Франк Тилье - Пандемия
Шарко пришлось присесть на стол, у него подкосились ноги: люди, безумцы, монстры хотели распространить среди населения мира чуму. Тут появился Жак Леваллуа. Он поздоровался со всеми коротким кивком, сел на свое место и сразу включился в работу.
– Результаты спектрометрии позволяют точно установить штамм. Как и для гриппа, все известные штаммы чумы зарегистрированы вот уже десятки лет. Мы знаем, откуда взялась бактерия, заразившая этих крыс и этих блох: с Мадагаскара. Учитывая происхождение, я думаю, что микроб вышел не из лаборатории, что Джош Рональд Саваж – теперь мы можем называть его так – взял его непосредственно у больного. У мальгаша, сельского жителя, заразившегося этой болезнью. Ему надо было всего-то взять у него кровь, законсервировать ее, проделать несколько манипуляций, чтобы извлечь бактерию, и готово дело. Кто угодно может приехать в эти отрезанные от мира деревни и действовать таким образом. Достаточно белого халата и кое-каких познаний в микробиологии…
– У больного? – повторил Шарко. – Вы хотите сказать, что… что люди на нашей планете болеют чумой?
– Конечно. Так же, как лихорадкой Эбола. Микробы никуда не делись. В Конго, в Китае, в Соединенных Штатах, в частности в индейских резервациях, регулярно встречаются случаи чумы. Она ежегодно свирепствует на острове Мадагаскар, там находятся самые крупные очаги. За последние десять лет зафиксировано около двадцати тысяч смертных случаев по всему миру.
Жакоб видел, до какой степени не укладываются в голове его объяснения. Он подкрепил свои слова:
– Двадцать тысяч умерших – вам это кажется слишком мало, не так ли? Почти безобидно в сравнении со страхом, который вызывает болезнь, которая еще существует, хотя мало кто об этом знает. Что убило миллионы человек в старину, так это невозможность бороться с болезнью. Ее не могли изучить, не знали, как она распространяется. Не будем забывать также об ужасающих санитарных условиях, способствовавших распространению чумы: большая часть населения была бедна, люди жили с крысами и блохами, без всякой гигиены… Сегодня чуму знают, она под наблюдением. На Мадагаскаре, например, все, от сельских жителей до врачей, знают, что чума латентна. Больному известны симптомы, ставят диагноз и лечат быстро. Существует даже вакцина против этой болезни, к сожалению в небольших количествах.
– Значит, не так страшно, как мы могли бы вообразить, если чума распространится среди нас?
– Не скажите. В развитых странах чума – болезнь из прошлого. Ни один врач не способен распознать ее до первых смертных случаев, а к тому времени она успеет захватить большие территории. Массовое производство вакцины займет недели. Джош Рональд Саваж прекрасно это понимает. Надо знать, что после укуса блохи чума развивается в одной из трех форм: бубонная чума, септическая чума и легочная чума. Нельзя предсказать, какая именно чума разовьется у того или иного человека, есть только вероятности. От бубонной умирают от сорока до семидесяти процентов больных, но врачи усмотрят лишь воспаление или кисты, сделают анализы, но будут искать не там, где надо. Бактерию обнаружат далеко не сразу. А при легочной чуме смертность стопроцентная, если не лечить ее с появления первых же признаков. Во Франции, в Европе, в Соединенных Штатах люди будут умирать от нее, потому что… потому что врачи не учились распознавать чуму. Но хуже всего, хуже всего… – он провел рукой по лицу, – что наши врачи, скорее всего, спутают легочную форму с вирусной пневмонией или гриппом. Симптомы очень близки.
Молчание. Полицейские переглянулись.
– Боже мой, – произнес Николя. – Вы хотите сказать, что… что Саваж, по всей видимости, распространил вирус гриппа, чтобы… чтобы…
– …подготовить распространение чумы по всей планете, весьма вероятно. Утопить страшную болезнь в массе и захватить всех врасплох. Переполнить больницы, медицинские центры, заставить системы здравоохранения работать на пределе возможностей с целью их дезорганизации. Вообразите, какой будет нанесен урон, если смешаются легочная чума и грипп. Тем более что в отличие от других форм легочной чуме не нужны для распространения блохи, она заразна, как грипп. И она будет систематически убивать. С социальной и поведенческой точек зрения одни люди будут бояться друг друга, сидеть взаперти, но другие распространят болезнь по всем регионам мира в силу индустриализации, транспорта, крайней плотности населения в больших городах. Ужас и коллективная истерия не уступят временам Средневековья, развитые страны будут полностью дестабилизированы, нынешняя экономическая система рухнет. Короче, наступит невообразимый хаос.
Шарко пытался сохранить хладнокровие, но это было непросто. Он думал о детях, о Люси… О своей семье, которую хотел защитить. Глаза его устремились на лицо монстра на белой доске. Потом он перевел горящий ненавистью взгляд на Жакоба:
– Мы можем надеяться, что помешали им, обнаружив эту лабораторию?
– Это еще одна плохая новость. Себастьен Садуин констатировал, что в виварии осталось мало здоровых блох, если сравнить с количеством зараженных. Это ненормально, слишком большой дисбаланс, чтобы обеспечить функционирование лаборатории. Он думает, что Саваж и его присные взяли здоровых блох, заразили их всех, накормив инфицированной кровью, и увезли. У них, должно быть, тысячи насекомых. Эти люди явно действовали спешно, надо думать, они знали, что вы идете по следу.
– Они поняли это в прошлый четверг, когда мы взяли хакера, – отозвался Франк. – И решили приступить к активным действиям раньше, чем планировали. Может быть, они хотели вынести еще больше блох в ту ночь? Хотели опустошить все виварии, но Амандина им помешала?
Николя был на ногах, расхаживал взад-вперед, держась за подбородок. Он обратился к Жакобу:
– Если предположить, что в их распоряжении зараженные блохи, сколько у них времени, чтобы распространить их?
– По словам Садуина и энтомолога, Xenopsylla cheopis становится заразной примерно на четвертый день после первого кормления зараженной кровью. Тогда она, голодная, принимается кусать что попало и распространять болезнь. Она умирает через промежуток времени от двадцати четырех до сорока восьми часов.
Полицейские переглянулись, потом Шарко посмотрел на схему на белой доске и сделал в уме быстрый подсчет. Результат был устрашающий.
– Иначе говоря, если предположить, что блохи были заражены в четверг, лучший момент для оптимизации распространения чумы – это…
– …сегодняшний вечер. Момент, когда они заразны с наибольшей продолжительностью жизни.
Николя больше не мог устоять на месте. Он кинулся к своему столу, схватил куртку, вернулся к окружному комиссару и показал на имя на белой доске.
– Больше девяноста пяти процентов вероятности, что человек, переодетый птицей, и тот, кто вынес блох – это он: Кристоф Мюрье. Нам нельзя терять ни секунды.
– Хорошо, я займусь бумажными делами с судьей и дам вам команду из антикриминальной бригады через час, – ответил Ламордье. – Это все, что у меня пока есть под рукой. Вы установили, где он живет?
– У нас есть его последний известный адрес. Будем надеяться, что он еще там. Мы знаем также, что у Мюрье есть машина, пикап «форд» девяностого года. Номер у нас есть.
Окружной комиссар снял с доски фотографию Мюрье и внимательно всмотрелся в нее.
– О’кей. Разошлем его портрет как можно скорее, информацию немедленно передадим в министерство, – сказал Ламордье. – Через несколько часов все полицейские Франции, вплоть до уличных регулировщиков, будут искать этот номер, если вы не возьмете Мюрье раньше. Мы их прижмем, и его, и Саважа. Где бы они ни были.
Он обратился к капитану:
– Нет ничего хуже загнанного зверя. Будьте настороже и поймайте скорее этого негодяя.
101
Операция готовилась спешно.
Ламордье смог собрать команду из пяти членов антикриминальной бригады. С Николя, Бертраном и Франком всего их было восемь. Жак Леваллуа остался в офисе, чтобы заняться другими линиями расследования.
Не было ни планировки, ни наблюдения, ни изучения местности. Только люди, вооруженные винтовками или «зиг-зауэрами» – кроме Николя, – защищенные пуленепробиваемыми жилетами, в этот полуденный час приближались к гигантской автомобильной свалке. Гора покореженного железа, зажатая между заводами и автострадой, на периферии Масси, в парижском предместье. Место было мрачное, серое, гнетущее. Люди из Института Пастера приехали вслед за полицейскими машинами. Они ждали поодаль, в своих автомобилях, готовые вмешаться в случае необходимости.
Моросило, мелкий дождик леденил лица. Просветы чередовались в небе с темными тучами, под которыми тускнели краски, стирались контрасты и сглаживались рельефы. Плотная группа полицейских миновала высокую решетку, потом большие листы зеленоватого железа, заменявшие стену, и оказалась у ворот, запертых на висячий замок. Полицейские сбили его в считаные секунды, осмотрелись и разделились на две группы.
