Филипп Ванденберг - Пятое Евангелие
— Мы находились под невероятным давлением, а пергамент имеет для моих друзей действительно фундаментальное значение. Он должен — в это мы свято верим — изменить мир. И он его изменит. Поэтому мы вынуждены были прибегнуть к необычным методам, чтобы получить его. Другие поступали точно так же.
— Извините, — перебила Анна, слушавшая рассказ Доната с нетерпением и беспокойством. — Я не понимаю ни слова из того, что вы сказали. Объясните наконец, кто же охотится за пергаментом?
В Донат задумчиво улыбнулся и сказал:
— Во-первых, орфики, с которыми вам довелось познакомиться лично, и насколько я понимаю, знакомство это было не из приятных. Полагаю, о них я вам могу не рассказывать. Есть еще одна группа, которая готова на все, чтобы только завладеть пергаментом. Это иезуиты и агенты Ватикана. Есть и третья группа, члены которой во имя Аллаха ведут борьбу против неверных, как сказано в Коране. Настанет день, когда все неверные пожалеют, что они не мусульмане.
Пока Донат говорил, Анна обратила внимание на диск с арабскими буквами, висевший на противоположной стене. Время от времени она скептически поглядывала на своего собеседника. У нее понемногу уже начало складываться собственное мнение. И хотя внутри все кипело от злости, она старалась не подать виду.
— Хочу заметить, — сказала она довольно холодно, — что все это кажется мне достаточно гротескным. Каждая сторона утверждает, что действует исключительно в интересах Всевышнего, и при этом не гнушается ничем — от воровства до убийства!
— Позвольте… — возразил Донат. — Вы не видите разницу. Бог орфиков — знание, которое они считают всемогущим. Бог христиан — это не что иное, как просто лакей курии. Истинными богами католической церкви являются господа прелаты, монсеньоры и кардиналы. На самом деле есть только один истинный бог, и это — Аллах, а Мухаммед пророк его.
— Но ведь ислам запрещает убивать!
— Вот что дословно говорит Коран: «Не убивайте людей, поскольку Бог запретил поступать так, если это делается не во имя праведной цели». А поиск пергамента и был такой праведной целью! Возможно, даже самой праведной! В конце концом пророк говорит: «Боритесь против неверных!» А победить и можно только их же собственным оружием. Их самое опасное оружие — Писание, и как раз с его помощью мы нанесем смертельный удар.
Ненависть и фанатизм, с которыми говорил ее собеседник заставили Анну фон Зейдлиц сказать:
— И вы…
— Да, — прервал ее Донат на полуслове. — Я мусульманин. Вы ведь об этом собирались спросить?
— Как раз об этом я и собиралась спросить, — повторила и ним Анна и тут же добавила: — Но есть еще кое-что, о чем я хотела бы узнать… Откуда у вас столько ненависти к Церкви? На то есть какая-то особая причина?
Из внутреннего кармана старого потертого пиджака Донат достал бумажник, открыл его, как показалось Анне, торжественно и даже с каким-то благоговением, словно ценнейшую книгу, достал оттуда фотографию и положил перед Анной на стол. На снимке она увидела монаха в рясе бенедиктинца или францисканца. Донат… Ее собеседник молчал.
Вот, значит, в чем причина. С самого первого знакомства с этим человеком ей казалось, что в нем было что-то, заставлявшее тут же подумать: «Это клирик». Ряса меняет не только привычки и поведение человека, но и его лицо. Но что же заставило Доната сбросить монашеские одежды?
— Причиной стала женщина, — начал рассказ Донат, хотя Анна его об этом не просила. — Будущая жена, Ганне Луизе.
В одно мгновение все встало на свои места. Анна словно видела череду оживших картин: авария, в которую попал Гвидо, загадочная женщина в его автомобиле… Каким же образом, ради всего святого, она была связана с ее мужем?
— Тогда я не мог рассказать всю правду, — продолжал Донат. — Вы бы мне все равно не поверили. А полуправда заставила бы вас отнестись ко мне с еще большим недоверием и подозрением. Прошу вас, поймите правильно. Тогда для меня существовала только одна цель — пергамент.
Анна ничего не понимала. Хоть у нее и сложилось впечатление, что Донат пытается быть откровенным и все подробно объяснить, она до сих пор не могла уловить всех связей.
— Кто же была та женщина, которая оказалась в автомобиле моего мужа в день аварии? — спросила Анна настойчиво. И менее уверенно добавила: — Гвидо жив?
— Ваш муж мертв, фрау фон Зейдлиц. А те злые шутки сыграли с вами орфики. Они пытались довести вас до нервного срыва, надеясь таким образом легко заполучить пергамент. Что же касается женщины в машине Гвидо фон Зейдлица, то должен сказать, что у нее действительно были при себе документы моей жены. Но эта женщина не была моей женой.
— Кто же она тогда?
— Этого я не знаю. В чем я абсолютно уверен, так это в том, что она действовала в интересах орфиков и от их имени. А все документы моей жены были у них.
В голове Анны снова все смешалось.
— Позвольте задать вам еще один вопрос, — сказала она мягко. — Ведь ваша жена не может передвигаться самостоятельно, верно? Она прикована к инвалидному креслу. Каким же образом она может быть связана с орфиками?
Донат на несколько мгновений задумался.
— Будет гораздо лучше, если Ганне сама все расскажет. Идемте!
4По коридору, из которого в разные стороны вело множество дверей, Донат проводил посетительницу к другой, более узкой лестничной клетке. Спустившись на один этаж, они оказались в обшарпанном, плохо освещенном проходе с низким потолком Он вел в соседний дом, расположенный во дворе. Снаружи было видно, что архитектор, планировавший здание, не поскупился на окна, но все они были крохотными. Такими же маленькими оказались комнаты внутри. Здесь царила своеобразная атмосфера, напоминавшая оживленную работу большого офиса. Анна слышала, как стучат печатные машинки и работает телетайп.
— Официально, — заметил Донат, — это исламский культурный центр, но на самом деле вот уже три года вся нами деятельность здесь связана только с пятым Евангелием.
В конце длинного помещения проводник Анны открыл еще одну дверь и сделал приглашающий жест. Анна вошла.
Помещение было ярко освещено. За огромным столом вдоль стены в инвалидном кресле сидела Ганне Луизе Донат. Она тоже казалось, нисколько не удивилась, увидев Анну, хотя логично было бы ожидать именно такой реакции с ее стороны. Они приняла Анну очень приветливо. От внимания посетительницы не ускользнул тот факт, что на столе перед женщиной в инвалидной коляске были разложены копии пергамента. В общей сложности пятьдесят или шестьдесят листов. Кивком головы Ганне указала на копию одного из наиболее поврежденных фрагментов.
— Эта часть, самая последняя в ряду, должна быть вам знакома. Нет, не подумайте, это не оригинал. Всего лишь рабочая копия. Оригинал хранится в сейфе. Скоро мы переправим его туда, где он будет в полной безопасности.
Конечно, Анна сразу же узнала фрагмент, доставивший ей столько неприятностей. Она с трудом сдерживалась, чтобы не сказать: «Неужели все эти жуткие события из-за какого-то клочка пергамента?» Но эту фразу Анна так и не произнесла.
Донат объяснил жене, что уже посвятил посетительницу в некоторые детали. Она уже знает, в чем состоит суть дела. Но фрау фон Зейдлиц интересует вопрос, что за женщина находилась в машине ее мужа во время аварии. И каким образом у этой женщины оказались документы на имя Ганне Луизе Донат. Сидевшая в инвалидном кресле повернула голову в сторону Анны.
— Прежде всего должна сообщить, что по профессии я археолог и специалист по классическим языкам. В свое время я работала на Comité international de Papyrologie в Брюсселе. Во время одного из конгрессов, проходивших в этом городе, мы впервые встретились — бенедиктинец Донат и я. Это может показаться невероятным, но случилось так, что мы влюбились друг в друга. Мы все чаще виделись во время конгрессов, поскольку поначалу они были для нас единственной возможностью встретиться. Мы были наивны и надеялись, что влюбленность скоро пройдет. Но случилось совсем наоборот: влюбленность переросла в любовь. Сложившаяся ситуация была мучительной для нас обоих, а совесть не давала покоя. Донат пытался получить у курии освобождение от своих обязанностей. Сначала ответа не было, затем сообщили, что раз уж он не может ничего с собой поделать, то может грешить, однако от целибата освобожден не будет. Иными словами, Церковь согласна была стерпеть романтические отношения монаха с женщиной, однако он не имел права открыто сообщать об этом и жениться. Я видела только один выход — просто исчезнуть из жизни Доната. Мне показалось знаком судьбы, когда во время конгресса в Мюнхене ко мне подошел хорошо одетый господин и представился Талесом.
— Талес? — Анна испугалась. Она уже начала подозревать, каким образом ее собеседница могла быть связана с орфиками.
