Георгий Вайнер - Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник)
– По-моему, у нас все это в наличии, – дрожащими губами вымолвил Палей.
– У меня – да. А у вас – плохие нервы, вам просто не по силам битва с этими разбойниками – газетчиками, прокурорами, кредиторами и прочими стервоядными! Мы должны сделать правильный ход…
Палей резко встал, шампанское плеснуло на его серый пиджак, растеклось на лацкане неопрятной черной кляксой.
– Вы хотите избавиться от меня?
– Ну, ну, ну! Вениамин Яковлевич, опомнитесь! – Я положил ему руку на плечо, силой усадил обратно в кресло. – Когда-то мне Гарри Каспаров сказал замечательную вещь: не сделанный вовремя нужный ход сразу ухудшает твою позицию. Ему-то просто – Каспаров играет в обычные шахматы с жесткими правилами. А я шпиляю в стоклеточные шахматы, где все фигуры ходят как могут…
– И что вы предлагаете? – Его быстрый глаз померк, и в голосе задребезжало старческое бессилие.
– Я прошу вас отдохнуть, – как можно мягче сказал я. – Вам сейчас нужен хороший отпуск – подольше и подальше. Где-нибудь на Багамах. Или на Кайманах… Естественно, отпуск оплаченный…
Палей мелко, суетливо вздыхал, будто дышал жабрами. Он хотел что-то сказать, может быть, крикнуть или броситься на меня. Но не было воли. Потом собрался с силами и спросил сдавленно:
– Это приказ?
– Это моя просьба, Вениамин Яковлевич. Подождите, мы еще с вами побушуем! А пока положимся на вековую народную мудрость – на нет и суда нет! Билет на Барселону у вас на завтра, на восемь вечера… У Наденьки…
– Подождите! Подождите! – вскрикнул Палей, будто я уезжал от него на трамвае. – Какая Барселона? А жена? А дочка?
– О чем вы говорите, Вениамин Яковлевич! Я о них позабочусь здесь, как о самых близких людях! А пока вам лучше полететь одному. Не надо давать пищу клеветникам с их рассказами о бегущих с «Титаника» крысах. Погодя немного, когда здесь пыль уляжется, бой утихнет, крики смолкнут, я пришлю к вам семью. Не тревожьтесь и не сомневайтесь.
Палей разрушенно помолчал, потом вздохнул-всхлипнул:
– Боюсь, у меня нет выбора…
– Да бросьте вы, не драматизируйте! Просто приятное путешествие богатого, хорошо потрудившегося джентльмена. Кстати, у вас ведь с иностранными языками не густо? Вас в Барселоне в аэропорту встретит девушка, она возьмет на себя все дальнейшие хлопоты.
– Какая девушка? О чем вы говорите? – спросил Палей с таким испугом, будто я пообещал кастрировать его.
– Очень хорошенькая девушка. Она из службы Сафонова. Катя. Обеспечит вам везде полную безопасность, – заверил я.
– Катя… Безопасность… – как во сне повторил Палей. – Почему?
– Потому что она капитан ФСБ. В общем, не берите все это в голову – отдыхайте и набирайтесь сил! А сегодня вечером жду на празднестве…
Палей тяжело поднялся, он сразу резко постарел, осыпался. Раздумчиво сказал:
– Вы мне всегда были интересны как человеческий тип… Я никак не мог решить для себя – хороший вы человек или плохой…
Я не дал договорить ему, обнял и повел к дверям.
– Вениамин Яковлевич, в вашем возрасте и с вашим опытом необходимо точно знать: нет людей просто хороших или просто плохих. Есть люди, которые к нам хорошо относятся, и есть люди, которые к нам плохи. Я к вам отношусь очень хорошо, и поэтому мы оба – очень хорошие люди. До встречи на большой парти в Барвихе!
Он взялся за ручку, но обернулся и сказал:
– Я уверен, что ваша праздничная парти будет обильной, долгой и доброй… Как коммунистическая парти…
Сергей Ордынцев:
БОЛЬШАЯ ПАРТИ
Лена просунула голову в кабинет и, заговорщически подмигивая, быстро сказала:
– Иди быстрее! Я с Надькой договорилась – она тебя без очереди пропустит…
– Спасибо, Лена! Спасибо тебе! Добытчица, заступница моя, просительница за меня – нескладня недотепистого! Мне бы еще денек простоять да ночь продержаться, а там ты меня пристроишь в жизни…
– А то? Конечно, пристрою! Если слушаться будешь!
– Не буду, – обнадежил я подругу и отложил в сторону портрет-фоторобот.
Пристально, долго я рассматривал его, будто медитировал, я вживлял его в себя, я закрывал глаза и накладывал портрет на смутное размытое воспоминание в надежде, что между ними проскочит искра догадки – волшебный прыжок сознания. Я поднимал свою тяжелую, лениво огрызающуюся память, как зимнего медведя из берлоги. Видел, видел, я наверняка ее видел с Котом! Но где, когда, при каких обстоятельствах, где ее сейчас искать – сообразить не могу.
Как ее зовут – не помню точно, это и вспоминать бесполезно. А фамилия у нее какая-то яблочная… Антоновка, семеренка, владимирка… Тьфу! Владимирка – это вишня! Нет, не вспомню. Привязаться не к чему, нет ассоциативного повода…
– Ну, ты идешь? – заторопила Лена. – Ты придумал душевный подарок?
– Придумал.
– Говори! Говори! Что подаришь?
– Для мил дружка выйму сережку из ушка. Из твоего ушка…
– Ну да, разбежался! Мне, молодой нежной девушке, будущей невесте, эти брюлики самой нужнее. Ну скажи серьезно!
– Серьезно? Сниму последнюю рубаху. Знаешь, есть такой народный обычай – отдал другу последнюю рубаху и идешь в нудисты.
– Ага, ага! – согласилась Лена, подталкивая меня в сторону приемной. – Поменьше рассуждай и резонерствуй. А то станешь занудистом. Занудой мужского пола. Ты думай об этом…
– Буду. До конца рабочего дня…
– А потом?
– Потом мы напьемся на большой парти. Твое указание исполним явочным порядком.
Она незаметно ущипнула меня за бок:
– Жалко…
– Чего тебе жалко?
– Нельзя здесь, прямо в коридоре, тебя поцеловать, занудист…
– И мне жалко. Кот раньше говорил девушкам: «Дай я тебя покиссаю…» А мне было смешно.
– А мне не смешно! Мне нравится! Слушай, офицер! А может, плюнем? Угости девушку одним серьезным киссом! Слабо?
Охранник на лестничной площадке немного скукожился лицом, когда я обнял Лену. Длинная, с меня ростом, гибкая, она смотрела в упор своими круглыми нахальными очами разнуздавшейся куклы-неваляшки, ноздри короткого вздернутого носа трепетали, и она смеялась.
– Дай я тебя покиссаю, мой маленький босс, – шепнула она.
Стоя в людном коридоре, я прижимал ее к себе каждой складочкой, каждым изгибом. В ушах стоял пенный гулкий шум, все плыло и кружилось, меня раскачивало, как на палубе, а за спиной раздавались смешки и удивленные возгласы, но мне было на все и на всех наплевать – только бы не выпустить из рук эту наглую веселую врушку, которая с самого начала обманывала меня: она знала, что никакой я ей не босс, не начальник, не руководитель. Такая была игра.
Она глубоко вздохнула, будто проснулась, очень медленно, мягко отодвинула меня:
– Иди! – Подтолкнула и засмеялась. – И помни – во дни сомнений, в минуты тягостных раздумий…
– О чем?
– Как одна такая, угловая, застенчивая и вся целомудренная… Растоптала из-за тебя на производстве свою девичью репутацию…
Сашка сидел за компьютером, и на лице его было выражение спокойной деловитой ненависти к этому миру. Увидел меня, махнул рукой и пошел мне навстречу. Я захватил со стола бокальчики с коньяком, а Сашка сказал:
– Мне сегодня Вондрачек, чешский посол, сообщил прекрасную шутку – лучший в мире тост-здравица у моравских шахтеров, известных грубиянов. Чокаются с силой стаканами и грозно выкрикивают: «Ну!..»
– Ну! – сказал я.
– Ну, Серега! – чокнулся со мной Сашка.
– Ну, смотри, Хитрый Пес!
– А что делать, Верный Конь… – и крепко обнял меня.
Я выпил коньяк, расстегнул на руке свой браслет-амулет – шесть пулек на кованой золотой цепи, – протянул Сашке.
– Никогда не снимай его. Мне он всегда приносил удачу. Дай Бог тебе…
– Ты что, Серега, спятил? – заорал Сашка. – «Шесть пуль, как в Сараево»! Никогда в жизни не возьму…
– Возьмешь, – сказал я уверенно и крепко ухватил его за руку. – Пока сюда добежит охранник Миша со своей хивой, ты полностью беззащитен…
Он пытался выдернуть руку, но я не отпускал его, пока не защелкнул замочек на тонком Сашкином запястье.
– Не возьму! – бушевал Хитрый Пес.
– Саня, это не подарок, – протянул я ему еще бокал. – Я передал тебе обет…
– Чему? О чем? – сердито спросил Сашка.
– Когда тебе позвонили и сказали, что я убит, ты всю ночь орал и плакал… Мне потом Люда рассказывала…
– Ну и что?
– Я думаю, ты плакал тогда последний раз в жизни… Ты теперь другой… Но на этом браслете – твои слезы, моя кровь. И любовь, которую вложил в нас Кот…
– Серега, это не разговор взрослых людей. Это – сентиментальное шаманство, слезливое волхование!..
– Может быть! Наверное! Люди моей профессии суеверны, мы верим в приметы, в знаки, в амулеты. Не снимай его никогда. Давай выпьем! – Я поднял свой бокал.
Сашка помолчал, потом резко махнул рукой – глухо стукнулись пульки на браслете.
– Давай, Серега, выпьем… За нас! – Он провел ладонью по лицу, будто умывался или стряхивал наваждение. – И за Кота! Он, дурак, думает, что я его боюсь и ненавижу…
