Йенс Лапидус - Шальные деньги
Перепугалась.
— Расслабься, синьорита, только один вопрос — а Карл Джетсет сегодня здесь?
Молча мотнула головой. О ком это он?
Пошел расспрашивать дальше. Нарисовался Фахди с двумя кружками. Поинтересовался, что за дела.
Объяснять — себе дороже.
Хорхе пошел от него в пляс.
Спросил у других.
Телки все с пережаром. Мальчики — вылитый ЮВе. Хорхе ходил вверх-вниз по лестнице. Наклонялся к уху танцующего, задавал один и тот же вопрос. Напускал на себя безразличный вид. Чтоб не подумали, что снимает или типа того.
И так минут сорок.
Наконец одна из девиц проорала ему на ухо — слова тут же потонули в музыке:
— Так он же в «Харме» вечно зависает.
Хорхе принялся отыскивать в толпе Фахди. Безуспешно. Позвонил по мобильнику. Даже не услышал сигналов — да разве Фахди услышит мобилу посреди такой долбежки?
Плюнул.
Выскочил наружу. Пошел по Стурегатан. Сбросил сообщение Фахди: «я в Харму. приходи попозже».
Очередь напоминала булькающую биомассу, усыпанную грудой человеческих тел. В такую холодрыгу, когда на дворе ноль градусов, толкаться в ней еще унизительней — расистский плевок по всей роже.
Улучить момент. Метнуться. Сунуть. В пятерню вышибале. Пятихатка. Встретиться взглядом. Нетерпеливый взмах. Проходи скорей.
Вошел. Сказал себе: Хорхе, мой мальчик, ты вошел.
Perfecto.
Взял в баре бутылочку «Хайнекена». Осмотрелся. Узнал пару счастливчиков нешведской наружности, таких же чурок, как он сам. Подошел к их столику. Те его не признали. Но, походу, приняли за своего, поняли, что он сейчас в той же шкуре, что и они. Залетный и оттого счастливый.
Потрещали чуток. Заценили телок. Раскрыли тему сисек. Забраковали тему попок. Хорхе предложил на скорую руку зашмыгнуть по дорожке. Отвернувшись к стене. С банковской кредитки — шморг-шморг. Прокатило.
Мир ускорился. Хорхе в экстазе.
Спросил у бармена, где Джетсет.
— А, подойдет еще, — махнул рукой халдей, — он всегда к часу подтягивается, у кассы гостей встречать.
Джетсет — грязный сводник.
Хорхе стал ждать. Соседи за столиком времени даром не теряли — подбивали клинья к двум гимназисточкам с Юрсхольма. Холеные телки испытали небывалое культурное потрясение. Было видно, что им в диковинку общаться с заморскими парнями, не из Европы; разве что в классе был один такой, да и тот приемный. А у заморских парней логика проста: все шведки хотят меня, а потому все они — ляди.
Хорхе понаблюдал за флиртом. Пацаны угощали выпивкой. Вились вьюном. Телки угощались, комплименты слушали. Но дальше брезговали. Хорхе смотрел на них и думал: такие фифочки дают нашему черному брату лишь при одном раскладе — ухрюкавшись в дым.
Час ночи.
Наконец нарисовался тот, кто подходил под описание Джетсета. Стал за кассой у входа. Пиджак в меловую полоску. Джинсы. Лоферы «Гуччи» с пряжками. Церемонился со всеми симпатичными гостями.
Всем своим видом кричал: никогда не теряю самообладания.
Хорхе направился к нему:
— Здорово!
Джетсет удивленно обернулся.
— Ты, что ль, тот самый Джетсет?
Мажор скривился, пытаясь натянуть на лицо улыбку:
— Ага. Так меня зовут мои знакомцы.
Ударение на слове «знакомцы» — явный наезд на Хорхелито. Мол, кто б ты ни был, ты мне НЕ знакомец.
— Мне про тебя рассказывали. Про то, что держишь это заведение и какой ты классный чувак. Ну и еще насчет кое-чего.
Джетсет положил руку на плечо чилийцу. Оба были одного роста.
— Простите, не понимаю, о чем вы.
— Мне говорили про тебя и про Йонте. Типа вы мастаки бомбить всякие приятные штуки.
В глазах Джетсета что-то блеснуло. Какая-то хитринка. Впрочем, уже через мгновение лицо приняло привычное надменное выражение.
— Рад, что зашли. Извините, мне надо работать. Позже поболтаем. Развлекайтесь.
Отбрил Хорхелито. Но эта лукавая искорка в глазах Джетсета, она была.
Хорхе послал еще несколько эсэмэсок Фахди. Пришел ответ: «аллах велик, седня мне фартит, снял класную зажыгалку. зовет меня к сибе». Обломилось-таки ливанцу. Красавчик!
Хорхе продолжал зависать за иммигрантским столом.
Дело близилось к двум часам. Таска от кокса почти улетучилась. Пошел в сортир — догнаться. Замастырил тридцать миллиграмм. Вырубил не по-детски.
Вштырило. Потянуло на подвит. На максимальных оборотах.
Выплыл.
Снова подкатил к Джетсету:
— Базар есть.
Личико у Джетсета заметно скисло.
— Извините, я занят. Давайте потом, а? — И нетерпеливо отмахнулся.
Но Хорхе приспичило пожужжать. И сильно.
Не успел.
Кто-то схватил его с тыла, приподнял. Чилиец было развернулся, но где там — шея сдавлена будто тисками. Широченные лапы. Суровые объятия вышибалы.
С криками. Навынос. Вон.
В бешенстве: блядь, как понадобился Фахди, так его нет.
Хорхелито выпихали в шею. Как лузера. С несмываемым позором. Тут тебе не там, чурка немытый. В «Харму» приличные люди ходят, понял? И дружкам своим растолкуй.
Однако Хорхе раз и навсегда зарекся: никому и никогда не позволять глумиться над собой — ни южкам, ни прочему сброду.
Кокаин накатывал девятым валом.
Чилийцы не сдаются.
Сегодня его вечер.
Вечер проекта.
Становись раком, Радован. Джетсет не Джетсет. Насрать. У Хорхе и так вагон компромата.
Ах, кабы еще поговорить с Надей.
Нарыл у Фахди номерок Златко Петровича. Звонил-звонил, обзвонился весь — нет ответа.
Застыл посреди Стуреплан. На заднем плане: лавочники, бухая школота, синие от холода мажоры, сорокалетняя алкашня.
Вытащил мобилу. От Фахди сообщений нет: напросился-таки в гости.
Снова набрал сутенеру — Златко.
Пошли длинные гудки.
Наконец ответили, в первый раз с этого номера:
— Внимательно!
— Привет! Оттянуться желаю.
— Это ты по адресу обратился. А звать нас как?
Хорхе назвался погонялом Фахди.
— Ол райт. Придумаем что-нибудь для тебя, не вопрос, — сказал Златко.
— Круто. Я Надю хочу.
На том конце замолчали.
— Туго доходит? Надю хочу, — повторил Хорхе.
— Много хочешь, мало получишь. Она у нас больше не работает. Сорри.
Водка из холодильника, наверное, и то теплее, чем тот ледяной тон, которым ответил Златко.
— А где работает? Она офигенная.
— Слушай и втыкай. Забудь про Надю, понял? У нас ее нет. А тебя я вычислил. Еще одно слово об этой драной суке, и я тебя урою.
Конец связи — Златко нажал красную кнопку.
Хорхе взял такси и помчался к Фахди. Безбашенный. Уколбашенный.
Перед глазами: Паола вместе с Надей. Еще: Мрадо, Ратко, Радован. Этих в топку. Сжечь. Отомстить. За себя. За Надю. Всадить Радовану маслину между глаз. Так отпинали в лесу! Искаженное лицо Паолы.
В мозгу бессистемно отплясывали воспоминания.
Ненависть.
Паола.
Ненависть.
Очко Радована.
Пендехо.
Таксист с беспокойством поглядывал на Хорхе:
— Друг, может, тебя проводить?
Хорхе отказался, мол, спасибо, я сам. Но просил обождать.
Бегом к Фахди. Ключи у Хорхе завсегда при себе — на случай, если вдруг понадобятся ключи от склада, упаковка или весы, хранившиеся у Фахди. Отпер. Позвал. Никого. Стало быть, сбылась голубая мечта Фахди.
К шкафу.
Хорхе искал не просто так. Месяц назад Фахди сам бахвалился, раскладывая перед ним с ЮВе свое добро. Чилиец нагнулся.
Пошарил в шкафу.
Достал дробовик. Открыл, отведя в сторону ключ затвора. Воткнул два патрона, толстых, точно клеящий карандаш. Еще жменю патронов сунул в передний карман джинсов. Карман оттопырился.
Спрятал ствол под курткой. Не придраться. Хорошо ходить с обрезом.
Такси ждет внизу.
Кайф на излете.
Закинулся остатками кокса, пока таксист заводил машину. Интересно, просек?
Дали по газам.
Халлонберген.
По балкону гуляет холодный сквозняк. Хорхе напоролся ногой на чей-то снегокат, опрокинул. Значит, по соседству с борделем живут обычные семьи с детьми.
Позвонил.
С той стороны кто-то отодвинул лепесток дверного глазка. Голос изнутри:
— Как звать?
Кажись, мамка. Хоть бы Златко не успел стукнуть ей, как говорил с Хорхе пятьдесят минут назад. Чилиец назвался кодовым именем Фахди. Был еще пароль. Знал и пароль.
Открыла. Вот она, мамка, в чудном прикиде — пиджаке, декольтированном со спины. На мордасах тонна штукатурки. Отврат.
Хорхе прикрыл за собой дверь. Зарядил с порога:
— Я хочу видеть Надю.
Мамка аж остолбенела. Сто пудов, в курсах.
Сказала с жутким восточноевропейским акцентом:
— Слушай, ее тут нема. Если это ты звонил до меня стотыщмильенов раз — можешь убыть.
Надо ж, как разозлилась. Нарочно понтится.
А у Хорхе реально крышу рвет. Кокс ударной волной накатывал на лобную кость изнутри. Будет уже этим сербам глумиться над ним.
