Саманта Хайес - Пока ты моя
– Ах, у меня сердце кровью за тебя обливается…
– Вот только не надо избитых фраз…
– Избитых фраз, Адам? Твое поведение – вот что здесь избитое. Ты хоть понимаешь, что я чувствую сейчас, когда ты поделился со мной этой тайной? Можно и не сообщать мне, что она – сотрудница полиции, достаточно было сказать, что ты трахнул ее, этого вполне достаточно!
Лоррейн заметила на столе почти полный бокал красного вина.
– Не возражаешь? – спросила она, потянувшись к бокалу.
Кивнув, Адам проследил, как Лоррейн залпом выпила половину. Их разделяли всего считаные дюймы, и она позволила эмоциям захлестнуть себя. Ей было дурно от этих чувств и необходимости бороться с ними.
– Я могу выставить тебя, сам понимаешь. Рассказать Грейс и Стелле, что ты наделал.
Адам снова кивнул. Кажется, он был готов к чему угодно. А Лоррейн невозмутимо продолжила:
– Я могу остаться с девочками. У нас все было бы замечательно.
На какое-то мгновение Лоррейн явственно представила эту ситуацию. И если честно, ей это не понравилось. Грейс и Стелле нужен был отец, каким бы придурком он ни был. Она выпила еще вина. И если уж совсем начистоту, Адам был нужен и ей самой.
Он хранил молчание.
– Что бы ни происходило между нами, в отношениях больше не должно быть лжи, – постановила Лоррейн. – Я не могу принять это, да и девочки этого не заслуживают.
А потом, прежде чем Адам успел ответить, Лоррейн потянулась к его руке. Ей отчаянно захотелось прикоснуться к нему. Она почувствовала, каким напряженным он был, и поймала себя на мысли обо всем том, что так в нем любила, – о его страсти к спорту и фитнесу, о том, как он поощрял дочерей играть в спортивных командах, как стоял у кромки поля в любую погоду, горячо болея за них. А еще о том, как все эти годы ловила на себе его теплые взгляды, красноречиво говорившие, что она была неотъемлемой частью его жизни, подобно сердцебиению. Она подумала о том, как Адам включал музыку в машине на полную громкость, и о том, как засыпал в кино. Как преподносил ей на день рождения эти ужасные подарки и всегда, как выдавалось свободное воскресенье, влезал в этот мешковатый серый свитер с дыркой под мышкой. О том, как в прошлом году занялся гольфом и быстро бросил, или о том, как надевал яркие носки на судебные заседания…
Лоррейн вспоминала все эти смешные, мелкие привычки, которые, соединяясь вместе, становились значительнее самой жизни.
Определяли то, кем он был… просто Адамом.
Лоррейн закрыла глаза. А потом в ее сознании завертелось все это – суматошное и невыносимое, но все же радостное, прекрасное и неотделимое от них. Ее мысли наполнили теплота, надежность, страсть, близость, любовь, тревоги, надежды и потребности ее семьи. Она не могла отказаться от Адама. Семья была главной работой ее жизни.
Поставив на стол бокал, Лоррейн привлекла мужа ближе. Ей стоило попытаться. Стоило приложить все усилия, чтобы забыть о произошедшем, чтобы каждый день, просыпаясь, видеть мужчину, за которого она вышла замуж. Мужчину, которого она любила и боготворила, вместо вот этого Адама, которого в последнее время только едко подкалывала, желая наказать и задеть побольнее.
– Стелле нужны новые школьные туфли, – прошептала Лоррейн у шеи Адама, подняв на него взгляд. От мужа исходило знакомое, родное тепло.
– Да и водосточные трубы надо почистить, – отозвался Адам, скользнув ладонями по ее бедрам.
– К тому же на завтрак ничего нет, – заметила Лоррейн, легонько коснувшись губами его губ.
Поначалу поцелуй был робким и нежным, примирительным и прощающим. А потом Лоррейн показалось, что через радость встречи их губ, смешение ищущих рук и переплетающихся тел она слышала, как Адам бормотал что-то о сожалениях и своей вине, о том, что будет любить ее вечно. То, что было потом, она помнила уже весьма смутно.43
– Это снова вы, – с досадой произносит он, отрываясь от груды домашних работ на письменном столе.
Лицо учителя искажается гримасой, и он бросает мрачный взгляд на близнецов. Они успели воздвигнуть башню из «Лего», которая оказалась выше их роста. Ноа стоит рядом с башней на маленьком стульчике, пытаясь удержать в равновесии верхушку, и в этот самый момент все сооружение сгибается посередине.
– Это последний раз, когда вы меня видите, обещаю.
Услышав мой голос, мальчики дружно поднимают на меня глаза.
– Ура! – кричит Оскар. – Зои пришла!
Ноа спрыгивает со стула, и оба брата несутся ко мне. Башня рушится.
– Заберите свои коробки для завтраков, парни. Мы идем домой.
Я уже забрала их пальто с крючков перед комнатой группы продленного дня. Оба мальчика крепко обнимают меня за ноги, и мне приходится снимать их с себя, чтобы собрать для выхода на улицу.
– Это твое, верно? – спрашиваю я Ноа, совершенно точно зная, что пальто не его.
Он смеется и играючи стукает меня кулаком. А мне почему-то хочется плакать.
– Мамочка уже дома? – спрашивает Ноа.
Мы идем по тротуару, и его ладонь, уютно устроившаяся в моей руке, кажется горячей и немного липкой. Честно говоря, мне не хочется ее отпускать.
– Нет, еще нет. – Не имею ни малейшего понятия, что отвечать. Поступая на эту работу, я и не думала, что так привяжусь к ним. «Не лезь ни во что, добывай информацию, потом уходи» – такой была главная инструкция. Теперь дело провалено, и я знаю, что вряд ли снова найду работу, не говоря уже о каком-нибудь новом задании под прикрытием. В сложившейся ситуации перспектива заваривать чай и чистить до блеска ботинки босса кажется весьма завидной долей.
– А папочка уже дома? – спрашивает Оскар, эхом повторяя слова брата.
Я сжимаю его руку.
– Глупый, – насмехается Ноа и проползает между Оскаром и мной, пытаясь отцепить пальцы брата от моих.
Я мягко разворачиваю его в другую сторону.
– Боюсь, он еще не приехал домой. Но знаете что? Думаю, он вернется совсем скоро.
Я успела переговорить со своим боссом, и он уже подключает нужных людей. Мне остается только молиться, чтобы они смогли связаться с Джеймсом. Даже при том, что мальчики были совсем маленькими, чтобы помнить, как потеряли мать в прошлый раз, мне бы не хотелось, чтобы они переживали это вновь без своего отца.
– Кто-нибудь хочет сладостей по пути домой?
Я получаю ответ, на который рассчитываю, и мы останавливаемся у киоска, попавшегося по дороге. Целых десять минут уходит на то, чтобы близнецы наполнили маленькие кульки жевательными конфетами в форме розовых креветок, тянучками со вкусом малины и шербетом в форме летающих тарелок. Это немного отвлекает детей от того, что я рассказываю им за оставшуюся часть прогулки.
– Значит, мамочка уехала, как папочка? – спрашивает Оскар, когда я заканчиваю объяснять.
Я жду, что Ноа ответит на замечание брата своей обычной колкостью, но мальчик молча и задумчиво сосет сладости, когда мы подходим к входной двери.
– Да. Мамочка ненадолго уехала. Она плохо себя вела.
Прищуриваясь, я отпираю дверь и впускаю их в дом. Для меня оставшаяся часть дня пройдет за сбором вещей и составлением отчета. Но сначала мне нужно сделать звонок.
– Но теперь ты будешь нашей мамочкой, правда, Зои? – говорит Оскар, словно это так просто решается.
Я сажусь около мальчиков на корточки, помогая им развязать шнурки и засунуть ноги в тапочки. Комкая кульки со сладостями, они упорно пытаются стряхнуть с себя пальто.
– Нет, я больше не смогу присматривать за вами. – Не имеет ни малейшего смысла лгать им. – Мне действительно очень жаль. Мне нравилось быть вашей няней.
Это истинная правда. Я привязалась к ним больше, чем когда-либо могла себе представить, даже вставала среди ночи проведать их, если слышала какой-нибудь шум. Я вовсе не хотела становиться причиной ночных кошмаров Оскара и заставлять его думать, будто в его комнате пряталось чудовище.
Я поочередно смотрю в лицо каждого мальчика, и сердце томительно сжимается, когда их щеки вспыхивают. Оскар разражается слезами.
– Плакса, – язвительно бросает Ноа, но я знаю, что он чувствует то же самое.
– Ну уж нет!
И тут я понимаю, что с ними все будет в порядке. Они есть друг у друга, они – две половины целого. С этим близнецы и уносятся в гостиную, где начинают ссориться из-за пульта от телевизора.
А я прекрасно понимаю, что они чувствуют.
Взломанная дверь кабинета все еще открыта нараспашку. Покинув дом Пип, я поговорила с боссом, и теперь непрошеный визит братьев Элизабет обрел смысл. После истории с Пип я не знала, куда податься, так что первым делом приехала сюда и направилась прямиком в парк. Я села на лавочку, еще не оправившись от потрясения, вызванного событиями дня. Набрала номер и рассказала шефу обо всем, что произошло. Он объяснил, что братья Шихэн искали в доме те же бумаги, что и я.
– Ты действительно отлично поработала, Хэзер, – сказал босс так, словно никогда и не рассчитывал на то, что я справлюсь. Я позволила себе насладиться похвалой. – Я знаю, твою работу пришлось свернуть, но некоторые из отправленных тобой документов оказались ключевыми. Теперь у отдела по борьбе с мошенничеством из Джерси есть веское доказательство, и все благодаря тебе.
