Евгений Сартинов - Нумизмат
— Ага, стукачка со сталинских времён!
— А вы, гражданка Колкина, занимаетесь противозаконнной деятельностью и устраиваете тут притон для разных уголовников…
— Хватит, лейтенант! Идите, остыньте, — прервал Шпилькина высокий, седоватый человек в штатском, все это время молчавший, но сразу причисленный милиционером к более солидным, чем они, «органам». Молча козырнув, красный от гнева участковый, тяжело отдуваясь, вышел на улицу.
А Киреев сел сбоку от взвинченной женщины и своим мягким, дипломатичным голосом спросил:
— Надежда Алексеевна, ради бога, припомните, пожалуйста, когда ваш постоялец приходил в последний раз?
Скорик удивлённо посмотрел на «напарника». Он собирался действовать по-другому, хотел нажать на хозяйку, подозревая, что у неё с Силиным были более тесные отношения. На это указывал и звонок женщины на стройку, Паршину. Но Надя как-то сразу обмякла и тихо спросила:
— А что он такого сотворил?
— Это очень опасный человек, вы уж поверьте мне! На его совести очень много крови!
16. КАК КРЫСА.
О происходящих вокруг него событиях Силин, конечно, и не догадывался. Цепь случайностей продолжала хранить его там, где он не смог всего просчитать. Утром он забрался в своё убежище в дурном настроении. Голод вовсю атаковал его измученное тело. Ночью он спустился вниз, рассчитывая, что, может быть, в дом завезли продукты, но увы! Два громадных холодильника на кухне оказались девственно пусты.
На голодный желудок сон не шёл. Нумизмат лежал, чувствуя, как сквозь него протекает всемогущее время, медленно и мучительно. Именно время было теперь его основным врагом.
«Черт, так можно и с голоду сдохнуть! Сколько ещё осталось, дня четыре? А если они задержатся, скажем, ещё на пару недель? Тогда столетия через четыре, ломая этот дом, какие-нибудь роботы-строители с удивлением обнаружат хорошо сохранившийся скелет человека. Черт! И на рёбрах ни капли жира. Как там говорил Митька Паклин по кличке Центнер? „Лишний вес это не недостаток, а два лишних месяца жизни в концлагере“. Мне бы хоть половину его прослойки, я бы тут до Нового года провалялся».
Его размышления прервал отдалённый шум, донёсшийся откуда-то снизу. Силин насторожился и вскоре уловил глухие голоса и звонкий женский смех, выделяющийся даже в этой жестяной коробке.
«Уж не „мадам“ ли приехала?» — вспыхнула надежда у Нумизмата. Чтобы выяснить все до конца, он пополз по своему «персональному метро» к воздушным отдушинам обеих спален. Двигался он, как всегда, ногами вперёд, издавая лишь лёгкий шорох. Все было как обычно, но на этот раз Михаил допустил одну ошибку. Он не снял с руки часов и пару раз негромко стукнул ими по жести, а один раз коротко проскрежетал по очередному стыку. Нумизмат был в полной уверенности, что под ним, в коридоре, никого нет, он не слышал ничьих шагов. Он и не мог их слышать. Евгений Михайлович Ерхов носил лаковые туфли, подбитые войлоком. Стоя сейчас посередине коридора, этот высокий, хорошо кормленный последние сорок лет человек с ужасом прислушивался к доносящимся до него непонятным звукам: шорохам, постукиванию. Он не мог понять, откуда они доносятся, что ещё больше приводило его в панический ужас. Да, Евгений Михайлович до истерики боялся крыс, но ещё больше он боялся своей хозяйки, Анны Марковны.
Бывают люди, для которых в слове «холоп» не существует уничижительной окраски, это просто нормальное состояние души. Евгеша Ерхов с детства бегал на побегушках у своих более старших братьев и друзей. Свою трудовую деятельность он начал официантом в ресторане, даже в армии Ерхов умудрился пристроиться на весь срок кухонным рабочим. Именно там он познакомился с милыми ночными хозяйками мусорных баков и навсегда преисполнился перед ними священным ужасом.
После армии карьера его развивалась равномерно и гармонично: из официантов он быстро перебрался в метрдотели, затем менял рестораны, каждый раз на более престижный, и к тридцати годам уже вовсю прислуживал иностранцам. Было это ещё в те годы, когда на каждого приезжего из-за бугра смотрели или как на живого бога, или как на шпиона.
Вскоре Ерхов пошёл на повышение не только фигурально, но и физически. Евгений Михайлович поднялся на этаж выше и стал управляющим той самой гостиницы, где ранее заведовал рестораном. На новой должности он оказался словно патрон в казённике. Более педантичного и въедливого управляющего «Интурист» не помнил ни до, ни после Ерхова. Горничные с ужасом впоминали этого с виду весёлого и жизнерадостного человека. Колобок — такую он заслужил кличку, не кричал и не ругался, но мог довести человека до истерики своим особым, язвительно-ласковым методом воспитания.
— Нет, милая, — говорил он молодой горничной, показывая на только что застеленную ею постель, — так вы можете заправлять у себя дома, после бурной ночки с десятком грузин. Мне же нужна абсолютно идеальная поверхность, примерно такая, как ваша попка или мозги без единой извилины в вашей хорошенькой черепушке.
Позапрошлый год сложился для Ерхова очень неудачно. Он только-только перешёл управляющим в едва ли не самую престижную гостиницу Москвы «Балчуг», но буквально через месяц без предварительных болей отказало сердце. В тот день он, как обычно, собирался на работу, вышел в прихожую, и тут паркетный пол словно рванулся ему навстречу, гася последние признаки сознания.
Удивительно, но уже через год после инфаркта Ерхов чувствовал себя прекрасно, никаких болей в груди, никакой одышки. Но возвращаться на прежнюю хлопотную должность он опасался. Можно было спокойно уйти на покой, живя на проценты с нажитого за долгие годы капитала. Фундамент этого благосостояния Евгений Михайлович заложил задолго до перестройки. Двое детей были выращены и воспитаны на чаевые, полученные ещё в пору ресторанной деятельности. А в свой гостиничный период Ерхов занимался продажей сувениров и антиквариата, да настолько ловко, что ни разу не попал в поле зрения соответствующих органов. Загородный дом заслуженного метрдотеля, хотя и уступал в размерах и роскоши «розовому замку» Балашовых, но был построен ещё в середине восьмидесятых. Огромная квартира в самом центре Москвы, недалеко от Кремля, казалась просто нашпигованной антиквариатом. Что ещё нужно человеку для заслуженного отдыха? Живи — не хочу!
Но нет, Ерхов скучал. Философия прислуги не давала ему жить спокойно, и, когда Анна Марковна предложила ему должность управляющего её новым домом, Ерхов с радостью согласился. Они познакомились в «Президент-отёле», на рауте по случаю встречи Альберта Гора с российскими бизнесменами. Балашову сначала привлекли чисто внешние данные одного из распорядителей встречи, а потом она оценила и деловые качества Ерхова, его профессионализм и чувство юмора. Для начала она попросила его обучить для своей квартиры пару горничных. Несколько смешных историй из жизни заезжих звёзд, поведанных Евгением Михайловичем «мадам», окончательно покорили жену финансиста.
— Нет, Евгений Михайлович, — проворковала Балашова, под ручку провожая аса сферы обслуживания до дверей, — вот уговорю Витю построить большой дом, так вы у меня будет дворецким. Как вы, согласны?
— На все воля Божья, Анна Марковна, — целуя ручки даме, отшутился тогда Ерхов. — Даст указание Господь — сам прибегу, а не даст, — он развёл руками, — на аркане не затянете.
Указание от верховных сил в виде инфаркта было получено, и вот теперь личный метрдотель, мажордом и дворецкий мадам Балашовой с ужасом прислушивался к непонятным для него звукам. За короткое время службы у Балашовых Ерхов хорошо изучил своих хозяев. В отношении самого финансиста он был как-то спокоен. Виктор Александрович ко всем бытовым проблемам относился с равнодушием глухого в опере. Зато жена его до сих пор с содроганием души и тела вспоминала тараканов, что жили в первой их квартире двадцать лет назад.
«Это тараканы, а если она увидит крысу?» — ужаснулся Ерхов.
В коридоре появились две молодые девицы с одинаковыми пластиковыми лейками в руках.
— На втором этаже все, Евгений Михайлович. Пойдём дальше?
— Да, теперь в зимний сад, там, поди, уже все пальмы высохли.
Все трое поднялись наверх, а Силин, не услышав из уст двух прелестных щебетуний ничего существенного, пополз по своему коробу обратно. Некоторое время спустя от задремал, но сразу очнулся, лишь только услышал внизу тяжёлые мужские шаги. Они остановились где-то совсем рядом, затем тонко скрипнула дверь «темнушки», и тот же самый голос, что звучал раньше вместе с женскими, произнёс слова, заставившие Силина замереть и затаить дыхание:
— Вот здесь нашли эту крысу.
Нумизмат не видел, как коренастый человек лет пятидесяти с густыми усами и глазами, носившими явные следы больной щитовидки, снял с пояса мощный фонарь и, с кряхтением согнувшись, начал шарить лучом света под нижней полкой стеллажа. После этого он так же внимательно осмотрел стены и потолок ниши. Силин с ужасом наблюдал, как острые осколки света пробиваются сквозь тонкие щели его импровизированного люка.
