Данил Корецкий - Освобождение шпиона
Где же машина?!!
Мигунов поравнялся с крыльцом черного хода. Выбросил окурок, прошелся взад-вперед, жадно вглядываясь в приближающиеся машины.
США, Лэнгли, штаб-квартира ЦРУ
По закрытой связи Паркинсон подробно докладывал обстановку заместителю Директора. Остальные сотрудники Русского отдела молча слушали.
Всем, конечно, было предельно ясно, что московская агентурная сеть, тот самый ее ракетно-стратегический сектор, о восстановлении которого столько говорил Директор, — сектор этот провалился окончательно. В данный конкретный момент неясно было одно: что делать с операцией «Рок-н-ролл», которую в эти самые минуты проводит Грант Лернер.
— «Зенита» надо вытаскивать, — ни к кому не обращаясь, сказал Алан Фьюжн, на его черном лице не было и тени сомнений. Если не считать, что он сам походил на тень. — Это один из самых ценных наших информаторов, он нам здорово помог в свое время. Не только в плане обороноспособности США, но — будем откровенны — и чисто в личном плане, в плане карьеры…
Фьюжн обвел глазами присутствующих, ища поддержки. Но не нашел.
— Ладно, взять хотя бы меня. Не будь «Зенита», я бы уж точно никогда не возглавил отдел, сидел бы до сих пор в третьих заместителях. Я не стыжусь этого. Я это четко понимаю.
— Конечно, если придерживаться морали, то непорядочно бросать бывшего агента, — кивнул Барнс. — Но моральными категориями не руководствуются ни в одной разведке мира. Только соображениями целесообразности.
— Верно, — согласился Канарис. — Но помощь провалившимся агентам имеет большое значение для всех остальных. Они убеждаются в нашей надежности и начинают больше нам доверять. И наоборот. Значит, освобождение «Зенита» не только морально, но и целесообразно…
Паркинсон закончил доклад и замолчал. Сотрудники перестали разговаривать и переключили все внимание на него. На другом конце провода принималось решение, и никто из собравшихся, не мог сказать — каким оно будет. В кабинете наступила мертвая тишина.
* * *Окрестности Заозерска
Слева от дороги промелькнула перечеркнутая красной линией табличка «Заозерск». Они выехали из города в южном направлении. По обочинам все еще тянулись какие-то склады, ангары, станции техобслуживания, неожиданно вынырнула церковка с синими куполами. Потом пошли голые поля, и — одна за другой — несколько прилепившихся к дороге деревенек. А уж за ними начался лес, настоящая сибирская тайга.
Анна надавила на педаль акселератора, старенький двухдверный «судзуки» набрал скорость и полетел по дороге, гремя незакрепленным огнетушителем в багажнике. Грант Лернер сидел рядом, на коленях у него сумка, на сумке — портативная рация, подробная карта Заозерского района и часы «Сейко», которые он использует во время операций. Это его дирижерский пульт. Подробно расписанная партитура пьесы находится в голове Лернера — он никогда не держит перед собой никаких записей и пометок. Оркестр не так уж велик: беглый заключенный, два автомобиля японского производства и два вертолета.
Оркестранты на своих местах, пьеса набирает ход, перетекая из цифры в цифру. Остается только следить, чтобы каждый инструмент вступил в нужном такте, на нужной доле, не раньше и не позже. И чтобы никто не сфальшивил. Ни на полтона, ни на четверть тона.
— Волнуешься? — спросила Анна.
— Как всегда, — кивнул Дирижер. — Тем более, у меня комплекс вины перед «Зенитом».
— Почему? — удивилась она. — Ты блестяще провел «Рок-н-ролл под Кремлем», обвел вокруг пальца русскую контрразведку и вывел его из-под наблюдения, а потом вмешалась случайность…
— Но «Зениту» от этого не легче. Восемь лет на особом режиме… Ты передала для него виски?
— Да. И это единственная достоверная деталь, которая известна водителю.
— Очень хорошо, — сказал Лернер. — Я тоже люблю использовать людей «вслепую»…
Секундная стрелка обежала круг, минутная сместилась на одно деление, вплотную приблизившись к цифре «6».
— «Воздух-первый», это Диспетчер, время 9-30. Доложите обстановку.
— График в норме, Диспетчер. Нахожусь в квадрате А-8, приближаюсь к северо-западному сектору квадрата Б-7. Иду на минимальной высоте. Буду по времени.
Грант положил рацию, посмотрел на Анну, погладил ее колено, сжал пальцы. Это его успокаивало.
— Правое переднее колесо гудит, — пожаловалась она. — Слышишь? Подшипник, наверное.
— Я его еще в городе слышал, — сказал Лернер. — Что ты хотела от машины за три тысячи долларов?
— Мог бы не экономить на этом. Вот колесо отвалится на полном ходу, будет тебе и график, и точность, и небо в алмазах…
— Я никогда ни на чем не экономил, — нахмурился Лернер. — Этой машине нужно проехать сорок три километра. Она проедет их, я тебе гарантирую. Ты тоже нервничаешь, похоже?
— Немного, — Анна убрала со лба челку, быстро взглянула на себя в зеркало. — А что, заметно?
Грант пожал плечами.
Ее телефон завибрировал, потом заиграл мелодию. Анна взяла трубку.
— Здравствуйте, Маша! — раздался простецкий мужской голос. — Это Гриша. Я забрал вашего дядю. Только что повернули с Дзержинского, скоро выедем на шоссе.
— Очень хорошо, — одобрила Анна.
Мужчина в трубке хохотнул.
— Ему ваше виски понравилось. Как говорится, впрок пошло!
— Очень хорошо, — повторила Анна, поморщившись. — Молодец, Гриша!
Они с Грантом переглянулись. Операция вышла на финишную прямую. Дирижер посмотрел на часы. Секунда в секунду. Но расслабляться нельзя: при самом благоприятном развитии событий могут произойти непредвиденные случайности. Лернер Грант знал это очень хорошо. Но он всегда старался свести вероятность случайности к минимуму.
Грант снова взял рацию.
— «Воздух-два», это Диспетчер. Доложите обстановку.
— Все в норме, Диспетчер. Барражирую на малой высоте в квадрате Б-6.
— Ждите дальнейших указаний.
Лернер отключился.
Маленький «судзуки» уверенно проглатывал километр за километром бетонного шоссе, гремя на стыках огнетушителем. Словно такты отмеривал: раз-два-три-четыре… раз-два-три-четыре…
Дорога почти пуста, им встретилось не больше десятка встречных машин и две попутные фуры, которые Анна уверенно обогнала. Высокий черный лес взрезывал небо своими острыми вершинами, оставляя наверху голубоватый клин, сходящийся в точку на горизонте. Именно туда, к небольшой просеке в стороне от шоссе, на 33-м километре, двигались все участники операции. Каждый по своей траектории.
— Приедем домой, первым делом приму нормальную ванну, — сказала Анна. — Горячую ванну. С солью, пеной, массажем и прочими приятностями. И с тобой, конечно.
Лернер молчал.
— Не представляю, как они живут здесь, в этом Заозерске, — продолжала Анна. — И вообще. Всю жизнь вот так… Им-то возвращаться некуда.
— Сколько на одометре? — перебил ее Грант.
— Девятнадцать километров семьсот, — сказала она.
Он сверился с часами: 9-40. В пределах допустимого.
Сделал карандашные отметки на карте, фиксируя местонахождение участников «Рок-н-ролла».
Раз-два-три-четыре… Раз-два-три-четыре… Дирижер умело поддерживал ритм пьесы.
* * *Волновался он зря. Серая «тойота» подъехала к крыльцу, когда на часах у Мигунова было ровно 9-30.
Он открыл переднюю пассажирскую дверцу:
— Вы Гриша? От Маши?
Никогда в своей шпионской жизни он не пользовался столь незамысловатым паролем.
Сидящий за рулем крепкий мужичок осклабился, обнажая железные зубы.
— Точно! Маша прислала! Хорошая у тебя племянница…
Похоже, на этом его словарный запас был исчерпан.
«Зенит» понял, почему отклонили его предложение сделать паролем строчки из припева «Тюремного рока».
На заднем сиденье вместо теплого пледа, подушки, пакета с бутербродами и термоса с кофе лежали какие-то коробки и запчасти. Мигунов сел рядом с водителем, и машина тронулась с места, развернулась и ходко выскочила на проспект.
— Я пришел слишком рано. Думал, вы уже уехали, — проговорил Мигунов охрипшим голосом. Его бил озноб.
— Не-е-е, я всегда точный…
Шофер, не отрывая взгляда от дороги, протянул руку и открыл перчаточный ящик.
— Тут она тебе бутылку передала. Ну, бабец — огонь! И знает, что мужику нужно…
Мигунов достал маленькую плоскую бутылку «Катти Сарк», отвинтил крышку, сделал длинный глоток. Он успел забыть вкус виски, да и вообще вкус спиртного. Сейчас вместе с обжигающим теплом, отдающим солодом и хлебом, к нему словно возвращалась память о прежней жизни.
Неужели удалось?! За окном простиралась бескрайняя свобода, мелькали дома, деревья, люди. Голова кружилась. Ему хотелось петь, прищелкивая пальцами, и раскачиваться на сиденье. Let’s rock! Everybody let’s rock!.. Он сделал еще несколько глотков.
