Время милосердия - Джон Гришэм
– Я согласен, Ваша честь, – кивнул Дайер. – Это непростая тема, которую не следовало бы рассматривать в открытом заседании, во всяком случае, сейчас.
– Хорошо. Заседание завершено. Встретимся в кабинете судьи.
Возвращаясь к своему столу, Джейк бросил украдкой взгляд на Кофера. Будь у Эрла ружье, он бы открыл пальбу.
Нуз снял мантию и опустился на свой «трон» в конце стола. По одну сторону сели Джейк, Либби и Порсия, по другую – Лоуэлл Дайер и его ассистент, ветеран прокурорской службы Д. Р. Масгроув. Сбоку расположилась протоколистка суда со своей машинкой и магнитофоном.
Нуз закурил трубку, не удосужившись открыть окно, и набрал в рот дыма, глядя на пояснительную записку.
– Весьма удручающе, – со вздохом заметил он.
Ходатайство подал Дайер, он и заговорил первым:
– Ваша честь, мы хотим ограничить некоторые показания на суде. Очевидно, что убийство было совершено после отвратительной драки между Джози Гэмбл и Стюартом Кофером. Мы не вызовем ее свидетелем, защита же непременно это сделает. Следовательно, ей будут задавать вопросы об этой и о прежних драках, как, не исключено, и о другом физическом насилии со стороны покойного. Есть риск превращения суда в цирк, когда защита устроит судилище над Стюартом Кофером. Самого его там не будет, он не сможет оправдаться. Это несправедливо. Штат хотел бы досудебного постановления о строгом ограничении показаний на тему о якобы причинявшихся побоях.
Нуз проглядывал ходатайство и приложенное Дайером пояснение, хотя уже читал то и другое.
– Мистер Брайгенс?
Либби откашлялась.
– Ваша честь, можно мне?
– Конечно.
– Репутация погибшего – всегда объект нападок, особенно в ситуациях вроде этой, характеризовавшейся применением насилия. – Она выражалась ясно, с отменной дикцией, шотландский акцент делал ее речь еще убедительнее. – В нашем пояснении прослеживается история данной темы в этом штате на протяжении десятилетий. Показания о репутации погибшего как склонного к насилию исключались редко, особенно когда объектом насилия становился сам обвиняемый.
– К парню применялось насилие? – уточнил Нуз.
– Мы не включили этого в нашу пояснительную записку, чтобы избежать огласки. Минимум четыре раза мистер Кофер наносил Дрю удары по лицу, он также неоднократно угрожал ему. Дрю жил в страхе перед ним, так же как Джози и Кира.
– Насколько обширными были побои?
Либби быстро передала через стол цветную фотографию формата 8×10 – Джози на больничной койке, с забинтованным лицом.
– Можем начать с Джози в ту ночь, – продолжила она. – Сначала Кофер ударил ее по лицу, потом сбил с ног и сломал челюсть. Понадобилась операция.
Нуз уставился на фотографию, Дайер – на переданную ему копию.
– Джози покажет, что побои были постоянными и учащались. Она хотела съехать и грозила сделать это, но ей некуда было податься. Семья, Ваша честь, жила в состоянии страха. Дрю были адресованы оплеухи и угрозы. Кира подвергалась сексуальным надругательствам.
– Да ну? – прошипел Дайер.
– Я не ждала, что это вам понравится, мистер Дайер, но это правда, подлежащая обсуждению на процессе.
– В том-то и дело, судья, – сердито произнес Дайер, – потому я и подал ходатайство о принудительных показаниях девушки. Джейк не позволяет ей отвечать на мои вопросы. У меня есть право знать, что она покажет на суде.
– Ходатайство о принуждении к показаниям в уголовном процессе? – спросил Нуз.
– Да, господин судья. Это справедливо. Нам готовят ловушку.
Слово «ловушка» Джейку понравилось. Подожди, вот увидишь ее живот!
– Но, если вы ее вызовете, она будет вашим свидетелем, – возразил Нуз. – Не понимаю, как можно принуждать к показаниям собственного свидетеля.
– Я буду вынужден ее вызвать, – заявил Дайер. – На месте преступления находились трое очевидцев. Мать лежала без чувств и не могла слышать выстрел. Обвиняемый вряд ли даст показания. Остается девочка. Сейчас я узнал, что она подвергалась сексуальным надругательствам. Это несправедливо, Ваша честь.
– Я не намерен удовлетворять ваше ходатайство о принуждении ее к показаниям в данный момент.
– В таком случае, мы не вызовем ее свидетелем.
– Ее вызовем мы, – сказал Джейк.
Глядя на него, Дайер откинулся в кресле и сложил руки на груди. Он потерпел поражение. Собравшись с мыслями, прокурор сердито проговорил:
– Это несправедливо. Вы не можете допустить превращение процесса в одностороннюю клевету на погибшего стража правопорядка.
– Против фактов никуда не денешься, мистер Дайер, – усмехнулся Джейк. – Мы не в силах изменить их.
– Нет, но суд вправе ограничить часть показаний.
– Отличная мысль, мистер Дайер, – кивнул Нуз. – Я внимательно рассмотрю ваше ходатайство и приму решение на суде, когда увижу, как развиваются события. Вы сможете возобновить ходатайство и внести возражение против любого показания.
– Тогда будет уже поздно, – буркнул Дайер.
Да, будет поздно, подумал Джейк.
К вечеру Карла нажарила сковороду куриных бедер с томатами черри и со сморчками, и они сели ужинать на крытом дворике. Только что прошла гроза, после нее стало не так влажно.
Избегая тем убийств и судов над убийцами-подростками, они старались беседовать о приятном. Либби рассказывала о своем детстве в Шотландии, в городке под Глазго. Отец был известным адвокатом и поощрял ее учиться на юриста. Мать преподавала литературу в колледже и хотела, чтобы дочь стала врачом. Американский преподаватель уговорил Либби уехать учиться в Америку, и она уже не вернулась на родину. Студенткой юридического факультета в Джорджтауне Либби присутствовала на мучительном суде над 17-летним парнем с низким IQ и с душераздирающей историей. Ему дали пожизненное без права на досрочное освобождение, равносильное смертному приговору… Либби спохватилась, что затронула тяжелую тему, и повела рассказ о своем первом муже, верном кандидате в члены Верховного Суда.
Доктор Тейн Седжвик провел с Дрю три часа у него в камере и не проявлял желания обсуждать это. Утром им предстояла следующая двухчасовая встреча, после которой Седжвик обещал представить подробный отчет. Он оказался отменным рассказчиком. У его отца было ранчо в Техасе, детство Седжвик провел буквально в седле. Его прадед однажды застрелил двух угонщиков скота, погрузил трупы в фургон и отвез шерифу, проведя в пути два часа. Шериф сердечно благодарил его.
Поздно вечером Либби сказала Седжвику:
– Сомневаюсь, что вы понадобитесь на этом процессе.
– Неужели? Вы настолько уверены в себе?
– Вовсе нет! – усмехнулся Джейк. – У нас нет оснований для самоуверенности.
– По-моему, обеим сторонам будет трудно выиграть.
– Вы не знаете присяжных, – сказал Джейк. – Вопреки тому, что вы слышали сегодня, многие будут симпатизировать потерпевшему и злиться на то, как его представят на суде. Нам нужно проявлять осторожность.
– Хватит! – одернула их Карла. – Кому персикового пирога?
30
В следующую субботу Джейк и Карла отвезли Ханну в Карауэй, чтобы она провела день с родителями Джейка. Она виделась с ними каждую неделю, но этого ей всегда было мало. Трудно сказать, кто больше рад встрече – Ханна или мистер и миссис Брайгенс. Выпив кофе, мать с отцом попрощались с дочерью.
Их путь лежал
