Антон Леонтьев - Код одиночества
Но повернулось иначе, и эмигрировать не пришлось. Хотя Игорь уже представлял, как будет вести жизнь мультимиллионера где-нибудь на Бермудах или острове Ява: лазурный океан, белый песок, бунгало под пальмами и несколько смуглых красоток в бикини или даже без оных...
Его мечте было суждено осуществиться всего лишь через год – он приобрел свое первое владение за границей – виллу на Каймановых островах, принадлежавшую ранее бахрейнскому шейху. Но расслабиться там Игорю довелось всего пару раз, да и то недолго, – начавшийся передел собственности в бывшем Союзе требовал его постоянного присутствия в России: доверять никому было нельзя, и меньше всего партнерам.
1992 год начался отлично – банк, возглавляемый Игорем и Вадимом, стал одним из ведущих финансово-кредитных учреждений новой России; в стране имелась масса лакомых кусочков в виде фирм, заводов, фабрик, по большей части нерентабельных, и их можно было приобретать по дешевке.
В конце года случилось непредвиденное – Вадима арестовали. Оказалось, что партнер, не поставив Игоря в известность, заключил несколько сделок, а затем, получив товар, элементарно присвоил его, забыв о том, что его следует оплатить. И это было только вершиной айсберга – многие имели зуб на молодых миллионеров, в особенности бывшие коммунисты, которые отчего-то были уверены, что при перевозе «золота партии» за рубеж часть денег осела в карманах Игоря и Вадима. Игорь знал, что их подозрения небеспочвенны, однако думал, что сможет разобраться с проблемой по-свойски.
Следователи прекрасно знали, какие грешки водятся за банком и фирмами, контролируемыми Игорем и Вадимом, но более всего их интересовали иностранные счета и судьба «золота партии». Добром это не могло кончиться: Игорь понимал, что Вадима допрашивают с пристрастием, а тут еще, как назло, в дело вступили спецслужбы, тоже желающие узнать, куда делось «золото партии».
Свой двадцать четвертый день рождения Игорь планировал отпраздновать с размахом, в новой семикомнатной квартире на Кутузовском проспекте, купленной у вдовы какого-то бывшего советского министра. Торжество планировалось загодя, приглашались сливки общества, но в тот ноябрь Игорю оказалось не до веселья. Большая часть именитых гостей просто не пришла, причем многие даже не сочли нужным предупредить или извиниться, – по столице уже расползлись слухи о том, что на банк вот-вот наложит лапу государство, а Вадим и Игорь окажутся за решеткой. На вечеринку заявилась только мелкая шушера, вечные прихлебатели, неудачники и лизоблюды. Игорь даже не вышел к гостям, запершись в кабинете и пробуя отвратить надвигавшуюся катастрофу, – он звонил, звонил и звонил, но никто не хотел разговаривать с ним.
А вот проректорша Фаина Григорьевна сама звякнула, узнав о нависших грозовых тучах, и даже пообещала, что попробует задействовать свои связи в Генеральной прокуратуре. Однако Игорь знал: если за него взялись чекисты – пиши пропало. Звонок от Фаины, конечно, грел душу, – не забыла старушка об их бурных выкрутасах в постели (а также на столе, на ковре, в ванной и даже на стремянке), но она ничем не сможет помочь: в игру вступил уж слишком серьезный противник. Игорь видел: придется уступать бизнес, и будет еще хорошо, если он останется в живых и на свободе. Ничего, в нескольких банках в Монако и Андорре имеются тайные счета, на них чекистам никогда не выйти. Немного, в общей сложности вряд ли больше двадцати миллионов, но и этого хватит на сытую жизнь подальше от бандитской России.
Когда музыка сделалась нестерпимо громкой, Игорь вышел из кабинета и увидел, что квартира превратилась в свинарник: пустые бутылки, грязная посуда, использованные шприцы. Похоже, нахлебники отрываются по полной программе, желая хотя бы напоследок получить побольше удовольствий. А когда его арестуют, ни один из них не вспомнит об Игоре Веселовском – был такой и сплыл, и вся шушера перекочует на квартиру нового «короля жизни».
Игорь схватил нескольких вдребезги пьяных да к тому же еще накачавшихся наркотиками субъектов и вышвырнул их за дверь. Что они сделали с его квартирой! Телевизор разбит, шелковые обои ободраны, золоченый кран в ванной выворочен с корнем, на краю мраморной купели сидит патлатая девица и пытается вколоть себе в руку шприц. Игорь ударил девицу по лицу, та с хрюканьем повалилась в ванну, заполненную мутной водой. Он быстро подхватил девицу – не хватало, чтобы она захлебнулась, а его упекли в тюрьму, как простого уголовника.
Отыскав в чулане швабру, Игорь, чувствуя, что на него накатил небывалый гнев, стал избивать гостей и выпихивать их вон из квартиры. Нет, не так он представлял свой последний день на свободе!
Наконец почти все трутни были с позором изгнаны, только в ванной Игорь обнаружил все ту же девицу-наркоманку, с затуманенным взором сидевшую в мраморной купели (тварь все же умудрилась всадить себе дозу!), а рядом с ней бородача в лиловом костюме, то ли концептуального художника, то ли поэта-новатора.
Схватив бородача за грязную косу зеленого цвета, Игорь потащил его из ванной.
– Эй, больно же! – вопил тот, отчаянно лягаясь.
Игорь ударил его в живот ногой и подошел к наркоманке. Девица блаженно улыбалась и, завидев Игоря, распахнула объятия, протянула:
– Ой, мальчик пришел! А я – девочка, очень рада нашему знакомству. Давай сделаем трах-трах?
Игорь никак не мог извлечь девицу из ванной – та, гогоча, брызгалась водой и «стреляла» в Игоря гелем для душа.
– Ну, давай, приведи в чувство свою подружку! – заявил Игорь, встряхивая бородача.
А тот заявил:
– Какая она мне, к лешему, подружка? Так, кошка приблудная. Мы, представители андеграунда, не якшаемся с гэбэшниками!
– С гэбэшниками! – удивился Игорь. – Только не говори, что эта наркоманка на КГБ работает!
– Она-то нет, – пояснил бородач, пытаясь подняться с паркетного пола, – а вот ее дэдди там один из главных, прикинь – папаня главный чекист, а дочурка – наркоманка! Ништяк! В буддизме это называется кармой – дети своими судьбами расплачиваются за грехи отцов!
Игорь взглянул на девицу – патлатая, грязная, в рваной черной одежде, тонкие ручонки все исколоты. Сидит себе и пускает пузыри. И она – дочь влиятельного гэбэшника?
– Как ее зовут? – снова тряхнул Игорь бородача, а тот ответил:
– Светка Белокопытова. Про генерала Белокопытова слыхал? Вот, ейный фазер он и есть.
Генерал Белокопытов, ну как же! Заместитель директора КГБ, всесильный чекист, который любит оставаться в тени и руководить всем из-за кулис. И эта дура-наркоманка – его дочка?
– Что, не веришь? – спросил концептуальный художник (или, может, поэт-новатор). – Светка с папашей не ладит, назло ему фамилию позорит, а сама на каждом перекрестке хвастается, что ее фазер может любого в порошок стереть. Ее один кент трахнул, причем Светка сама его совратила, так его потом в оборот взяли и впаяли семь лет за изнасилование – папаша так устроил. Он дочурку страсть как любит, хотя она в свои двадцать лет уже конченая девка. Папандрелла к ней охрану приставил, но Светка ей нос показала, сбежала. Сейчас по всей Москве ее небось ищут.
Решение созрело немедленно. Дочка генерала КГБ Белокопытова – его спасение. Его и банка. А вот Вадима придется кинуть. Что ж, Боливару не вынести двоих. Или как там было у О’Генри? Действовать надо быстро. Но одному не справиться, потребуется помощь. Чья? Ну конечно же, Фаины! С проректоршей он потом рассчитается, по бартеру, так сказать.
Игорь кинулся в кабинет и набрал знакомый номер. Черт, Фаина не берет трубку! Ну да, ведь уже половина второго ночи. Наконец раздался недовольный сонный голос экс-любовницы:
– Что такое, вашу мать? Москва горит? Или Горбачев вернулся?
– Фаина, – сказал Игорь, – мне срочно требуется твоя помощь...
Глава 48
Генерал Андрей Ильич Белокопытов, ходя взад-вперед по кабинету, распекал подчиненных. Еще называются специалисты по наружному наблюдению – упустили двадцатилетнюю соплячку, к тому же наркоманку! И кто знает, чем Светлана сейчас занимается:
Проблемы с дочерью начались после смерти ее матери, семь лет назад: супруга генерала утонула, купаясь в Волге во время пребывания в одном из закрытых пансионатов под Саратовом. И самое ужасное, что тринадцатилетняя Света стала свидетельницей гибели матери. Наверное, именно тот момент и стал поворотным в ее жизни. Во всяком случае, так сказал позднее один из психиатров.
Гибель супруги была для Андрея Ильича подлинным ударом, однако он не привык демонстрировать эмоции и, даже оставаясь один, сдерживал слезы. Ему, высокопоставленному работнику КГБ, непозволительно вести себя как нюня.
А Светлана понимала все иначе: считала, что смерть матери отца совершенно не тронула, называла его «солдафоном» и «бездушной машиной». Чтобы забыть о трагедии, Белокопытов ушел с головой в работу, появлялся дома только поздно вечером, а иногда под утро. Воспитанием Светланы занималась его незамужняя старшая сестра, но девчонка совершенно отбилась от рук, не признавала авторитета старших, открыто хамила и в итоге попала в дурную компанию.
