Патрик Грэхам - Евангелие от Сатаны
Кардиналам сообщили, что конклав обязательно начнется в ближайшее время. После этого камерлинг приказывает запереть тяжелые ворота Ватикана, отделяя безмолвных прелатов от толпы верующих, которая продолжает заполнять площадь Святого Петра. Потом он ставит у входа в собор швейцарских гвардейцев – регулировать очередь паломников, пришедших преклонить колени перед останками папы. Эта бесконечная очередь тянется от моста Святого Ангела. Несмотря на моросящий дождь, обычный для Рима в это время года, людской поток не иссякнет еще несколько дней.
Комиссар Валентина Грациано, раздвигая толпу, только что дошла до здания архива. Она показывает свой пропуск и проходит за цепь гвардейцев. По алебардам, которыми они вооружены, текут струи дождя.
Внутри здания книжные шкафы и статуи затянуты черной тканью, и Валентине кажется, будто она идет по кладбищу. Когда она приближается к подъемной решетке, офицер, стоящий на посту перед этим входом, приказывает гвардейцам скрестить алебарды, а сам протягивает руку за пропуском. Валентина подает ему то, что он требует.
Пока офицер осматривает документ, женщина-комиссар пытается вспомнить, где она уже видела это бульдожье лицо. А вспомнив, напрягается всем телом: одетый в камзол великан, который сейчас вертит в руках ее пропуск, – сам командующий швейцарской гвардией Ватикана! Это его внушительный силуэт она видела рядом с кардиналом Камано, когда вошла в собор и привлекла к себе внимание всех, кто там был. Она особенно хорошо запомнила начальника гвардии потому, что он при ее приближении сделал шаг назад, в тень, словно не хотел, чтобы она запомнила его лицо. Это показалось ей странным. Странно и то, что офицер на такой высокой должности тратит время у решетки в архиве, когда в соборе уже начались обряды прощания с телом папы.
Начальник гвардии внимательно разглядывает Валентину. Она с трудом выдерживает этот взгляд – холодный и бесчеловечный. Он знаком приказывает Валентине оставаться там, где она стоит, потом поднимает трубку телефона и что-то шепчет в нее. Молодая женщина снимает обертку с жевательной резинки и кладет жвачку в рот, чтобы скрыть нетерпение. Великан прекрасно знает, что пропуск подлинный, потому что сам его подписал. Значит, он старается выиграть время, и его люди, возможно, сейчас убираются в секретных залах архива.
Валентина терпеливо жует резинку под взглядами наблюдающих за ней издали гвардейцев. Звонит телефон. Начальник гвардии снимает трубку и слушает ответ. Валентина сжимает кулаки в карманах плаща. Вряд ли ему звонят из папской канцелярии. Скорее всего, это соучастник сообщает ему, что уничтожение доказательств закончено. Перестань бредить, Валентина! – приказывает она себе. Этот здоровенный болван, наряженный как для балета, просто делает свою работу.
Начальник гвардии кладет трубку и возвращает Валентине пропуск.
– Будьте осторожны! – предупреждает он. – Ступеньки здесь скользкие. Мне бы не хотелось, чтобы вы споткнулись в темноте и разбили свой красивый затылок.
Валентина вздрагивает, услышав голос великана. У него акцент швейцарцев из кантона Вале. Это он снял трубку, когда она нажала на кнопку «повтор» телефона Баллестры. И это ему убийца архивиста звонил из комнаты своей жертвы.
– Что-то случилось?
– Простите, вы о чем?
Валентина едва не падает от слабости, когда взгляд великана снова погружается в ее глаза.
– Вы очень бледны.
– Просто у меня небольшая температура. Должно быть, это грипп.
– Тогда вам стоит вернуться домой, пока еще есть время, – говорит он со своим сильным акцентом кантона Вале.
В его взгляде зажигается насмешливый огонек, но Валентина готова поклясться, что это не обычная насмешка. Это пламя откровенной злобы. Нет, даже не злобы, а безумия. Швейцарец сошел с ума. Он чокнутый. У него не все дома и поехала крыша.
Черт возьми, Валентина! Ты прекрасно видишь, что он все знает. И понимаешь, что он, должно быть, поставил своих охранников внизу лестницы. Ты что, думаешь, он позволит тебе пойти по следам Баллестры и выйти на него самого?
Валентина уже собирается отказаться от своего намерения, но великан внезапно отводит от нее взгляд и делает своим подчиненным знак поднять решетку. У молодой женщины подкашиваются ноги. Надо удирать отсюда! Придумать какую угодно неожиданную причину для ухода, бежать со всех ног к карабинерам и сказать им, чтобы они арестовали этих подлецов. Надеть наручники на командующего гвардией в разгар церемонии прощания с папой? А какие у тебя доказательства? Голос с акцентом Вале на гребаном автоответчике? Ни черта он не значит, Валентина! Они швейцарцы и все говорят со швейцарским акцентом. Кончай бредить!
И все-таки, если бы Валентина могла поступать, как кричал ей ее инстинкт, она раздавила бы каблуком яйца этому типу и зажала бы его шею между ног. Вместо этого, когда решетка со скрежетом поднялась, ноги Валентины сами понесли ее к разинутой, как пасть, дыре, за которой начиналась лестница.
136Отец Карцо стоит на коленях лицом к Марии Паркс, которая извивается в кресле. Он беспокоится. Сначала транс проходил хорошо: молодая женщина как будто мирно спала. Но только что на ее лице стали появляться одна за другой гримасы ужаса, а мышцы рук напряглись под ремнями. И главное – она начала стареть. Да, Паркс стареет, хотя его ум отказывается это признать. Сначала кожа на лице обвисла и покрылась морщинами. Теперь увядает шея, и все лицо оседает, как подтаявший сугроб.
Карцо убеждает себя, что это ему кажется из-за того, что факелы светят слабо. Но когда волосы молодой женщины начинают седеть, ему все же приходится признать, что она превращается. Внезапно Мария начинает громко кричать чужим голосом:
– Назад, проклятые! Вам нельзя входить сюда!
Эти слова мать Габриэла крикнула с крепостной стены всадникам, которые собирались под этой стеной, чтобы штурмовать монастырь. Это были бродячие монахи без Бога и без господина, разбойники и еретики, одичавшие в эти дни чумы, когда закон меча занял место Божьего закона.
Пожар, который сжигает деревню Церматт, огненными языками лижет крыши, поедает балки ее домов и освещает горы. Всадники убили всех жителей деревни и подожгли дома, чтобы не было свидетелей того, что сейчас произойдет выше Церматта.
Примерно сто коней уже приплясывают от нетерпения и скребут землю копытами у подножия утеса. Мать Габриэла повторяет свое предупреждение. Услышав крик, прилетевший с вершины скалы, монахи поднимают головы. В свете луны их глаза блестят, как драгоценные камни. Мария Паркс смотрит на это море огней, пока мать Габриэла наклоняется вниз с крепостной стены. Потом она слышит голос, поднявшийся над рядами всадников. Кажется, что это говорит мертвец.
– Спустите канаты, чтобы мы смогли подняться! Спустите нам канаты, или мы проглотим ваши души!
В толпе жмущихся одна к другой затворниц, которые уже собрались на стене, начинаются стоны и причитания. Матери Габриэле приходится прикрикнуть на монахинь, чтобы они замолчали. Затем она снова во весь голос обращается к всадникам:
– Что вы ищете в этих местах, грабители и поджигатели, подобные бродячим псам?
– Мы ищем евангелие, которое было украдено у нас. Вы незаконно храните его за этими стенами.
Мать Габриэла дрожит от страха: она поняла, кто такие эти монахи и какую книгу они хотят вернуть. Но она отвечает:
– Сочинения, которые хранятся в этом монастыре, принадлежат только Церкви и все отмечены печатью Зверя. Поэтому ступайте своей дорогой, если у вас нет приказа об изъятии книги от его святейшества папы Климента VI, который правит в Авиньоне.
– У меня есть приказ сильней папского, женщина. У меня есть приказ выступить в поход, подписанный самим Сатаной. Спустите нам канаты или, клянусь демонами, которые нас ведут, вы будете умолять, чтобы мы вас убили!
– Раз вы пришли от Дьявола, возвращайтесь к нему и скажите ему, что я подчиняюсь только Богу!
Вдоль всей стены взлетает к небу громкий крик: так Воры Душ отвечают на ее слова. Кажется, что всадников много тысяч и что их голоса бесконечно сталкиваются между собой. Потом снова наступает тишина. Монахиня снова наклоняется вниз и холодеет до костей от ужаса: Воры Душ вонзают свои когти в трещины гранита и поднимаются по скале без труда, словно ползут по ней.
– Мария, сейчас вам надо проснуться.
Отец Карцо трясет Марию. Она дышит неровно и со свистом.
Мать Габриэла бежит и уводит за собой затворниц в подвалы монастыря. Перед тем как исчезнуть из вида в тайных коридорах, она оглядывается. Некоторые монахини окаменели от ужаса и отстали. Несколько из них бросаются со стены, чтобы спастись от ожидающей их судьбы. Другие в слезах становятся на колени в тот момент, когда тени перелезают через парапет. Воры Душ ломают им шеи и сбрасывают их в пропасть.
