Фридрих Незнанский - Первая версия
Для этого у них было все: хорошее образование, большие деньги, те самые «бриллианты для диктатуры пролетариата», о которых в последние годы написано столько глупостей. А самое главное — они были нацелены на успех. Человек же, с детства уверенный, что должен стать министром, никогда не смирится со скромным положением обычного банковского клерка. Он добьется как минимум должности управляющего этого банка.
Владимир Бородкин, сын Михаила Бородкина, естественно, был направлен в США. Об имени, под которым он там легализовался, во всем СССР знало всего несколько человек, в число которых не входила даже его мать. Известно, что именно Владимир Бородкин стал самым крупным и удачливым агентом влияния из всего выпуска школы.
У него не было провалов — это доказывает тот факт, что его отец не пострадал ни при одной из последующих сталинских чисток.
Мало того, во время войны Михаил Бородкин стал заместителем начальника Главного разведывательного управления Генштаба генерала Голикова. А позже, после отставки Голикова, возглавил Главное разведывательное управление.
Умер дважды Герой Советского Союза генерал- полковник Михаил Павлович Бородкин в 1967 году и похоронен на Новодевичьем кладбище.
— А его жена? — словно чертик из табакерки выскочил с вопросом Ломанов.
— О ее смерти сообщений не было. Вообще, о ней известно довольно мало. Они жили очень замкнуто, говорили, что Мария Бородкина необыкновенная красавица. Но это, возможно, элементарные слухи. Если она и жива, что скорее всего маловероятно, — Лев Ильич сделал какое-то особое ударение на слове «маловероятно», — то ей лет уж под сто, не меньше.
— Да-а-а, столько не живут... — с сожалением протянул Ломанов.
— Вот я и рассказал вам ту самую легенду о великом шпионе. Я долго думал, кто из крупных деятелей Америки мог быть Владимиром Бородкиным. Среди подозреваемых мною было сначала десять человек, потом их осталось пятеро. Одно время среди них я числил, только не смейтесь, Генри Киссинджера.
Не скрою, нас с Ломановым это предположение и в самом деле рассмешило. Хотя...
— Судите сами, — предложил Бугрицкий, — родился Киссинджер в Германии, в 1923 году, в тридцать восьмом эмигрировал в США, только в сорок третьем получил американское гражданство. И достиг определенных высот, чтобы вполне соответствовать легендарному образу «великого шпиона». Грешил я, впрочем, и на других. Но выбора так и не сделал. И вас призываю ни в коем случае не делать поспешных выводов, даже если вам покажется, что они лежат на поверхности. Договорились?
— Хорошо, — пообещал я, хотя выводы уже напрашивались. Я хорошо помнил ту, казавшуюся дикой первую версию о Нормане Кларке, которую выдал когда-то Меркулову. Похоже, эта версия обретала вполне реальные очертания...
— Поверьте, я очень много занимался этими вопросами. И почти точно знаю, например, кто был главным агентом влияния в Англии, Франции, ФРГ, Италии, Аргентине и Испании. Не знаю, кто им был в Японии, Китае и Швеции. Что касается Японии и Китая, то этническая специфика предполагает, что они должны были быть все же уроженцами этих стран. С США тоже много вопросов. Не исключено, что последний великий шпион уже умер. И похоронен вовсе не в Кремлевской стене, а где-нибудь на Арлингтонском кладбище, например. Это даже более всего вероятно. Уж очень все в мире изменилось в последние годы...
Лев Ильич задумчиво посмотрел в окно, словно отыскивая там приметы для подтверждения необратимых изменений в окружающем мире:
— А может быть, мы вообще слишком преувеличиваем роль этого великого агента. В конце концов, легенда есть легенда. Вы, конечно, понимаете, что я, не зря все это рассказал и что одним из пяти подозреваемых был именно Норман Кларк. Я лично в этом сильно сомневаюсь, именно из-за ваших американских находок. Уж слишком зыбкой была ему создана легенда. Но рассказать вам о своих подозрениях я был обязан... Еще по последней рюмочке?
Конечно же мы согласились.
Честно сказать, все это было потрясающе интересно, но меньше всего было похоже на правду. Такое же сомнение, как мне показалось, я смог прочесть и в глазах Ломанова.
Когда мы вышли из дома, Сергей задал мне только один вопрос: не напоминает ли мне этот гэрэушный Лев Ильич одного нашего знакомого, а именно сумасшедшего подполковника Ульянова из Севастополя?
Мне пришлось признаться, что немного напоминает.
...В «Диету» я, конечно, опоздал. Небритый человек в белом халате, похоже грузчик, дохнул на меня таким перегаром, что резко захотелось закусить.
— Все! Директор велел не пущать! Закрыт магазин!
Да, собственно, что бы я успел купить всего за пять минут? Чуть посомневавшись, я отоварился в киоске почище, где были не только бутылки, но и банки. Скромный ужин следователя: лосось, соленые огурцы, пакет печенья и бутылка водки. Продавец утверждал, что водка высшего класса.
— Да я ж здесь каждый день торгую, зачем мне постоянных клиентов суррогатом поить? — Он был едва ли не возмущен моими подозрениями в происхождении напитка. — Я только на складах товар беру, никаких левых дел. Могу и сертификат качества показать.
Он стал яростно рыться в недрах ларька, но я милостиво сказал:
— Ладно, ладно, верю на слово. Спасибо.
— Вам спасибо, — парень расплылся в улыбке.
Дома я прямо с пакетом в руках набрал Маринин номер:
— Алло! Марин, дуй ко мне, пировать будем! У меня лосось есть.
— А хлеб есть? А картошка? — Марина слишком хозяйственно восприняла заявление о предстоящем пиршестве.
— Водка есть, — уклончиво ответил я.
— Все понятно, — она рассмеялась, — жди меня, как соловей лета, сейчас буду.
— Как соловей лета, как рюмку у буфета, как девушка кадета, — пообещал я ей.
Хрен с ними со всеми, гэбэшниками, гэбэшницами и великими шпионами. Есть кое-что в жизни поважнее. Например, выпить водочки, глядя в веселые глаза Марины. Свой служебный долг я на этот вечер решил заархивировать.
Марина пришла через полчаса, в руках она держала громадную полосатую сумку, набитую продуктами.
— Ну показывай, что ты там принесла, фея из страны жратвы. — Я строго смотрел на Марину, хотя мне очень нравилось, что она вдруг проявила такую поистине материнскую заботу.
Я был... как бы это получше сформулировать... Ну тронут, что ли... Она выуживала пакеты.
— Так... вот хлеб, это — картошка...
— Можно в мундире, — предложил я, с сомнением глядя на картошку.
— Да ладно, я сама почищу, — рассмеялась Марина, — это вот перец фаршированный, нужно только подогреть, он из кулинарии, ужасно вкусный, а это...
Она торжественно извлекла красиво оформленную коробочку с какими-то аппетитными шоколадными крошками, орешками, зернышками на яркой картинке:
— Это мюсли!
— Мюсли? — опешил я.
— Именно! Как я могла устоять перед таким названием? Сейчас и узнаем, что это такое. Нет, лучше позже, они, похоже, сладкие.
Я повертел коробку в руках, на ней и вправду по-немецки было написано: «Мюсли». Охренеть можно, честное благородное слово.
Прямо-таки страшно «помюслить», чего только сейчас нет? Даже торт «Птичье молоко» и тот — на каждом углу. Раньше на него запись в магазине вели чуть ли не на месяц вперед, а нонеча — ешь, только рот успевай разевать. Да двадцать тысяч не забудь из кармана выложить.
Впрочем, до десерта у нас дело не дошло. Умяв две тарелки румяной, нажаренной Мариной картошки и съев почти всего лосося, потому что Марина едва притронулась к еде, а также распив на пару полбутылки водки, мы почему-то оказались совсем не за чайным столом, а вовсе наоборот — в постели.
Среди ночи я встал, чтобы попить воды. Потом пришел из кухни в комнату и, стоя у раскрытого окна, закурил сигарету. Там, в доме напротив, горело всего два или три окна, ночной воздух был прохладным и нежным. Я взглянул на Марину.
Она безмятежно спала, раскинувшись на кровати. Одна рука лежала поверх простыни, другую она подложила под голову. Она сладко причмокнула во сне.
И тут я увидел наглого жирного комара на стене. Такого я стерпеть не смог. Схватив с тумбочки какую-то газету, я свернул из нее орудие убийства.
От громкого хлопка Марина не проснулась. И хорошо — ведь я промахнулся. А не так-то легко признаться возлюбленной в своем поражении в битве с крошечным беззащитным насекомым.
Отбрасывая газету в угол, я машинально взглянул на нее. Это была «Вечерняя Москва», которую я конечно же еще не читал. Мне бросился в глаза витиеватый заголовок «У Шерлока Холмса есть собственный клуб». На фотографии веселые люди в клетчатых кепках демонстративно курили трубки в каком-то интерьере. Под фотографией жирным шрифтом в рамочке было набрано: «Очередное заседание Клуба состоится завтра, 9 августа, в 19.00 в Центральном доме медработника на Никитской улице».
