Мюзик-холл на Гроув-Лейн - Шарлотта Брандиш

Тревишем понял, что если мисс Крамбл своевременно не унять, то допрос затянется надолго, а этого он допустить никак не мог.

– Сядьте, мисс Крамбл! – инспектор умел быть убедительным, хоть и крайне редко прибегал к подобному тону в разговорах с представительницами женского пола. – Если это принесёт вам облегчение, то знайте, что обыск в вашей комнате проводил я, а не констебли.

Эффи, опешившая от грозного окрика инспектора, послушно опустилась на предложенный стул и растерянно заморгала. Однако так просто капитулировать она не собиралась – вскочив, девушка решительно отставила шатающийся на всех четырёх ногах стул в сторону и приказала тоном оскорблённой королевы в изгнании:

– Сержант, принесите мне нормальный стул. Или же я останусь стоять!

Когда Гатри, предварительно встретившись взглядом с инспектором, принёс из кухни другой стул, девушка царственно ему кивнула и опустилась на сиденье, закинув одну ногу на другую и продемонстрировав инспектору стройные лодыжки в коричневых шерстяных чулках и блестящие лаковые туфли на практичном квадратном каблучке.

– Ваше полное имя, – сухо попросил Тревишем, сделав знак сержанту, чтобы тот приступал к записям.

– Евфимия[16] Полин Танбриджер, – нехотя произнесла девушка, и инспектор чудом удержался, чтобы не хмыкнуть. Пока что всё говорило о том, что имя, данное свидетельнице при рождении, не имело ничего общего с её характером.

– Эффи Крамбл – ваш сценический псевдоним, как я понимаю?

– Да, сэр. И я предпочитаю, чтобы ко мне обращались именно так, – девушка тряхнула кудряшками.

– Мы с сержантом непременно это учтём, – с сарказмом пообещал инспектор. – Где и когда вы родились, мисс Крамбл?

– В Шордиче, в 1912 году.

– Сколько лет вы трудитесь актрисой? – на слове «трудитесь» Тревишем запнулся, внимательно наблюдая за реакцией свидетельницы, и та не замедлила последовать.

– Сколько себя помню, инспектор, – в голосе девушки зазвенели ледяные колокольчики. – Я жанровая актриса. Пою, танцую, выступаю в амплуа субретки. Мне предлагают и характерные роли, и…

– …Это всё, конечно, очень интересно, мисс Крамбл, но где вы находились прошлым вечером, когда мисс Бекхайм обнаружили бездыханной?

– Я услышала крик горничной, когда мы пили… чай в комнате миссис Бенджамин. Сэр. Мы отмечали состоявшуюся накануне премьеру.

– Кто ещё был с вами?

– Миссис Бенджамин, мисс Прайс, мистер Адамсон… – Эффи, прикрыв утомлённые заплаканные глаза, мысленно воскрешала воспоминания о прошлом вечере, стараясь не разреветься перед грубияном-инспектором и его краснолицым сержантом.

– Кто-нибудь из перечисленных вами особ… ну, или вы сами, мисс Крамбл… выходил из комнаты накануне того, как горничная обнаружила тело мисс Бекхайм, зарезанной вот этим ножом?

Вид ножа, который Тревишем отработанным движением выхватил из-за спины и продемонстрировал свидетельнице, произвёл на неё сильнейшее впечатление. Глаза её тотчас же наполнились слезами, черты исказились – и она, неловко прикрывая лицо рукой, не закованной в гипс, принялась бурно всхлипывать:

– О Господи!.. Бедная, бедная Лавиния! Вы это специально, я знаю! Вы специально показали мне его! Вот уж не думала, что в полиции Лондона работают… «тру-у-дя-а-атся»… – ехидство служило Эффи подспорьем в минуты любых жизненных неурядиц, и даже в такой трагический момент она не отказала себе в удовольствии поддеть инспектора его же приёмом, – такие… такие бездушные люди!

Излюбленной манерой инспектора при допросе было выбить почву из-под ног свидетеля, распалив его или же повергнув в смущение, и обычно такой метод оказывался весьма действенным, но на этот раз Тревишем и сам понял, что давление было излишним, а потому смягчился и сменил тактику.

– Сержант, принесите, пожалуйста, стакан воды для мисс Крамбл, – приказал он и прибавил как можно мягче, изобразив извиняющуюся улыбку: – Мисс Крамбл, я прошу простить мне… э-э… некоторую грубость. Но вы должны понимать – произошло убийство, и убийца всё ещё находится в этом доме.

– А вот и ошибаетесь! Сэр, – Эффи, почувствовав его смущение, прекратила всхлипывать и вернулась к прежнему задиристому тону. – Никто из наших не мог этого сделать! Вам бы следовало хорошенько обыскать ближайшие улицы, а не сторожить нас в наших комнатах, будто бы мы все – преступники!

– И кого же мы должны искать в окрестностях Камберуэлл-Гроув? – поинтересовался Тревишем с очень серьёзным видом.

– Как кого?! Умалишённого бродягу, разумеется! Кто же ещё, по-вашему, мог сотворить такое с Лавинией? – Эффи наспех вытерла лицо вынутым из кармашка юбки платком и приняла из рук сержанта стакан, доверху наполненный водой. – А вдруг он сбежал из больницы Модсли, а, сэр? Бог его знает, что за эксперименты там проводят. Люди, знаете ли, всякое болтают.

Пока она торопливо пила, по-детски шмыгая носом, инспектор напряжённо её разглядывал. До сих пор ему не доводилось близко встречаться с людьми артистического склада, и мысль о том, что вся ночь уйдёт на допросы таких вот ненадёжных и невероятно эмоциональных свидетелей, ничуть его не вдохновила. Если каждый будет устраивать подобные представления… Инспектор обречённо вздохнул. А к девяти утра, к моменту, когда в отделение прибудет суперинтендант, он, инспектор Тревишем, должен будет предоставить ему подробный рапорт, вероятного подозреваемого и внятную версию произошедшего. В противном случае повышения в ближайшее время ему не видать.

– Мы рассматриваем и такую вероятность, мисс Крамбл, – уклончиво произнёс он, когда свидетельница немного успокоилась. – Но что вас навело на эти мысли? Вы видели или слышали кого-то постороннего прошлым вечером? Вам показалось, что кто-то с улицы проник в пансион?

– А что, разве такого не могло произойти? Дверь чёрного хода, между прочим, всегда открыта. И прислуги вчера в доме не было.

– То есть сами вы ничего не видели? – уточнил Тревишем, вынудив девушку кивнуть. – Тогда давайте вернёмся к вопросам. Значит, вы сидели в комнате миссис Бенджамин и никуда не выходили? И не припоминаете, чтобы кто-то другой покидал комнату?

– Нет, не выходила. Нет, не припоминаю.

Эффи, как всегда после бурных слёз, впала в оцепенение, инспектор же, напротив, испытал прилив сил.

– С кем из членов труппы у мисс Бекхайм были натянутые отношения?

– Ни с кем. Лавиния со всеми хорошо ладила. Сэр.

– Мисс Бекхайм никогда не упоминала, что опасается кого-то?

– Нет, я ни о чём таком не знаю. Сэр.

– У неё были долги?

– Мне ничего об этом неизвестно. Сэр.

– Что было после того, как закричала горничная? Вы сразу поняли, что случилось что-то… э-э… что-то необычное? – инспектор постарался избежать слова «убийство», чтобы не вызвать у свидетельницы новый приступ рыданий.

– В гостиной играла музыка. А вот потом… – девушка судорожно всхлипнула, но справилась с собой, и у полицейских одновременно вырвался вздох облегчения, – потом стало понятно… Элис так голосила, что её бы и в Дорсете услышали, – привычное ехидство лишь слабой тенью скользнуло