Джон Гришэм - Невиновный
Рон вскочил, пронесся мимо ложи присяжных, выбежал через боковую дверь, скатился вниз по лестнице и, выскочив на крыльцо, вздохнул полной грудью. Потом закурил свою первую сигарету на свободе и победно помахал рукой в объектив ближайшей камеры. Этот снимок был напечатан в десятках газет.
Несколько минут спустя он вернулся в зал. Они с Деннисом, их родственники и друзья обнимались, позировали перед объективами кино- и фотоаппаратов и отвечали на вопросы толпы собравшихся репортеров. Марк Барретт заранее позвонил Грегу Уилхойту и попросил его прилететь в Оклахому, чтобы присутствовать при этом великом событии. Увидев друг друга, Рон и Грег обнялись, как братья, коими они, в сущности, и были.
– Что вы чувствуете, мистер Уильямсон? – спросил Рона кто-то из журналистов.
– В каком смысле? – быстро отреагировал Рон. – Я чувствую, что у меня сейчас отвалятся ноги – эти туфли мне чертовски малы.
Вопросы продолжались не менее часа, несмотря на то что позднее предполагалась пресс-конференция.
Пегги Стиллуэлл помогли выйти из зала дочери и сестры. Она была потрясена и шокирована: никто не предупредил их заранее о том, что подозрения переместились на Глена Гора. Они снова возвращались на место преступления, им предстояло тягостное ожидание нового суда. Правосудие ничуть не приблизилось. И они пребывали в полном недоумении. Большая часть родственников Дебби Картер по-прежнему верила в виновность Фрица и Уильямсона, но как вписать в эту картину Глена Гора?
Рон и Деннис начали наконец потихоньку продвигаться к выходу, при этом каждый их шаг фиксировался на пленку. Толпа медленно стекала по лестнице и выплескивалась наружу. На крыльце они, теперь свободные люди, задержались на минуту, чтобы глотнуть свежего воздуха и подставить лица солнцу.
Они были оправданы, отпущены, свободны, тем не менее никто не принес им извинений, ничего толком не объяснил, не говоря уж о том, что им не предложили ни гроша компенсации, никакой помощи вообще.
Наступило время обеда. Любимым рестораном Рона был «Барбекю у Боба», в северной части города. Аннет загодя позвонила и заказала там несколько столиков, что оказалось нелишним, поскольку их сопровождение разрасталось с каждой минутой.
Хотя у Рона осталось лишь несколько зубов и ему было неловко с трудом жевать перед множеством направленных на него объективов, он с удовольствием умял полную тарелку свиных ребрышек и попросил добавки. Не будучи любителем смаковать пищу, он смаковал момент триумфа. Он был со всеми вежлив, благодарил незнакомых людей, которые подходили, чтобы поздравить его, обнимался с теми, кто желал его обнять, разговаривал со всеми репортерами, которые жаждали услышать его историю.
Улыбка не сходила с лиц Рона и Денниса, даже когда они жевали.
Накануне Джим Дуайер, репортер «Нью-Йорк дейли ньюз», и Александра Пелози из программы «Дейтлайн» канала Эн-би-си отправились в Пурселл, чтобы задать несколько вопросов Глену Гору. Гор знал, что обстановка в Аде стремительно накаляется и он становится главным подозреваемым. А тюремный персонал, как ни странно, этого не знал.
Гор услышал, что его ищут какие-то приезжие, и решил, что это адвокаты или стражи порядка – люди, встречи с которыми ему хотелось бы избежать. Около полудня он потихоньку улизнул с того места, где чистил канавы, и скрылся. Углубившись в лес и пройдя несколько миль, он очутился на шоссе и двинулся на попутках в направлении Ады.
Когда Рон и Деннис узнали, что Гор сбежал, они покатились со смеху. Значит, он действительно виновен.
По окончании долгого обеда Фрицы и Уильямсоны со своей «группой поддержки» направились в Уинтерсмит-парк, где была назначена пресс-конференция. Рон и Деннис вместе со своими адвокатами уселись за длинный стол и оказались перед объективами множества камер. Скек говорил о «Проекте „Невиновность“» и той работе, которая проводится им по освобождению невинно осужденных. Марка Барретта спросили, как вообще могла произойти подобная несправедливость, и он подробно изложил историю следствия и суда, которые изначально пошли по ложному пути, – пятилетняя проволочка, нерасторопная и сомнительная работа полиции, использование подсадных уток и ненадежных «научных» методов… Большинство вопросов было обращено к новоиспеченным реабилитированным. Деннис сообщил, что прежде всего собирается покинуть Оклахому, вернуться в Канзас-Сити и проводить как можно больше времени с Элизабет, а уж потом станет думать о будущем. У Рона не было даже ближайших планов, кроме намерения уехать из Ады.
В пресс-конференции участвовали также Грег Уилхойт и Тим Дюрэм, еще два недавно оправданных бывших заключенных, из Талсы. Тим провел в тюрьме четыре года за изнасилование, которого не совершал, прежде чем «Проект „Невиновность“» благодаря данным анализа ДНК добился его освобождения.
В федеральном суде Мускоги Джим Пейн, Вики Хилдебранди Джейл Сьюард с трудом сдерживали радость, испытывая глубокое удовлетворение. Здесь не было ни каких торжеств – со времени их участия в деле Уильямсона прошло уже четыре года, и они давно были по горло загружены другой работой, – тем не менее и они сделали небольшую паузу, чтобы отметить момент возобладавшей справедливости. Задолго до того, как анализ ДНК помог сорвать покров с этой тайны, они традиционным старым способом – включив лишь мозги и не пожалев времени и усилий – распознали истину и спасли жизнь невинному человеку.
Судья Сэй тоже не предавался самолюбованию. Ему приятно было сознавать свою правоту, однако он был слишком занят массой новых дел. Он просто добросовестно выполнил свою работу, вот и все. Все остальные судьи, решавшие судьбу Рона Уильямсона, оскандалились, но Фрэнк Сэй слишком хорошо знал систему и все ее изъяны. Истину бывает трудно найти, однако он был готов и знал, где ее искать.
Марк Барретт попросил Аннет найти место для пресс-конференции и, возможно, для небольшого приема по случаю возвращения домой Рона и Денниса. Она знала такое место – зал собраний в ее церкви, той самой, в которой вырос Рон, в которой она сама играла на фортепьяно и органе последние сорок лет.
Накануне она позвонила пастору, чтобы испросить у него разрешения и обговорить детали. Священник колебался, говорил невнятно, потом вдруг сказал, что должен посоветоваться со старейшинами. Аннет почуяла беду и поспешила в церковь. Когда она приехала, пастор сообщил, что обзвонил старейшин и они вместе пришли к единодушному выводу: церковь не должна устраивать у себя подобных мероприятий. Потрясенная Аннет спросила – почему?
– Не исключены акты насилия, – пояснил он. – Уже ходят слухи об угрозах в адрес Рона и Денниса, ситуация может выйти из-под контроля. Город гудит по поводу их освобождения, причем большинство горожан его не приветствует. В окружении Картеров есть несколько весьма отчаянных ребят, так что… ну, словом, ничего не получится.
– Но церковь молилась за Ронни все эти двенадцать лет, – напомнила Аннет.
– Да, конечно, и мы будем продолжать это делать – ответил священник. – Но множество людей по-прежнему думают, что они виновны. Все это спорно. Церковь может оказаться запачканной. Так что – нет.
Возмущенная Аннет выбежала из его кабинета. Он догнал ее и попытался успокоить. Тщетно.
Аннет позвонила Рини. Через несколько минут Гэри Симмонс, находившийся в трех часах езды от их дома, уже ехал в Аду. Гэри направился прямо в церковь и попробовал убедить пастора, но тот был непреклонен. Они спорили долго, но добиться ничего так и не удалось. Церковь стояла на своем: слишком рискованно.
– Рон придет сюда в воскресенье утром, – сказал Гэри. – Вы примете его?
– Нет, – твердо ответил пастор.
Празднование состоялось в доме Аннет, где был накрыт обеденный стол. Друзья приходили, уходили, одни сменяли других. После того как обед закончился, все собрались на застекленной террасе, где начались евангельские песнопения. Барри Скек, иудей из Нью-Йорка, впервые слышавший эти гимны, радостно пытался подпевать. Марк Барретт тоже присутствовал; для него это был знаменательный день, он гордился и не хотел уезжать. Сара Боннелл, Джанет Чесли и Ким Маркс пели вместе со всеми, так же как Грег Уилхойт и его сестра Нэнси. Деннис Фриц, его дочь Элизабет и мать Ванда сидели рядышком и участвовали во всеобщей радости.
– Тем вечером, – рассказывала впоследствии Рини, – все собрались отпраздновать событие в доме Аннет. Стол был обильным, все пели, смеялись. Аннет играла на пианино, Рон – на гитаре, остальные пели хором разные песни, хлопали в ладоши, веселились и радовались. В десять часов, когда наступило время вечерних новостей, все затихли. Мы уселись перед телевизором, чтобы услышать новость, которой ждали, о которой мечтали столько лет, мы хотели, чтобы городу с экрана объявили: мой братик Роналд Кит Уильямсон не только свободен, он невиновен! Однако, хотя событие было таким радостным и все мы чувствовали огромное облегчение, в глазах Рона нельзя было не заметить муку – ведь его столько лет терзали и считали преступником.
