Инженерный тупик 1991 - Лариса Зверинская
Священник подумал немного и спросил:
– Ты крещёный? Православный?
– Крещёный, крещёный, – заторопился Алексей. Это он знал точно, мама, отправляя его в Америку, надела на него серебряный крестик на шнурке и велела хранить, потому что его в нём крестили во Владимирской церкви.
– Исповедовать тебя здесь я не могу, – сказал священник. – Но раз в неделю я служу в деревенском храме, это в часе езды от города. Исповедь дело непростое, к ней готовиться тебе надо. Можешь поработать здесь на стройке хотя бы дней пять?
Алексей кивнул, соглашаясь.
– Платить не смогу, – добавил священник. – Денег нет, вот добровольцы помогают, да трудно мне с ними. Медленно дело идёт. Если хочешь, приходи завтра с утра, сколько сможешь, столько и поможешь.
Он перекрестил Алексея и вернулся к рабочим.
В середине августа в квартире Татьяны раздался поздний телефонный звонок. Звонила Нина.
– Таня, у меня новости. Мы с Алексеем решили пожениться. Сразу спрашиваю, без предисловий: вы с Андреем можете быть нашими свидетелями в ЗАГСе? Просто я не уверена, что вы захотите, поэтому сначала хочу это выяснить в принципе. Перезвони мне минут через десять, для нас это очень важно, – быстро сказала она и повесила трубку.
Татьяна задумалась. Она-то уже давно внутренне примирилась с бывшим начальником. Зная его уже много лет и помня все обстоятельства тех последних месяцев их совместной работы, была уверена, что Алексей говорил правду о своей роли в гибели Жени. Своему мужу, Андрею, она тоже всё рассказывала по мере развития событий, и тогда, в 1991 году, и этим летом. Может, пора расстаться с прошлым? Татьяна сняла трубку.
– Нинка, ну я в принципе смогу, у Андрея завтра спрошу, он спит уже, вставал сегодня в пять утра. Но я думаю, он согласится, потому что он в принципе в курсе всего этого. Алёшку он мало знает, они с ним виделись-то раза три всего на наших мероприятиях, но ради тебя Андрей примет на себя такую ответственность, – сказала она. – Ты хоть введи меня в курс, как вы пришли к такому решению? Что такая срочность?
– Решение-то мы приняли уже давно, как только он из больницы вышел, – стала объяснять Нина. – Но Алёшка всё боялся, что он меня будет давить психологически своим состоянием. Ведь он измучился под грузом этой вины, которую вроде как не искупил. Говорит, когда тебе признался, сразу легче стало, ну, и когда мне рассказал, тоже. Но всё же мы люди заинтересованные, не объективные, особенно я, конечно.
И он всё порывался куда-то написать, кому-то постороннему ещё признаться, а я его отговаривала – никому это не нужно уже. Уверена, что ничего хорошего из этого не выйдет, только хуже всем станет.
И вот недели две назад Алексей случайно забрёл на стройку недалеко от дома его родителей. Как оказалось, это строится церковь, вернее, часовня при будущей церкви. Там познакомился со священником и попросил принять у него исповедь.
– Вот уж не ожидала от Алексея такого поступка! – изумилась Татьяна.
– Да он сам от себя не ожидал, – сказала Нина. – Говорит – как будто толкнуло его что-то. Он же никогда верующим себя не считал, ну в церковь заходил, когда на кладбище с родственниками бывал, ну, мама ему крестик надела, когда в Америку уезжал…
Но священник согласился его исповедовать, только попросил поработать на постройке часовни бесплатно. Алёшка неделю целыми днями работал на этой стройке, а вечерами по своим заказам ходил, чтобы заработать что-нибудь.
Ну и вот на днях он съездил куда-то в область, примерно в часе езды на автобусе от города, и там в старой деревенской церкви исповедовался этому священнику. Зовут его отец Иннокентий, молодой ещё совсем. Алексей почему-то проникся к нему доверием и всё, как было, выложил. Как он говорит – себя не оправдывал и ничего не скрывал. И тот ему отпустил этот грех. Вот.
– А этот отец Иннокентий не сообщит в органы о совершённом в 1991 году преступлении? Я слышала, что они обязаны это делать, – осторожно заметила Татьяна.
– Знаешь, я то же самое спросила у Алексея, – ответила Нина. – Помню, наши деревенские бабы раз в год ездили на богомолье в какой-то монастырь и там замаливали грехи и исповедовались.
И вот однажды, после такого похода, к нам в село приехали милиционеры и задержали одну тётку-богомолку по какому-то нераскрытому делу о краже. Все тогда перешёптывались, что это не случайно, что священник нарушил тайну исповеди и донёс на неё. Но это всё одни слухи были, неизвестно ведь – возможно, милиция сама докопалась.
А Алёшка на это сказал, что, во-первых, он этому отцу Иннокентию доверяет, а во-вторых – если тот и донесёт, значит, судьба такая. Будет следствие и суд, как он сам и хотел после всех этих четырёх лет мучений.
Я вот тоже думаю, что он уже достаточно наказан. Здоровье потерял, чуть не помер от инфаркта и нервного истощения… А если поднимут это старое дело по какой-то причине, будет защищаться. Светка с ним так поступила, что уже жалеть её он не будет.
– Да-а-а… Ну и ладно. Начинаете новую жизнь, и правильно делаете, – сказала Татьяна. – Так когда и где произойдёт знаменательное событие?
– В районном ЗАГСе – ответила Нина, – девятнадцатого августа, в годовщину сама знаешь чего. Причём на самой окраине города, только там нам удалось в такие короткие сроки всё утрясти. Хотели как можно быстрее расписаться, до приезда дочки от родителей.
– Представляю, как Катька твоя обрадуется, приезжает – а дома новый папа живёт. Ты хоть позвони ей, она ведь в сложном возрасте сейчас, ещё отчебучит что-нибудь от неожиданности, – посоветовала Татьяна.
– Да я уже думала об этом, – вздохнула Нина. – Как позвонить-то? Заказала разговор на завтра, если придёт на почту, то поговорим. Как-нибудь справимся. Всё-таки у неё отдельная комната, я ей новый диван купила и куртку красивую. Задобрим девчонку. Мы и женимся-то официально в основном из-за неё, чтобы знала, что это не чужой временный дядька какой-то.
Через несколько дней Татьяна с мужем, отпросившись с работы, приехали в районный ЗАГС на окраине города. Парочка «брачующихся» поджидала их в холле.
Выглядели они забавно: пышущая здоровьем румяная черноглазая Нина
