Мишель Бюсси - Самолет без нее
— Гран-Дюк перепутал дату. Ничего удивительного! Через пятнадцать лет…
— Вот именно! — воскликнул Марк.
Водитель с термосом стоял возле своего грузовика, опершись спиной о кабину, и смотрел на Марка и Мальвину с таким интересом, словно ему показывали кино.
— Звук погромче не сделать? — гаркнула ему Мальвина.
Водитель и бровью не повел. Обиделся? Возможно. Марк продолжал:
— Сейчас я скажу тебе, как все было, Мальвина. Гран-Дюк не был в Турции седьмого ноября 1982 года! Во всяком случае, на вилле в Анталье его точно не было. Но почему он солгал? Зачем человеку такое дурацкое алиби? Затем, что в тот день он находился в совсем другом месте. В каком? Где он мог прятаться в воскресный день седьмого ноября 1982 года? Прятаться так, чтобы никто не догадался, где он? И зачем уточнять, что Назым в тот раз не поехал с ним в Турцию, а остался во Франции? Может быть, для того чтобы перевести подозрения на своего помощника?
— Бред, — помотала головой Мальвина. — Точно тебе говорю, ты псих. Хуже меня.
Марк схватил Мальвину за горловину свитера. Она не сопротивлялась. Пистолета при ней больше не было. Даже булыжника не было.
— А что, если наш милейший Гран-Дюк — способный детектив, образец терпения, душа нараспашку, друг семьи Витралей, мимолетный любовник моей бабки, честный автор дневника, верный, преданный, невезучий Кредюль Гран-Дюк… Что, если он был всего-навсего наемным убийцей? Подонком, которому твой дед поручил убрать с дороги моих деда и бабку, чтобы заполучить Лили? И эта мразь согласилась выполнить заказ.
Марк крепко сжимал в кулаке воротник лилового свитера Мальвины. Она слушала его молча. Водитель с термосом забрался в кабину грузовика, из которой донеслись звуки настройки радио.
Марк говорил, едва сдерживая слезы:
— Он даже не побоялся вскользь упомянуть об этом в своем дневнике… Даже если все остальное — правда: его привязанность к нашей семье и к моей бабушке… Классическая ситуация — палач проникается теплыми чувствами к недобитой жертве. Его терзают муки совести, как же! Подумать только, мы принимали эту тварь у себя в доме… Мерзавца, который убил моего деда. А бабушка даже…
Марк неожиданно выпустил из рук свитер Мальвины, выскочил из грузовика и сделал несколько шагов по площадке. На ходу он машинально подобрал смятую обертку от печенья и пустой пакет из-под сока и направился к ближайшему мусорному контейнеру, стоявшему метрах в десяти.
— Можешь говорить что хочешь! — крикнул он. — Но я точно знаю, что все было именно так! Это Гран-Дюк! Как только я это понял, мне все стало ясно. Все его россказни — сплошное лицемерие! Он просто наемник. Тип без чести и совести, готовый на все ради денег.
Марк выбросил мусор в контейнер.
— Это был мой дед, — раздался голос Мальвины.
Марк еще ни разу не слышал, чтобы она говорила так мягко. Он обернулся.
— Это был мой дед, — повторила Мальвина. — Он один во всем виноват. После первого инфаркта. Он не верил в успех расследования, которое затеяла бабушка. Ему хотелось получить все и сразу. Он тоже обратился к Гран-Дюку, вскоре после бабушки. Заплатил ему огромную сумму. Как раз хватило на покупку дома в Бют-о-Кай. Все должно было выглядеть как несчастный случай. Адвокаты говорили, если Витрали умрут, судье Веберу придется несладко, но у нас появится шанс забрать ребенка себе. Гран-Дюк не был ангелом, насчет этого дед навел справки. В те выходные, в ноябре 1982 года, он успел слетать в Турцию и вернуться назад, во Францию. Никто его ни в чем не заподозрил. Остальное было делом техники.
— Откуда ты знаешь?
— Мне было восемь лет. Я не все тогда понимала, но у меня уже появилась привычка подслушивать. Маленькая незаметная мышка, я всюду совала свой нос, а чуть что — юрк к себе в норку. Бабушка узнала правду позже, уже после смерти Пьера Витраля. Ты даже не представляешь, что с ней тогда сделалось. Преступление! Убийство! Попробуй признаться в таком Отцу, Сыну и Святому Духу! Сразу после того с дедом случился второй приступ. Его план провалился. Бабка решила, что его покарал Бог, и заткнула пасть.
— Мальвина, а что ты сама об этом думаешь?
Мальвина чуть помолчала. Она сидела, поставив ногу на металлическую подножку кабины, и нервно теребила ремешок босоножки.
— Я думаю, — наконец сказала она, — что мой дед был прав. А что? Дело вполне могло выгореть. Если бы старшие Витрали оба умерли, Лиза-Роза вернулась бы домой. А тебя отправили бы в приют. Чем плохо? Вот что я думаю.
— А сейчас? Сегодня? Что ты думаешь об этом сегодня?
На сей раз Мальвина не колебалась ни секунды:
— То же самое!
Они снова тронулись в путь. Мальвина поставила в магнитолу другую кассету Она выбрала ее наугад, по цвету обложки, небесно-голубому. Это оказались «Братья по оружию» группы Dire Straits. Голос Марка Нопфлера чередовался с исступленными звуками электрогитары. Первой после долгого молчания заговорила Мальвина:
— Но я не отрицаю, что Гран-Дюк всегда был та еще сволочь. А меня он терпеть не мог. Наверное, догадывался, что я все знаю.
Марк слушал ее вполуха, охваченный горьким чувством, что он стал жертвой предательства. Сколько еще лжи Гран-Дюк наворотил в своем дневнике?
— Четыре дня назад он пытался шантажировать бабушку, — продолжила Мальвина. — Нес какую-то пургу насчет того, что в последнюю минуту на него снизошло откровение. Выпросил сто пятьдесят тысяч франков. И потребовал втрое больше, если добудет доказательства. Не знаю, кто его мочканул, но спасибо ему, кто бы он ни был. Одной мразью на Земле стало меньше.
Марк постукивал пальцами по рулю в ритме соло на саксофоне из песни «Твоя последняя выходка». У него из головы не шли слова Мальвины.
«Не знаю, кто его мочканул…»
Он помнил, как обнаружил труп Гран-Дюка. Убит выстрелом в сердце. Тело головой в камине. Обгорелое лицо в пятнах сажи.
— Я уж не говорю про анализы ДНК, — рассуждала Мальвина. — Мы с тобой оба знаем, что выжила Лиза-Роза. Значит, эта бумажка только лишний раз доказывает, что Гран-Дюк врал всем подряд.
В разгоряченном мозгу Марка крошечной искрой вспыхнуло подозрение. Искорка была совсем маленькой, но под ветром она разгоралась все ярче, грозя вызвать настоящий пожар.
— И вообще, — заключила Мальвина, — он был лузер. Получил миллион и даже не смог прикончить двух спящих стариков.
Руки Марка крепче сжали руль. Гитара Марка Нопфлера издала последний рифф.
«Это юмор. С лечебным эффектом».
54
3 октября 1998 г., 11.33.
Они ехали без передышки уже пять часов. Оранжево-красный «ситроен» модели Н держался молодцом. На отрезках скоростного шоссе ему приходилось нелегко, но он выжимал от ста до ста десяти километров в час, пусть и на пределе возможностей. Давно иссяк запас кассет в бардачке, представленный блестящей коллекцией хитов восьмидесятых: «Спаси любовь» Даниэля Балавуана, «Важные последние слова» группы Supertramp, «Крутая девчонка» Рено, «Позитив» Жан-Жака Гольдмана.
Они остановились в Витри-ле-Франсуа — городке, возникшем ниоткуда посреди кукурузных полей Шампани и не имевшем даже колокольни, чтобы предупредить о своем внезапном появлении. В ресторанчике, втиснувшемся между шоссе и Марной, куда они зашли пообедать, они были единственными посетителями. Марк, погруженный в глубокую задумчивость, удовольствовался омлетом и салатом. Мальвина заказала полный обед — мясное ассорти, жареную говядину с луком-шалотом и крем-брюле.
— У вашей подружки хороший аппетит, — подмигнув Марку, сказал хозяин заведения. — Куда, спрашивается, у нее все это девается?
Они снова тронулись в путь.
Сен-Дизье. Шомон.
Мимо проплывали всхолмленные равнины Парижского бассейна. Засеянные злаками поля упирались в крутой склон очередной куэсты, с противоположной стороны, поросшей лесом, плавно сбегавшей вниз, чтобы уступить место новому полю. На спусках грузовичок разгонялся и жалобно дребезжал, словно сам не верил, что сумеет вовремя затормозить, и надеялся лишь на то, что вскоре дорога опять пойдет в гору. Рено в третий раз затянул «В интересном положении». За последние два часа Марк и Мальвина не перемолвились ни единым словом. Наконец Мальвина прервала молчание:
— Как ты думаешь, Лиза-Роза захочет иметь такую сестру, как я?
Марк вел машину через деревню под названием Фель-Бийо. Он ничего не ответил.
— Ты ее лучше знаешь, — продолжила Мальвина. — Думаешь, она в состоянии понять? Смириться, что у нее вот такая старшая сестра? Уродина. Грубиянка. Злюка.
Марк по-прежнему молчал. По большому счету, он предпочитал целебный юмор Мальвины.
— Я ведь могу измениться, — настаивала Мальвина. — Можешь ей это сказать? Что я могу измениться?
