Данил Корецкий - Рок-н-ролл под Кремлем. Книга 5. Освобождение шпиона
На часах 9-27. Ах, черт. Еще целых три минуты!
Может, часы все-таки отстают, и машина давно уехала?
Мигунов поежился, засунул руки в карманы брюк. Там лежали какие-то таблетки, зажигалка, немного мелких денег. В карманах пиджака он нашел паспорт и пачку «Явы». Раскрыл паспорт, прочел: «Федосеен- ко Игорь Матвеевич, год рождения 1974». Отошел к ограде, незаметно выбросил паспорт в траву. Игорю Матвеевичу документы определенно больше не понадобятся.
Достал сигарету, закурил. Все-таки удивительно как-то вышло... Понятой на вид казался тихим, покладистым... В чем-то даже жалким — такие всегда стоят в очереди последними, а любое обращение к незнакомому начинают со слова «простите». Простите, но вы только что ударили женщину. Простите, но я не буду отдавать вам свою одежду... Мигунов, не помня себя, свалил его на пол, несколько раз ударил по лицу, а потом... Он не собирался его убивать. Точнее, он твердо помнил, что на одежде, которую он наденет, не должно быть пятен крови. Да, он помнил. И поэтому не раскроил ему череп пистолетом, а — задушил. Как Блинова. Это получилось как бы само собой.
Ну и хер с ним, с Игорем Матвеевичем!
...9-29.
Он развернулся и, преодолевая себя, пошел обратно. Мимо проезжали машины, шли по своим делам люди. Не те машины и не те люди. Впереди остановился автобус, двое парней с военной выправкой пружинисто выскочили наружу и направились к зданию Следственного управления.
Черт-те что, подумал Мигунов, провожая их взглядом. Вот-вот конвой зайдет в этот чертов класс. Возможно, уже зашел. Не будут же они торчать вечно в коридоре... Вот-вот поднимется тревога, завоют сирены, затопают по асфальту сапоги, а беглец никуда не делся — вот он, голубчик, гуляет рядом с управлением... -
Где же машина?!!
Мигунов поравнялся с крыльцом черного хода. Выбросил окурок, прошелся взад-вперед, жадно вглядываясь в приближающиеся машины.
США, Лэнгли, штаб-квартира ЦРУ
По закрытой связи Паркинсон подробно докладывал обстановку заместителю Директора. Остальные сотрудники Русского отдела молча слушали.
Всем, конечно, было предельно ясно, что московская агентурная сеть, тот самый ее ракетно-стратегический сектор, о восстановлении которого столько говорил Директор, — сектор этот провалился окончательно. В данный конкретный момент неясно было одно: что делать с операцией «Рок-н-ролл», которую в эти самые минуты проводит Грант Лернер,
— «Зенита» надо вытаскивать, — ни к кому не обращаясь, сказал Алан Фьюжн, На его черном лице не было и тени сомнений. Если не считать, что он сам походил на тень.
— Это один из самых ценных наших информаторов, он нам здорово помог в свое время. Не только в плане обороноспособности США, но — будем откровенны — и чисто в личном плане, в плане карьеры...
Фьюжн обвел глазами присутствующих, ища поддержки. Но не нашел.
— Ладно, взять хотя бы меня. Не будь «Зенита», я бы уж точно никогда не возглавил отдел, сидел бы до сих пор в третьих заместителях. . . Я не стыжусь этого. Я это четко понимаю.
— Конечно, если придерживаться морали, то непорядочно бросать бывшего агента, — кивнул Барнс. — Но моральными категориями не руководствуются ни в одной разведке мира. Только соображениями целесообразности,
— Верно, — согласился Канарис. — Но помощь провалившимся агентам имеет большое значение для всех остальных. Они убеждаются в нашей надежности и начинают больше нам доверять. И наоборот. Значит, освобождение «Зенита» не только морально, но и целесообразно...
Паркинсон закончил доклад и замолчал. Сотрудники перестали разговаривать и переключили все внимание на него. На другом конце провода принималось решение, и никто из собравшихся, не мог сказать - каким оно будет. В кабинете наступила мертвая тишина.
* * *Окрестности Заозерска
Слева от дороги промелькнула перечеркнутая красной линией табличка «Заозерск». Они выехали из города в южном направлении. По обочинам все еще тянулись какие-то склады, ангары, станции техобслуживания, неожиданно вынырнула церковка с синими куполами. Потом пошли голые поля, и — одна за другой — несколько прилепившихся к дороге деревенек. А уж за ними начался лес, настоящая сибирская тайга.
Анна надавила на педаль акселератора, старенький двухдверный «судзуки» набрал скорость и полетел по дороге, тремя незакрепленным огнетушителем в багажнике. Грант Лернер сидел рядом, на коленях у него сумка, на сумке - портативная рация, подробная карта Заозерского района и часы «Сейко», которые он использует во время операций. Это его дирижерский пульт. Подробно расписанная партитура пьесы находится в голове Лернера — он никогда не держит перед собой никаких записей и пометок. Оркестр не так уж велик: беглый заключенный, два автомобиля японского производства и два вертолета.
Оркестранты на своих местах, пьеса набирает ход, перетекая из цифры в цифру. Остается только следить, чтобы каждый инструмент вступил в нужном такте, на нужной доле, не раньше и не позже. И чтобы никто не сфальшивил. Ни на полтона, ни на четверть тона.
— Волнуешься? - спросила Анна.
— Как всегда, - кивнул Дирижер. — Тем более, у меня комплекс вины перед «Зенитом».
— Почему? — удивилась она. — Ты блестяще провел «Рок-н-ролл под Кремлем», обвел вокруг пальца русскую контрразведку и вывел его из-под наблюдения, а потом вмешалась случайность...
— Но «Зениту» от этого не легче. Восемь лет на особом режиме... Ты передала для него виски?
— Да. И это единственная достоверная деталь, которая известна водителю.
— Очень хорошо, — сказал Лернер. — Я тоже люблю использовать людей «вслепую»...
Секундная стрелка обежала круг, минутная сместилась на одно деление, вплотную приблизившись к цифре «6».
— «Воздух-первый», это Диспетчер, время 9-30. Доложите обстановку.
— График в норме, Диспетчер. Нахожусь в квадрате А-8, приближаюсь к северо-западному сектору квадрата Б-7. Иду на минимальной высоте. Буду по времени.
Грант положил рацию, посмотрел на Анну, погладил ее колено, сжал пальцы. Это его успокаивало.
— Правое переднее колесо гудит, — пожаловалась она. — Слышишь? Подшипник, наверное.
— Я его еще в городе слышал, — сказал Лернер. — Что ты хотела от машины за три тысячи долларов?
— Мог бы не экономить на этом. Вот колесо отвалится на полном ходу, будет тебе и график, и точность, и небо в алмазах...
— Я никогда ни на чем не экономил, - нахмурился Лернер. - Этой машине нужно проехать сорок три километра. Она проедет их, я тебе гарантирую. Ты тоже нервничаешь, похоже?
— Немного, — Анна убрала со лба челку, быстро взглянула на себя в зеркало. - А что, заметно?
Грант пожал плечами.
Ее телефон завибрировал, потом заиграл мелодию. Анна взяла трубку.
— Здравствуйте, Маша! - раздался простецкий мужской голос. - Это Гриша. Я забрал вашего дядю. Только что повернули с Дзержинского, скоро выедем на шоссе.
— Очень хорошо, — одобрила Анна.
Мужчина в трубке хохотнул,
— Ему ваше виски понравилось. Как говорится, впрок пошло!
— Очень хорошо, — повторила Анна, поморщившись. — Молодец, Гриша!
Они с Грантом переглянулись. Операция вышла на финишную прямую. Дирижер посмотрел на часы. Секунда в секунду. Но расслабляться нельзя: при самом благоприятном развитии событий могут произойти непредвиденные случайности. Лернер Грант знал это очень хорошо. Но он всегда старался свести вероятность случайности к минимуму.
Грант снова взял рацию.
— «Воздух-два», это Диспетчер. Доложите обстановку.
— Все в норме, Диспетчер. Барражирую на малой высоте в квадрате Б-6.
— Ждите дальнейших указаний.
Лернер отключился.
Маленький «судзуки» уверенно проглатывал километр за километром бетонного шоссе, гремя на стыках огнетушителем. Словно такты отмеривал: раз-два-три- четыре... раз-два-три-четыре...
Дорога почти пуста, им встретилось не больше десятка встречных машин и две попутные фуры, которые Анна уверенно обогнала. Высокий черный лес взрезывал небо своими острыми вершинами, оставляя наверху голубоватый клин, сходящий в точку на горизонте. Именно туда, к небольшой просеке в стороне от шоссе, на 33-м километре, двигались все участники операции. Каждый по своей траектории.
— Приедем домой, первым делом приму нормальную ванну, — сказала Анна. — Горячую ванну. С солью, пеной, массажем и прочими приятностями. И с тобой, конечно.
Лернер молчал.
— Не представляю, как они живут здесь, в этом Заозерске, — продолжала Анна. — И вообще. Всю жизнь вот так... Им-то возвращаться некуда.
— Сколько на одометре? - перебил ее Грант.
— Девятнадцать километров семьсот, — сказала она.
Он сверился с часами: 9-40. В пределах допустимого.