Фридрих Незнанский - Игра по крупному

—   Слушай, а как тебя зовут? — спросил он.

—   Я ведь уже говорила, а ты все запомнить не можешь. Да иди же, не стой! Но сначала сделай вид, что ко мне пристаешь, а я отбиваюсь...

Он протянул к ней руку, она ударила его по пальцам. Со стороны это выглядело не очень убе­дительно, но на большее сейчас он не был способен. То, что несколько минут назад сообщил ему брат, — не вмещалось в голове.

И тут еще это... Краем глаза он заметил, что обе машины, про которые только что говорила Оксана, двинулись за ним, держа дистанцию.

Рустам почувствовал, как у него похолодело где-то внизу живота. Как после того случая в Бутырке, когда ему сообщили, что после случив­шегося в камере он вполне тянет на вышку.

Одно дело наблюдать погони по видаку, держа в одной руке банку пива, а другой придерживая податливую телку у себя на коленях, и совсем другое дело, когда гонятся за тобой.

Рустам вел машину и думал о брате.

...Рагим был еще очень слаб, говорил едва слышно, некоторые фразы повторял по несколь­ку раз. Есть какие-то очень ценные бумаги. Он доверяет их младшему брату. За этими бумагами сейчас идет настоящая охота. Они национальное достояние всего Кавказа.

Рагим не успел их спрятать за границей. Не до того было. Очень много времени и сил у него отняла эта эпопея с освобождением его, Рустама... Он не знает, кому доверить эту тайну. Вся надежда на него, младшего брата. Он уже взрос­лый. Он помнит, что пришлось вынести и на что пойти его старшему брату, чтобы спасти его от русских лагерей... Теперь Рустам должен принять сейчас часть дел, которые не терпят отлагательст­ва.

Пусть Рустам отдаст эти бумаги, про которые Рагим не может пока сказать ничего конкретно­го — нет ни сил, ни времени, — сыну Президен­та.

И пусть Рустам этому не удивляется. Да, они с Алекпером долгое время были врагами, хотя исповедовали одну идею — транспортировка му­сульманской нефти должна проходить через му­сульманские страны.

Алекперу этот путь представлялся более эко­номичным. Рагима больше интересовала, в силу его недавнего прошлого, идеологическая сторона дела... Сказав это, Рагим слабо улыбнулся. Вспомнил, что, пока он просиживал штаны в кабинете райкома, на его жизнь никто и не думал покушаться. Сонное было время. Сейчас все под­скочили, как если бы всех разбудил один и тот же страшный сон. И стали за все хвататься, размахи­вать руками, продолжая борьбу уже наяву.

Рустам ехал медленно, потом прибавлял ско­рость, постоянно оглядывался и всякий раз видел, как преследователи повторяли его манев­ры.

Рустам уже не знал, куда он едет. К кому обратиться за помощью? Брат сказал, что дове­рять следует лишь своим родственникам. Но большей частью они живут в их родном Наурс­ком районе. Оставалась Фирюза, жена брата... Что-то у них как будто не сладилось, но брат ей в таких делах доверял... И даже как-то вскользь сказал Рустаму, что ей обязан спасением — она нашла ему западных врачей и спасла.

Значит, ехать надо к ней. Там отсидеться и подумать.

И он резко нажал на педаль газа, потом мель­ком взглянул в зеркало заднего обзора... Так и есть — тоже погнали. Кто знает, возможно, он будет обязан своей жизнью этой маленькой хохлушке, имя которой никак не может запо­мнить.

13

—    Вы привезли мне кассету? — спросила Фирюза.

—   Я понял так, что она вас больше не интере­сует, — ответил Солонин, следуя за ней в гости­ную.

Роскошная женщина, Деларе, пожалуй, не ус­тупит. Солонин чувствовал себя не в своей тарел­ке — то ли волновался, то ли смущался — раньше такого при общении с женщинами он в себе не замечал.

—  Разговор был о том, что вы можете кое-что поведать нам о каких-то архивах вашего супру­га, — сказал он.

Она беззаботно дернула плечиком.

—   Может быть...

—   Что вы будете пить? — спросила она, когда они устроились за маленьким столиком. — Кофе, джин с тоником?

Солонин медлил с ответом. Не похоже, что за портьерой кто-нибудь прятался. Он чувствовал себя неуютно, не ощущая привычной тяжести бронежилета под рубашкой.

—   Что-нибудь не так? — Она буквально обжи­гала его своими лучистыми глазами.

—   Я предпочел бы кофе... — сказал он, заста­вив себя смотреть ей прямо в глаза.

—  Вы мне запомнились с того раута у фран­цузского посла, — сказала она. — Но вы предпо­чли общество госпожи Амировой. И даже не при­гласили меня танцевать, хоть я видела, что вам этого хотелось.

Он чуть склонил голову, предоставив ей воз­можность полюбоваться своим пробором.

Она вдруг поднялась и вышла из гостиной. Прием обычный, подумал Солонин. Вышла, а в это время кто-нибудь наблюдает в глазок или через видеокамеру, как я рассовываю по карма­нам серебряные ложечки.

И все же оглядеться не мешало. И принюхать­ся, как советовал премудрый Александр Бори- сыч... Современная химия способна на чудеса — усну в этом кресле, как камнем уйду под воду. Или это произойдет в спальне... К этому, кажет­ся, идет. Прислуга предусмотрительно отпущена, и потому хозяйке пришлось самой идти на кухню. А там можно подсыпать кое-чего в ко­феек.

Госпожа Мансурова вошла с кофеваркой в руках. Она улыбалась, сверкая своими велико­лепными зубами.

—   Я люблю в кофе добавлять ликер, — сказа­ла она. — А вы?

—   Предпочитаю коньяк, — ответил Солонин, откидываясь в кресле. Но закидывать свои ноги на спинку другого кресла, как он это обычно проделывал, не стал. Тем более что в соседнем кресле сидела очень красивая и очень уверенная в себе хозяйка дома.

Лукаво поглядывая на гостя, она быстро при­готовила кофе, и Солонин благодарно кивнул ей, оценив вкус замечательного напитка.

—    Вернемся к нашим архивам, о которых вы говорили с моим компаньоном, — сказал он.

—   Сначала кассета, — сказала она.

—    Но у меня ее нет с собой. Мой друг выска­зался на этот случай, что вы доверяете его воспи­танности и скромности.

—   Ничего себе скромность, ничего себе вос­питанность! — Она рассмеялась. — Они снимают меня в самый интимный момент моего свободно­го времяпрепровождения и хотят, чтобы я, за­мужняя женщина, полагалась на их скромность!

Браво, сказал себе Солонин, ей не откажешь в чувстве юмора.

—   Но он именно так сказал, — улыбнулся Со­лонин.

—   А вы, значит, в этом деле посторонний? — сощурилась она. — Что-то не верится... Вы хоть видели, что там снято? Не поверю, если скажете, что не видели.

—   Ну что ж, мне не остается ничего другого, как в этом признаться... — сокрушенно вздохнул гость.

Улыбка застыла на ее холеном лице. Взгляд стал тягучим и затуманенным.

—   Ну и как я вам? — спросила она.

Начинается, подумал Солонин.

—   Думаю, вашему партнеру не удалось рас­крыть ваши лучшие качества.

—   А вы знаете, как это сделать? — спросила она, понизив голос.

Теперь никуда не денешься, подумал он, при­дется вести тру до конца. Вот не думал, что это действительно случится.

—   Не мне судить, — ответил он ей в тон. — Но иногда мне кажется, женщины сами не пред­ставляют, что в них таится, какие богатства. Вот как нефть под дном Каспия...

Она замерла, когда услыхала такое сравнение. Потом вздохнула.

—   Я думала, вы другой, можете хоть иногда забыть о политике и бизнесе.

—   Я и есть другой. Вы просто спешите с вы­водами.

Она не ответила, быстро допила свой кофе. Ему даже показалось, что она мельком взглянула на часы.

Торопится, подумал он. Наверное, ей дали немного времени. Возможно, у кого-то за шкафом уже затекли ноги. Ловушка, конечно, для него подготовлена весьма комфортабельная. В такую легче всего попасть. Особенно если сам туда лезешь. А так — куда ей торопиться? Муж в реанимации, прислуга в отгуле...

Он продолжал пить кофе мелкими глотками, ожидая, что она проявит нетерпение. Так и есть, посмотрела на него с досадой.

Все-таки он ей нравился. Он чувствовал это. Значит, могла бы хоть немного пожалеть о том, что такого красивого мужика затащила к себе как барана на скотобойню. Кадуев где-то рядом. Или кто-то из его людей. Он это понимал.