Андрей Троицкий - Удар из прошлого (Напролом)
Приволакивая больную ногу, Валиев доплелся до дома, обогнул воронку от разорвавшийся гранаты. Заглянув в дверной проем, задрал ногу, ухватившись рукой за косяк, залез в сени. Валиев споткнулся о расстрелянный пулемет Дегтярева. Он перешагнул картонный ящик из-под вина, на дне которого лежали две противотанковые гранаты.
В дальнем углу сеней, заваленный обломками двери, бумажным мусором, сползшими со стены обоями сидел контуженный Лопатин. Правой здоровой правой рукой он старался залезть в левый карман штанов, чтобы вытащить револьвер. Ухватив рукоятку двумя пальцами, он тянул её, что есть силы. Но револьвер никак не хотел вылезать из кармана, видимо, зацепился курком за складки ткани. Валиев подошел к Лопатину на расстояние двух шагов.
– Где Тимонин?
– Пошел на хер, чурка, – Лопатин выдавил сквозь зубы плевок. – Грязный ублюдок. Скотина.
– Подыхаешь и никак не подохнешь, – ухмыльнулся Валиев. – Помочь?
Лопатин пошевелился, последний раз дернул за рукоятку револьвера. Ничего не получается. Иногда в минуты падений, горьких разочарований и неудач он спрашивал себя: «Когда же кончится это мучение под названием человеческая жизнь». Что ж, вот все кончилось. Быстро, неожиданно и почти безболезненно.
– Хайль Гитлер, – крикнул Лопатин.
Крик вышел тонкий, петушиный. Лопатин закашлялся от пыли, чихнул. Валиев поморщился и плюнул на пол.
– Проклятый фашист, – процедил он.
Лопатин закрыл глаза. Валиев поднял руку с пистолетом и трижды выстрелил в лицо Лопатина. В рот, в лоб и в глаз.
* * * *Девяткин очнулся, услышав пистолетные выстрелы. Он выбрался из-под кусков кровельного железа, сунул руку под ремень. Пистолета не было на месте. Девяткин поднялся на ноги, осмотрел землю метр за метром. Ничего похожего на пистолет. Вероятно, оружие выпало из-под ремня, после взрыва гранаты, пистолет засыпало землей.
Можно, конечно, поковыряться в этом дерьме, поискать пистолет, но время не терпит. Девяткин встал на носки, через оконный проем заглянул в комнату. Обстановка не совсем ясна. Согнувшись в поясе, Девяткин добежал до того места, где некогда стояло крыльцо. Из живых никого не видно. Только человек с лицом, обезображенным выстрелами, сидит на полу в другом конце сеней. Что же делать?
* * * *Прикончив Лопатина, Валиев повернулся, держа пистолет в вытянутой руке, прошел короткий коридор, повернул в большую комнату. Никого не видно. Разбитая люстра посередине комнаты, несколько перевернутых стульев, видеокассеты, упавшие со стеллажей, грудой валяются на полу, горит экран телевизора. Смятая кровать, застеленная несвежим бельем, отодвинута от стены.
В дальнем конце комнаты ещё одна распахнутая настежь дверь. Крадущимися неслышными шагами Валиев стал пробираться вперед, под башмаками предательски громко скрипнули половицы, затрещало битое стекло. Валиев остановился, проглотил застрявший в горле комок. Кажется, сзади, у него за спиной, мелькнула человеческая тень. Валиев резко повернулся и дважды выстрелил навскидку.
Осколки зеркала, вмонтированного в дверцу платяного шкафа, разлетелись по сторонам. Валиев потрогал ладонью горячий лоб. Этого следовало ожидать, нервы потихоньку сдают. Только что он стрелял и попал в собственное отражение в зеркале.
На кухне Тимонину негде было прятаться. По её стенкам висело несколько полок, слева сложили печь, возле окна стоял большой стол, покрытый клеенкой и заставленный грязной посудой и бутылками, в ближнем углу стояли два шестидесяти килограммовых мешка с селитрой. Тимонин заполз под стол, потому что лучшего убежища не было. Он сел, подогнул ноги к подбородку и стал ждать неизвестно чего.
Когда в сенях раздались три пистолетных выстрела, Тимонин, наконец, заметил посередине кухни открытый люк погреба. Он встал на колени, решив лезть вниз, спрятаться от опасности там, в сырой прохладной темноте. Он прополз пару метров, оперся на ладони, сбросил ноги вниз, босыми ступнями нащупал доски лестницы. Он дотянулся рукой до металлической скобы люка, потянул её на себя.
Крышка, тихо скрипнув петлями, опустилась, словно могильная плита. И темно вокруг, точно в могиле. Тимонин нащупал в кармане зажигалку, слабый огонек осветил кирпичные стены. Погреб оказался маленьким и тесным, заваленным какими-то мешками, худыми коробки. Тимонин отошел в пустой дальний угол, сел, ощутив спиной неровности кирпичной кладки.
Валиев зашел в кухню. Осмотрев все углы, остановил взгляд на крышке погреба. Держа палец на спусковом крючке, он потянул вверх скобу, заглянул вниз. В темном углу, уткнувшись лицом в колени, сидел человек.
– Подними лицо, – приказал Валиев.
Забравшись в сени, Девяткин испугался, что наделает лишнего шума, он сбросил с ног ботинки. Оставшись в носках, сделал пару шагов вперед и остановился. На дне картонного ящика лежали две противотанковые гранаты. «Умирать, так с музыкой, мать вашу», – решил Девяткин. Он взял гранату, неслышно ступая по полу, прошел коридор.
– Лицо подними, я сказал, – повторил Валиев.
Человек в подвале не пошевелился. И тут Валиев услышал за спиной легкий шорох, повернул голову. И не успел сказать «ох». Девяткин размахнулся и ударил Валиева боевой частью противотанковой гранаты по голове.
Валиев вскрикнул, ноги подогнулись в коленях, пистолет выпал из руки. Бригадир, на лету считая крутые ступени, полетел в погреб. Девяткин лег на пол, опустил голову в люк. Тимонин, прижав лицо к коленям, сидел в дальнем углу. Он поднял голову.
– Ты кто? – спросил Тимонин.
– Я Юра Девяткин. Не узнал меня? Да… Твой врач говорил, что в таком состоянии ты и родную мать не узнаешь. Я твой друг, я пришел помочь тебе. Вылезай.
– Не вылезу, – упрямо покачал головой Тимонин. – Мне и тут хорошо.
– Вылезай, прошу тебя. У нас нет времени. Надо убираться отсюда, и поскорее. Пожалуйста…
– Не вылезу. Даже не проси.
– Вылезай, – снова повторил Девяткин. – Я тебе водочки дам. Ты хочешь водочки?
– Хочу, – кивнул Тимонин.
Девяткин встал, схватил со стола полную бутылку водки, лег на пол. Опустив поллитровку в проем люка, помахал бутылкой в воздухе.
– Вот она, твоя водочка. Хорошая. Ой, хорошая.
Тимонин облизнул губы и поднялся на ноги. Лежавший на полу Валиев зашевелился. Он медленно приходил в себя, вслушиваясь в разговор, старался понять, кто с кем разговаривает, о чем речь.
– Но я ведь тебя не знаю, – сказал Тимонин.
– А мы познакомимся. Выпьем и познакомимся.
Тимонин поднялся по ступенькам, вылез из люка, кося глазом на бутылку. Девяткин подтолкнул его выходу, захлопнул крышку погреба. Чтобы Валиев не открыл крышку изнутри, навалил на неё два мешка селитры. В комнате он усадил Тимонина на кровать, скрутил пробку и сунул бутылку в руку своего друга. Тимонин сделал глоток из горлышка и блаженно закатил глаза, тепло разлилось в самой сердцевине души.
Девяткин отошел к столу, бегло просмотрел фотографии, отпечатанные ночью покойным Лопатиным. Карточки одна страшнее другой. Изрезанная женщина лежит на кровати, рядом сидит Тимонин с ножом в руке. Некогда любоваться. Девяткин взял со стула спортивную матерчатую сумку, сгреб в неё фотографии. Затем отсоединил от телевизора видеокамеру, положил её в сумку, застегнул «молнию». Присев на корточки, надел на Тимонина ботинки.
Теперь, кажется, все. Пора делать ноги.
* * * *Поддерживая Тимонина за плечи, Девяткин вывел его из дома, довел до ворот, свернул в камыши, где под «Жигулями» в ожидании новых взрывов и стрельбы прятался Боков.
– Саша, – заорал Девяткин. – Помогай.
Боков выполз из-под машины, распахнул заднюю дверцу, помог усадить Тимонина на сидение. Девяткин раскрыл пластиковый пакет, снял обертку с разового шприца, отломил головки у двух ампул реланиума. Втянув лекарство в шприц, он сел рядом с Тимониным, потрепал его по голове.
– Я сделаю тебе укол, – сказал Девяткин. – Так доктор прописал. А потом мы поедем на этой вот машине в Москву. И ты проспишь всю дорогу. Хорошо?
– Я не хочу спать. Я уже спал.
– Придется ещё поспать. Я даже не буду спускать с тебя штанов. А ты пока водочки выпей. В последний раз.
Не дожидаясь новых возражений, Девяткин воткнул иглу через брючину в бедро Тимонина, ввел лекарство. Затем выбросил шприц, вылез из машины и спросил Бокова:
– Как здесь оказались эти кавказцы? Твоя работа?
Боков погладил пальцами сломанный кровоточащий нос.
– В туалете аэропорта мне приставили нож к горлу. Они бы мне… Я думал, мы как-нибудь выкрутимся. В нашем самолете их не было. Я полагал…
Девяткин махнул рукой.
– Ладно, может быть, так оно и лучше. Теперь садись за руль и заводи, – приказал он. – Через десять минут Тимонин вырубится. И проспит как минимум четырнадцать часов. Я сейчас вернусь.
– Вы куда?
– Ботинки там оставил.
