в 1983 году он так вдохновился ощущениями Италии, так проникся ее историей, что захотел написать об этом книгу. И первые строчки книги о Борджа легли на бумагу. Тогда он говорил, что пишет «еще одну семейную историю». За эти годы он написал еще несколько романов, но всякий раз, когда возникали трудности с сюжетом, что-то не складывалось или он чувствовал творческую неудовлетворенность, Марио возвращался к книге о Борджа как к источнику вдохновения и убежищу.
– Я хотел бы написать книгу на этом материале и заработать кучу денег, – как-то раз сказал он мне, лежа на диване в привычной позе: глядя в потолок.
– Так что тебе мешает?
– Я не мог заработать на жизнь писательским трудом, пока мне не исполнилось сорок восемь лет, дорогая, – ответил он. – Я написал два романа, которые рецензенты назвали классикой, но они принесли только пять тысяч долларов. И лишь после публикации «Крестного отца» я сумел прокормить свою семью. Я слишком долго был беден, чтобы что-то менять на излете жизни.
* * *После его инфаркта в 1992 году я вновь обратилась к нему с тем же вопросом:
– Не пора ли браться за книгу о Борджа?
– Сначала я должен написать еще два романа о мафии, а потом смогу взяться и за Борджа, – ответил он. – А кроме того, мне нравится общение с этими господами.
Я не уверен, что готов отпустить их от себя.
Когда мы жили в Малибу, после операции на сердце, Марио, если плохо себя чувствовал или хотел отвлечься, читал книги об Италии эпохи Ренессанса и писал отдельные главы романа о Борджа, которые потом читал мне, чтобы мы могли их обсудить.
Марио далеко не всегда соглашался с экспертами.
– Лукреция была хорошим человеком, – как-то раз, когда мы работали в кабинете, заявил он мне.
Я рассмеялась.
– А остальные?
– Чезаре был патриотом, которому хотелось стать героем, – очень серьезно ответил Марио. – Александр – любящим отцом, образцовым семьянином. Как и большинство людей, они далеко не всегда творили добро, но из-за этого их нельзя зачислять в злодеи, – разговор этот затянулся, но тем же вечером Марио завершил главу, в которой Чезаре убеждает Александра позволить ему сложить с себя кардинальский сан.
Желание покинуть дом и выйти в свет Марио высказывал в одном-единственном случае: если в наш город приезжал Берт Филдс, выдающийся историк, адвокат Марио и один из ближайших друзей. Всякий раз, когда мы встречались, на Восточном побережье или на Западном, по ходу обеда разговор обязательно переходил на Борджа. Берта величие и предательства Ренессанса захватывали не меньше, чем Марио.
– Когда ты закончишь книгу о Борджа? – всегда спрашивал он.
– Я над ней работаю, – отвечал Марио.
– Он действительно много сделал, – подтверждала я.
И лицо Берта освещала довольная улыбка.
Время шло, Марио часто звонил Берту, чтобы поделиться мыслями, задать вопрос, поинтересоваться его мнением. После разговора с Бертом Марио обычно обсуждал со мной книгу о Борджа, работа над которой шла полным ходом.
* * *– Я готова помочь тебе закончить книгу о Борджа, – предложила я в 1995 году, после того, как мы целый день обсуждали природу любви, человеческих взаимоотношений, предательства.
– Соавторы у меня могут появиться только после смерти, – с улыбкой ответил он.
– Хорошо, – кивнула я. – Но что мне тогда делать с незавершенной книгой?
Он рассмеялся.
– Дописать ее.
– Не смогу, – ответила я. – Не вспомню, чему ты меня учил, – я и представить себе не могла, как сумею жить без него.
Он похлопал меня по плечу.
– Сможешь. История тебе знакома. Я написал большую часть, и мы говорили об этой книге не один год. Тебе останется лишь заполнить пропуски, – он коснулся моей щеки. – Я же научил тебя всему, что умею сам.
За две недели до смерти, несмотря на то, что сердце сдавало, Марио оставался бодр и активен. Я сидела у его стола, когда он вытащил из нижнего ящика стопку листов линованной желтой бумаги, исписанной красным фломастером. Я думала, это отрывок «Омерты», но, как выяснилось чуть позже, ошиблась.
– Прочти, – он протянул мне стопку.
Читая, я начала плакать. То была последняя глава книги о Борджа.
– Допиши ее, – попросил он. – Обещай мне.
И я дописала.
Кэрол Джим.
[1] «Великий схизм» – разделение католической церкви (1378 – 1417).
[2] Родриго Борджа (1431 – 1503) – кардинал, затем Папа Александр VI.
[3] Инвеститура – церемония возведения в сан.
[4] Шapлeмaн – Карл Великий, франкский император (ок. 742 – 814).
[5] Гордость, высокомерие (греч.).
[6] Sala dei Misteri – Зал Таинств (итал.).
[7] Sala Reale – Зал реального мира (итал.).
[8] Каликст III, римский Папа (1378 – 1458).
[9] Гетто – районы Рима, населенные преимущественно богемой и, естественно, жрицами любви.
[10] Консистория – совещание при Папе Римском.
[11] Интердикт – в католицизме временный запрет совершать богослужение на какой-нибудь территории.
[12] «La granreur de la France» – великая Франция (фр.).
[13] Сонни – от английского Sonny – сынок.
[14] Друг (исп.).
