Аркадий Вайнер - Райский сад дьявола
Что отвечал Мамочка, было не слышно, но, видимо, он не торопился открывать дверь, и тогда Десант вырвал из рук горничной служебный ключ, отпихнул ее, вставил в замочную скважину и распахнул дверь. Десант шагнул внутрь, какое-то мгновение было тихо, короткий возглас, и вдруг из номера раздался крик, горячий, темный, он рванул наружу, как кровь горлом. Десант выскочил в коридор, и в тот же момент Любчик и Кит бросились к ним навстречу. Лембит навскидку выстрелил несколько раз. Пули, срывая куски штукатурки, шваркнули по потолку и стенам. Открыть огонь по бандитам сыщики не могли – поле стрельбы перекрывала толстая горничная, никак не реагировавшая на крики Любчика: «Ложись! Ляг!»
Оставалось надеяться на быстроту ног. Но Гордон Марк Александрович утверждает, что преступники бегают всегда быстрее, чем сыщики, – у них в крови больше адреналина. Лембит бежал первым, за ним споро поспевал Десант, Любчик обогнул телегу с гостиничной ерундой, в которую насмерть вцепилась окаменевшая от ужаса горничная. Она будто дожидалась этого момента и рухнула на пол в обмороке – прямо под ноги Киту.
Летучим бегемотом взмыл над ней в прыжке Кит, с грохотом приземлился, а бандиты уже добежали до поворота к северному лифту. Любчик остановился, широко, осадисто расставил ноги, поднял ствол «Макарова», замер на миг и нажал скобу.
Выстрел слился с криком Десанта, пуля подкинула его, он с тяжелым тупым стуком грохнулся ничком. Лембит скрылся за поворотом. Кит с дробным топотом помчался дальше за Лембитом, а Любчик задержался около Десанта…
Черный Мародер Костин сидел в вестибюле за столиком с чашкой кофе, задумчиво подпирал голову рукой. В ладони лежал наушник телефона, и, судя по звукам с одиннадцатого этажа, Костин понял, что дела – швах. Он неторопливо встал и направился к выходу вместе с толпой иностранцев. Ему наперерез рванула Мила. Гостиничные охранники, привлеченные криком Милы «Стой!», пропустили спокойно шагающего вослед гостям столицы Мародера и схватили Милу – ловля проституток была им много привычнее и выгоднее, чем погоня за бандитами. Пока Мила орала, доставали из кармана ее ксиву, пока эти грамотеи ее изучали и расспрашивали – Черный Мародер исчез…
А Любчик присел рядом с валяющимся в коридоре Десантом, которому пуля пробила насквозь бедро, не спеша обыскал его, вытащил у него из кармана «вальтер», надел наручники, расстегнул ему брючный ремень, достал из петель и туго перетянул бедро выше раны. Сомлевшей от ужаса горничной Любчик очень строго сказал:
– Давай, давай, маманя, вставай! Нечего разлеживаться, стой тут и смотри за ним. Если он захочет подняться, зови меня. Мы с тобой вдвоем угомоним его очень быстро…
Побежал по этому осточертевшему коридору в номер 1104 и увидел, что Мамочка валяется на полу посреди комнаты. Из груди, с правой стороны, чуть ниже плеча, торчит рукоять ножа.
Мамочка был в сознании. Он смотрел с ненавистью на вошедшего Любчика.
– Ну, вот видишь, Мамочка, – доброжелательно приветствовал его Любчик. – Страна должна знать своих уродов! Как и обещал, я к тебе вернулся. Но поздновато. Это ты сам виноват…
И стал набирать номер «скорой помощи».
60. МОСКВА. ДЖАНГИРОВ. СХОДКА
На сходку в гостинице «Интерконтиненталь» Моньку отвез Швец. Он остановил свой «исузу-трупер» подальше от циркульного подъезда парадного входа и сказал:
– Ну что, Моня, это у вас вроде пленума ЦК?
– Что-то вроде того, – усмехнулся Монька. Посидел, подумал, потом неспешно сказал: – У нас в Одессе был один козырной фраер по фамилии Самокиш. Очень хитрый человек, всех всегда хотел наколоть. Мы его для краткости называли Самокиш-ин-тухес… Пришлось его однажды зарезать.
Швец поддакнул:
– В общих чертах ясно. А что такое «самокиш»?
– Самокиш? – удивился Монька. – Киш – значит поцелуй, а все остальное тебе должно быть понятно.
– Понятно, – согласился Швец. – Ты кого имеешь в виду?
– Да так, никого. Ты меня отсюда не забирай, меня потом привезут. Знаешь, как расшифровывается слово «вор»?
– А чего там расшифровывать? – удивился Швец. – Вор – это и есть вор.
– Нет, не знаешь, – покачал головой Монька. – Вор – это высшее общество России…
– Ну, может быть, – недоверчиво протянул Швец, – У вас все честь по чести, по регламенту, по закону по вашему.
– Должно быть, во всяком случае, – сказал Монька. – У настоящих воров есть, слава Богу, блатной закон, и этим они, к счастью, отличаются от так называемых честных людей. А чести у них нет, и не люди они вовсе. Единственная радость – «капусту» квасят на счетах. Варят тыщщи из капусты…
– Монька, если ты сейчас будешь проповедовать мне идею бедности, я вылезу из машины и пойду в парикмахерскую – стричься в монахи, – возмутился Швец. – Наша жизнь показала, что бедным быть не просто глупо, а очень стыдно. Нормальный человек должен быть богатым!
Монька посмотрел на него задумчиво и сказал:
– Нормальный человек должен быть счастливым… Ладно, я пошел… Появлюсь у вас к ночи.
Монька вышел из машины и, косолапо переваливаясь на своих изувеченных ногах, отправился к входу. Швец вспомнил татуировку – «они устали». Он был готов ему поверить. Развернул машину и помчался к Джангиру.
А там уже царил большой переполох – явились Костин и Лембит и поведали о провале карательной операции.
Джангир сидел на своем высоком стульчике, мрачно смотрел на оживленного Швеца, который сразу деловито поинтересовался:
– Мамочке дорвали пасть?
– Достал его, похоже, Десант, – ответил Костин.
– Застрелил? – уточнил Швец.
– Нет, ножом угрохал. Менты там ждали нас, – сказал Костин. – Это была ловушка. Десанта или ранили, или убили, не знаем пока…
– Ничего себе! – присвистнул Швец. – Они вам Мамочку отдали, а вы, козлы, не смогли отработать! И-и-эх!
Джангир знал, что это была его вина. Грубый прокол. Его подловил Ордынцев – сделал «вилку». Джангир не сомневался, что это ордынцевская выдумка, он его подманил, как волка на хрюкающего в мешке подсвинка. Естественно, Джангир ничего не рассказывал своим про вчерашний звонок. Сейчас он вел себя, как все обделавшиеся люди, используя традиционный способ – спихнуть на крайнего. А крайним был попавший в лапы к ментам Десант.
– Кретин! – шипел Джангир. – У него руки из жопы растут, зато обе левые…
– Ну, это ты не прав, босс, – сказал, глядя в землю Костин, и Лембит поддержал его: – Десант сделал все как надо, я был с ним до последнего момента.
Ах, насколько было бы сейчас легче на душе, если бы этот грубый ляп допустил не он, а кто-то из его подхватчиков! Разорался, наказал, отлучил! И стало бы гораздо легче. А так хоть самого себя за задницу кусай – не поможет!
И все, естественно, сходится одномоментно. Монька пошел на сходку, посадили Десанта – вся надежда, что он тертый калач и будет помалкивать. С ним не будет осложнений, успокаивал себя Джангир. Главное сейчас, чтобы Монька хорошо провел сходку. Вот это важно! Когда они расставались сегодня, Джангир попросил:
– Ты так и скажи им, что до нас мудрые люди в Коране записали: «Вору отсекайте руки, как устрашение от Аллаха» – сура пятая, айят сорок второй! Ты им напомни, – повторил Джангир.
– Петь, ты совсем того? – покрутил Монька пальцем у виска и захохотал. – Главное, что айят сорок второй! Смотри, если ты ошибся, не простят они твоей мусульманской неграмотности… – и пошел к выходу.
Джангиров догнал его у дверей и спросил тревожно:
– Монька, скажи, пожалуйста, а если все получится как надо и сходка примет решение, не может что-нибудь измениться? Ну, могут они отменить решение?
Монька снисходительно кинул:
– Тот, кто приговорен сходняком, не может быть никем прощен или помилован. Умрет он. Это наказание у нас – как кара Господня… А теперь сиди, жди его.
Джангир велел Швецу поднять на ноги всех заблатованных милицейских начальников.
– Давай ищи, ищи, ищи! Разыщи всех своих трехгрошовых оперов, пусть крутятся-вертятся! Надо Десанта достать с кичи! Ни в коем случае нельзя его там оставлять…
Швец умчался по своим делам, и для Джангира потянулись бесконечно долгие часы ожидания. Только около полуночи заявился Монька, сильно навеселе.
– Ну что? – посунулся к нему Джангир.
Монька пожал плечами:
– Если ты вор, живи по понятиям… А если барыга, плати как все…
– Что это значит? – не понял Джангир.
Монька уселся в кресло, положил ноги на столик и велел Джангиру:
– Гони коньяк! – и перебросил ему через стол сложенный вчетверо лист бумаги.
Джангир жадно впился в листок:
– Это что?
– Это, Джангир дорогой, называется «прогон»! Или «малява», по-вашему – директивное письмо-указание.
На листе бумаги было выведено старательными буквами:
Приветствуем всех честных арестантов!
Привет бродягам и мужикам!
Здоровья и удачи вам!