Михаил Литов - Московский гость
Он не знал, что вдова вдруг увидела, как он худ и нескладен. Она, сама того не желая, охватила взглядом всю его фигуру, скорчившуюся рядом с ней, и позволила ему как бы впитаться в нее, и, как это бывает со всяким, ненароком вошедшим в чужое сознание, он, сидя в ней, целое мгновение и мучил, и раздражал ее, и был тем единственным на свете, кого следует пожалеть и приголубить.
Да, она не заслуживала сочувствия, и Руслана захватил порыв злобы. Он был готов вонзить зубы в толстую шею вдовы, засунуть ей в пасть клешню, чтобы она вынуждена была ощупать ее нежным языком, попробовать на вкус. Но вряд ли это привело бы к благоприятным для него результатам. Она раскричится, позовет на помощь, сбегутся соседи, и в конечном счете будет наказан он, а не она.
Руслан постарался взять себя в руки. Но полностью овладеть собой не удалось, и он не придумал ничего лучше, чем попытаться овладеть Катюшей и тем самым смягчить ее, растопить ее сердце. Настроение для этого у него было как раз подходящее, отчаяние его достигло таких пределов, что он, не зная, куда деваться и что с ним будет, если вдова прогонит его, только последним усилием воли удерживался от слезных мольб и униженных просьб. Под видом заботы и опеки, в которой расстроенная женщина явно нуждалась, Руслан приник к ее плечу, мягко покрыл поцелуями ее шею, а затем повлекся губами к вырезу на халате, за которым тяжко перекатывались внушительные половинки вдовьей груди.
- Что ты делаешь? - вдруг опомнилась Катюша. - Нельзя! Ты так ничего и не понял? Не осознал, в каких условиях мы живем? Тяжелые времена... Мы должны сидеть тихо...
Дольше терпеть то, что она мучилась из-за испуга, который представлялся ему заведомо мелким в сравнении с его очевидной, безусловно, кошмарной бедой, он не мог, но и слов, чтобы ясно изложить свое негодование, не находил. А потому лишь все упорнее и лихорадочнее впивался в женщину. И он уже казался ей клещом, она была напугана. Может быть, вместе с внедрением в его тело чужеродного элемента и душа его переменилась, и он уже не человек, а почти один из тех, о ком рассказывал ей Шишигин. Катюша резко оттолкнула своего друга, потерявшего ее доверие, и он, покатившись по ее бедрам и крутым коленям, с каким-то комариным писком упал на пол.
- Ты с ума сошел! - выкрикнула вдова. - Как ты мог? Посмотри на меня... Не смей ко мне прикасаться! Откуда я знаю, кто ты такой теперь. Эта клешня... и ты будешь мне доказывать, что ты все еще человек? Но я тебя не боюсь... Их боюсь, а тебя нет. Видишь, что я с тобой делаю? Какую же ты можешь представлять опасность? - Еще прежде, чем она начала говорить, вдова поставила ногу на упавшего Руслана, чтобы он не мог встать и причинить ей вред. И этого ей казалось достаточным для безопасности, тем более что Руслан под ее могучей стопой выглядел не более чем извивающимся в борении за свою ничтожную жизнь червем. - Я вижу, они тебя лишили права называться человеком, но и своим не сделали, не приняли тебя. Только лучше все-таки уходи к ним, а меня не трогай. Не моя вина, что с тобой это случилось, просто такая у тебя участь. И меня она не касается. Ты должен уйти и забыть ко мне дорогу. У нас разные боги. Я отпущу тебя, если ты пообещаешь, что сейчас же уйдешь и никогда не вернешься, и раздавлю тебя, если ты будешь настаивать на своем.
Не исключено, что он действительно сошел с ума, во всяком случае то, как он барахтался под ее пятой, сдавалось явлением иных измерений. Обретшая истинного бога и подлинную религиозность душа попирала выхолощенного, внутренне лишившегося человеческих черт, хотя еще и не успевшего наглядно одичать идолопоклонника, - впрочем, это успеется, впереди новое тысячелетие России. Руслана душили гнев и обида, и он плохо понимал свою роль в разыгрывающейся исторической драме. Что эта особа о себе воображает? Ему удалось вырваться, и, вскочив на ноги, он опять устремился к вдове. Но Катюша перехватила его прежде, чем он успел осуществить свои опасные намерения, как-то, можно сказать, скрутила, заставила сесть на кровать, прижала к себе, забыв все, что только что наговорила ему отталкивающего, предающего анафеме. Теперь она обнимала его жалкие плечи понурого человека, но выходило это у нее по-матерински, ибо Руслан нуждался в утешении даже больше, чем она. И она горячо зашептала ему в ухо:
- Не дури... не надо... оставайся человеком! А клешня... спрячь ее, постарайся забыть... Сохранишь лицо - и все будет хорошо!
Руслан заплакал, уткнувшись лицом в ее грудь. Он был благодарен ей за то, что она все же оставляла его среди людей, по крайней мере давала ему некий шанс, плакал же он оттого, что женщина попалась ему большая как гора и он не знал, как совладать с нею, как победить ее непонимание, заставить ее прислушаться к его просьбам.
- Я же гибну, - бормотал он, всхлипывая. - Дело не только в клешне. Меня засудят... мне нельзя выходить отсюда, лучше спрятаться вообще, лучше похорони меня сразу здесь у себя, Катюша, замуруй меня в стену...
- Ну-ну, успокойся, - гладила и успокаивала его женщина. - Не говори глупостей. Зачем мне замуровывать тебя в стену?
- Разреши мне остаться... Я буду жить где прикажешь... Прикажешь, я буду как собака лежать под кроватью...
- А лучше на кровати, да? - неприятно осклабилась вдова.
- Лучше, конечно... Но ты думаешь, все это шуточки? - вскрикнул Руслан. - Тот человек в шутку крикнул, что подаст на меня в суд? Ему в голову полезли всякие смешные мысли? Неужели ты не понимаешь моего положения? Не видишь этой клешни? О нет, ты думаешь только о том, как бы выкарабкаться самой да при этом еще не уронить своего достоинства! А мне уже не до чести, не до морали... мне бы только спасти свою шкуру! Разреши мне остаться, Катя! Ей-богу, я готов на все, я буду прислуживать тебе... Но мне надо выжить, а у меня нет ничего, ни денег, ни крыши над головой, ни надежных друзей, никого, кроме тебя!
Женщина молчала, коты вылизывали шерсть, а затем, бросив это и подняв головы, тихо смотрели на возящихся перед ними людей, и наконец Руслан остыл. Он внезапно охладел к Катюше и к своим планам овладения ею. Не до того, и если уж на то пошло, так попросту бесперспективно. Вдова вдруг стала ему неприятна, особенно те ее части, которых он только что страстно желал и о которых болезненно грезил, обещая ей любые, даже самые невероятные услуги.
Бороться за жизнь и свободу нужно другими методами, хотя бы и крайними. Руслан встал с кровати и отошел к окну, за которым темнела ночь. Теперь он был так же бледен, как и Катюша, несколько дней не выходившая из дому, но на его лице лежала печать благородства, какая порой появляется на лицах людей обреченных, едва ли уже не приговоренных к казни.
- Я не уйду отсюда, - сказал он. - Мне некуда идти. Не уйду, пока не увижу, что гроза миновала. Что хочешь, то и делай, Катя, хоть сама уходи. Только я, конечно, не отпущу тебя, пока не поверю, что ты меня не выдашь.
Вдова, продолжая сидеть, выпрямила спину, напряглась и как будто приосанилась.
- Пока не поверишь... - повторила она сухо, помертвевшим голосом. - А что я должна сделать, чтобы ты поверил?
- Не знаю... Я, вообще-то, тебе верю, но ты сейчас подумала обо мне что-то не то. Ты говоришь, что я, на твой взгляд, перестал быть человеком, а может, это как раз ты перестала. И пока ты не восстановишься, я тебя не выпущу отсюда.
- Будешь держать меня под кроватью, как собаку? Замуруешь в стену?
- Да, - Руслан кивнул, - не совсем так, но все же именно так... то есть в символическом смысле.
Не спуская с него сузившихся злых глаз, она встала и медленно приблизилась к нему. Руслан даже подумал, что она ударит его, такой неестественно мрачный был у нее облик. Но за что? Он сделал удивленное лицо.
- Замуруешь?
- Да, - с новым приливом воодушевления и отваги подтвердил Руслан.
Она совсем надвинулась на него, накрыла как туча, и он стоял ни жив ни мертв, не ведая, что его ждет. Где-то на уровне его глаз и очень близко зашевелились пухлые губы женщины:
- Но доказательства... доказательства? Как и чем ты подтвердишь свое право по-прежнему называться человеком?
- А вот этим... всем! - выкрикнул Руслан. - И тем, что я готов был служить тебе, как раб, и тем, что решился запереть тебя здесь! Это так по-человечески! Какие еще доказательства тебе нужны? А ты, была ли ты человеком, когда посылала меня бросить камень в Кики Морову, посылала практически на смерть? И человек ты сейчас, когда отказываешь мне в помощи?
Из огромной туши, в которую превратилась было вдова, вдруг словно вышел воздух, она ужалась и сгорбилась. Руслан увидел, до чего она несчастна и одинока и как силен ее страх. Бедная женщина просто заблудилась между явью и снами, между ничтожными людишками и величавыми на вид призраками, и неправда жизни унижала ее. Но Руслану, мужавшему на глазах, обретавшему мудрость и практическую сметку, и нужно было, чтобы она осознала неутешительные итоги своего существования и попыталась воспрянуть, выпутаться из сетей, в которых бессмысленно и беспомощно барахталась до сих пор.
