Джон Харт - Король лжи
Глава 35
Однажды ко мне заехал Дуглас; он стоял в дверях, пока я не увидел его, затем изобразил улыбку, которая скорее походила на гримасу. Кожа под его глазами и подбородком обвисла. Он напоминал исчадие ада. Дуглас пытался принести извинения, объясняя, что это его работа, ничего личного. Он прятал от меня глаза и, в отличие от Миллз, не говорил того, что думал. Я видел в суде, как он вцепился в меня зубами и наслаждался этим, как он улыбнулся, когда помощники шерифа надели на меня наручники. Его нынешнее сожаление объяснялось тем, что не за горами были следующие выборы. Ни одному избирателю графства Рауэн не мог понравиться дурак, и газеты набросились на него. Дуглас сообщил, что не будет преследовать меня в судебном порядке за попытку уничтожить улику, потом посмотрел в сторону и добавил, что, тем не менее, обязан сообщить о моем поведении в адвокатскую коллегию. Мы оба знали, что такое сообщение может кончиться исключением меня из адвокатуры. Но меня это не беспокоило, и он был весьма удивлен, когда я сказал ему это. Он попытался улыбнуться снова, но я пожелал ему хорошего дня и велел убираться из моей палаты.
Ко мне приходили и другие посетители: адвокаты, соседи, даже некоторые старые школьные друзья – все, кого, вероятно, мучило любопытство. Они говорили одно и то же, их слова звучали неискренне. Я знал тех, кто верил в меня, и несколько цветистых фраз никогда не заставили бы меня забыть, кто есть кто. Однако я сделал то, что должен был, – поблагодарил за посещение и пожелал удачи. Что касается доктора Стоукса, то это была другая история. Он заходил несколько раз, и мы говорили о разных мелочах. Он рассказывал мне о моей матери и о том, что я вытворял ребенком. Мне было хорошо с ним, и после каждой беседы я чувствовал прилив сил. Во время последнего его визита я сказал, что у него теперь есть настоящий друг на всю жизнь. Он улыбнулся и ответил, что никогда не сомневался в этом и следующая выпивка за ним, потом торжественно пожал мне руку.
Джин и Алекс пришли за день до моей выписки из больницы. Они упаковали вещи и готовились к отъезду.
– Куда? – спросил я.
– На север. Возможно, в штат Вермонт.
Я посмотрел на Алекс, которая ответила мне прежним твердым взглядом. И все же в этот раз в нем не было враждебности, и я понял, что Джин не солгала мне, когда сказала, что я всегда буду у них желанным гостем.
– Позаботься о ней, – попросил я Алекс.
Она протянула мне руку, я пожал ее.
– Я всегда буду заботиться о ней, – пообещала она. Я оглянулся на Джин.
– Пришли мне ваш адрес. Как только я продам дом и офис, у меня появятся для тебя деньги.
– Я хочу, чтобы ты пересмотрел свое решение. Нам не нужно ничего из того, что принадлежало ему.
– Это не будет от него. Это будет от меня.
– Ты уверен?
– Я хочу, чтобы у тебя были деньги, – сказал я. – Распорядись ими правильно. Построй свою жизнь.
– Это слишком большие деньги.
Я пожал плечами.
– Я задолжал тебе больше, Джин. Деньги – самое малое, чем я могу помочь.
Джин снова посмотрела на меня, причем таким глубоким взглядом, что я не мог не ощутить пустоты своего одиночества. Каждый раз, когда я смотрел на нее, меня переполняло чувство вины. В конце концов я отвернулся.
Я услышал ее голос, в нем появилось что-то новое. Сила, возможно? Или понимание самой себя?
– Дашь нам минуту, Алекс?
– Разумеется, – ответила она. – Выздоравливай, Ворк. – И затем мы остались одни в больничной палате. Джин подвинула стул и села рядом.
– Ты не должен мне ничего, – произнесла она.
– Должен.
– За что?
Меня изумило одно то, что она задала такой вопрос.
– За все, Джин. За то, что не защитил тебя. За то, что не был хорошим братом. – Мои слова падали в узкое пространство, разделяющее нас…
Мои руки судорожно вздрагивали под тонкой простыней, и я попытался начать снова, потому что хотел, чтобы она поняла.
– За то, что не верил в тебя. За то, что позволил Эзре так обращаться с тобой.
Тогда она засмеялась, и этот звук причинил мне боль; те слова не дались мне легко.
– Ты серьезно? – спросила она.
– Серьезно.
Улыбка сошла с ее лица. Она удобнее устроилась на стуле и стала изучать меня своими влажными глазами.
– Позволь задать тебе один вопрос, – наконец вымолвила она.
– О'кей.
– И я хочу, чтобы ты подумал, прежде чем ответить.
– Хорошо.
– Как ты думаешь, почему Эзра привлек тебя к практике?
– Какой?
– Почему он посоветовал тебе пойти в юридическую школу? Почему дал тебе работу?
Я раздумывал.
– Не знаю, – в конце концов признался я. – Никогда не думал об этом прежде.
– О'кей, еще вопрос. Было ли такое время, когда ваши отношения изменились? Я говорю о давних временах.
– Ты подразумеваешь детство?
– Да, точно.
– Мы бывали близки.
– И когда это прекратилось?
– Слушай, Джин, какой смысл в твоих вопросах?
– Когда изменились ваши отношения?
– Я не знаю. Не знаю.
– Господи, Ворк. Ты действительно бываешь иногда непробиваемым. Все изменилось внезапно, в тот день, когда мы скакали, чтобы заработать денег для Джимми. До этого ты был чипом старого блока, но потом вошел в тот туннель. После этого между вами все изменилось. Я никогда не понимала причины. Но я думала об этом и, мне кажется теперь понимаю.
Я не хотел больше ничего слышать. Правда была слишком чудовищной. После того дня чувства отца ко мне изменились – вот о чем она говорила. Он стал стыдиться меня, непонятно почему, перестал уважать меня. Он чувствовал мою деградацию, как если бы ощущал запах залежавшегося мусора, и поэтому отвернулся от меня. Даже сейчас я знал, что он умер, презирая меня.
Я вопросительно посмотрел на свою сестру.
– Ты знаешь? – спросил я.
– Ты начал тот день мальчиком, Ворк, маленьким мальчиком Эзры – его отражением, не больше того. Тем, на кого он мог смотреть свысока, на кого мог указать с гордостью и сказать: «Это мой сын. Это мой мальчик». Но ты вышел из того туннеля мужчиной, героем – человеком, которым все восхищались, и он не мог смириться с этим. Ты был в центре внимания, и он возненавидел тебя с такой силой, что мог превратить в прах. Ему хотелось подавить тебя так, чтобы ты никогда не посмел превзойти его снова, как это случилось сейчас. Вот когда все изменилось.
– Я не уверен, Джин.
– Как ты полагаешь, много ли взрослых мужчин спустилось бы туда в одиночку? Не много, это я могу сказать точно, и, конечно, не наш отец. Я видела его лицо, когда вас вывели и толпа начала вас приветствовать.
– Нас приветствовали? – удивился я.
– Разумеется, люди ликовали.
– Я не помню этого, – сказал я, и это было действительно так. Я помнил презрительные взгляды, насмешки и указывающие пальцы. Я помнил Эзру пьяным и то, как он сказал матери, что я просто придурок. «Никакой он не гребаный герой», – вот что он сказал.
– Ванесса Столен, вероятно, умерла бы в тот день, изнасилованная в пятнадцать лет. Сколько двенадцатилетних мальчиков спасли кому-нибудь жизнь? Сколько взрослых мужчин? Это редкость, и тут требуется храбрость. Только наш отец мог отрицать это, и то, что он делал, он делал специально.
Ее слова убивали меня. Никаким героем я не был. Отец был прав.
Но то, что моя сестра сказала затем, пробилось сквозь туман моего сознания, заполнив его.
– Эзра взял тебя в свое дело, чтобы держать под собой, контролировать тебя.
– Что?
– Ты не создан быть адвокатом, Ворк. Ты сильный, как черт, и умный, без сомнения, но ты – мечтатель. У тебя большое сердце. Никто не знал этого лучше, чем Эзра. Он знал, что ты никогда не смог бы стать таким головорезом, как он, и никогда не будешь прежде всего заботиться о деньгах. Это подразумевало, что ты никогда не преуспел бы в адвокатуре, как он. Удерживая тебя рядом, он оставался в безопасности: ты никогда не поднялся бы до его уровня. – Она сделала паузу и наклонилась ко мне. – Никакой угрозы для него.
– Ты действительно веришь в это? – спросил я.
– Поверь и ты мне.
– Несмотря ни на что, я все еще в долгу у тебя.
– Ты просто не понял ничего. Отец обращался с тобой хуже, чем со мной. Я была женщиной и поэтому не представляла для него большой ценности. Но отношение к тебе было личностным. Он вел кампанию против тебя, Ворк. Он пошел на тебя войной, и никто не поступил бы так, как наш отец. Хорошей или плохой, но он был силой. – Она снова засмеялась – в ее смехе были ожесточение и беспокойство. – Ты говоришь, что должен был защитить меня от него. Господи, Ворк, у тебя никогда не было на это шанса.
– Возможно, – согласился я. – Мне надо подумать об этом.
– Что ты и делаешь, – заметила она. – Отец мертв. Не позволяй ему тащить тебя за собой.
Внезапно я почувствовал, что утомлен и не могу продолжать говорить об Эзре. Вероятно, потребуются годы, чтобы разобраться в том беспорядке, какой он устроил в моей голове, но кровавая бойня, кажется, уже заканчивалась. И, возможно, Джин была права. Вполне вероятно, мне нужен перерыв. Мне было только двенадцать, когда все случилось.
