Алексей Рыбин - Ослепительные дрозды
- Ты?
- Я.
- Пардон, пардон, господа, нельзя же так сразу - "трахаю"... Вы, милочка, такая юная, такая прекрасная... Как вас зовут? Маркиза? Вам же еще жить и жить, Маркизочка, - встрепенулась Анна Каренина.
- Погоди бабуля, не встревай. Держись за стакан и молчи. - Застывшая в нижней точке книксена Маркиза неотрывно и зло глядела на Вавилова.
***
"Господи, какие же они все дети!" - подумала Анна.
- Ну что молчишь, начальник?
- Ты еще на пол сядь, - Вавилов решил не поддаваться на дурацкие подначки.
Книксен, понимаешь. Из нижней точки книксена, если простоять в ней некоторое время, удобно перейти в стойку дракона.
Огурец сделал попытку сконцентрироваться. Маркиза, если ей вожжа под хвост попадет, такую акробатику может дать, что мало ни кому не покажется. Даже этому мажору. Хотя и крутой он. Реально крутой. Кстати, кто он такой, вообще? Работодатель Маркизин - стало быть, - шоу-бизнес.
- Слышь, ты кто вообще-то, мужик? - спросил Огурец у Вавилова.
Книксен начал угрожающе перетекать во что-то, чему в китайской философии ни имени, ни названия. Похоже, что маркизин книксен грозил закончиться ударом в точку ху-зна.
- Да я, как тебе сказать, брателло...
"Как мучительно долго меня учили делать "книксен".- подумала Анна. - И насколько все это было бессмысленно... А эта девочка...".
"Центр тяжести, если она голову чуть наклонит назад, сместится, подумал Огурец. - И тогда она точно грохнется на спину. А если голову чуть вправо, то...".
Маркиза наклонила голову вправо.
Джинса потертая, клетчатая рубаха. Из нагрудного кармана вываливается мобильник, из штанов потертых, джинсовых, мелочь - пш-ш-шик! никелированной речушкой потекла. И пачка сигарет - шлеп - из какого-то потаенного кармана.
- Ассс! - прошипела Маркиза. - Ассс!...
Сальто, двойное сальто, сальто заднее и снова в книксен.
"Научилась держать себя, - подумал Огурец. - Не дерется теперь, хотя бы. И то хлеб.".
- Какая чудная вещица у Вас, - тихо сказала Анна. - Чудная, просто чудная.
Маркиза сгребла ладошкой вывалившийся из-за пазухи кулон на тонкой серебряной цепочке и быстро спрятала его под рубаху.
- Фамильный? - спросила Анна.
- Ну, женщина, я Вас умоляю, что вы, как глупая, купленный.
Даже не оборачиваясь Маркиза выстрелила последнюю тираду и тут же, посерьезнев, обратилась к Вавилову:
- Понял, какого дизайнера потерял?
- Я дизайнера потерял? - спросил Вавилов. - Я - потерял? Да у меня таких, как ты, знаешь, сколько было?
- Таких как я не было никогда, - уверенно ответила Маркиза.
- Очень может быть. А знаете, вообще, господа, чем я занимаюсь?
- Знаем.
Леков стоял посреди комнаты. Когда он успел войти в гостиную из соседней комнаты никто не успел заметь. Но он стоял - в той же грязной нейлоновой куртке, в джинсах - "варенках", вышедших из моды уже лет семь назад, перемилася с ноги на ногу, пачкая ковер грязью со стоптанных "скороходовских" говнодавов.
- Слушай, - сказал Вавилов. - Я тебя знаю.
- Это замечательно, - осклабился в улыбке Леков. - Ты пожрать-то принес, а то я вырубился тут...
- Пожрать... Что такое - "пожрать"? Господи, да что это такое "пожрать"? Разве это самое главное? Разве в этом смысл всего?...
- В этом, в этом, - заметила Маркиза. - Вот и Аннушка скажет. Правда, тетя Аня?
- Точняк, - уверенно сказала Анна Каренина.
- Да вы что? Да вы понимаете, кто.... Что....
Вавилов потянул из кармана свой мобильник. Постукал по кнопкам.
- Вахтанг? К "России" давай. Быстро.
И - этой невозможной гопоте:
- Господа! Мне очень приятно было с вами тут, но я, пардон, поеду.
- Посиди, мажор, что ты как не родной?
Сказавши это Леков рухнул на ковер рядом с Маркизой, застывшей в выходе из книксена, задев ее локтем.
- Этой не наливать, - успел сказать Василек, умудрившись уйти от удара - нога Маркизы прошла рядом с его головой.
- Гондоны вы, - обиженно сказала Маркиза, вставая. И Анне: - Слышь, тетя Аня, а фиг ли они такие? Давай вместе под поезд впишемся, а? А то тошнит меня от этих рыл. Я место знаю, где классно вписываться. На Рижской. Там и под мост можно. А ежели на природу захочется, на цветочки-листочки поглазеть, то и по насыпи можно пройти. Там кайф на насыпе, кусты, блин, трава... Люди, не делайте стойку, я о другом... Нет, тетя Аня, честно. И уединиться можно. Напоследок. А? Как вы? У меня никогда таких вот стареньких не было. И в шелковых чулочках. А то, - Маркиза обернулась к Вавилову, - давайте этого чмошника заангажируем. Работодателя моего. Бывшего, Он у нас мастер вписывать. Вавилов, ты как? Поможешь двум уставшим дамам?
- Я не старенькая, девочка, - сказала Анна. - Ее вдруг разобрала злость. Злость на самое себя. Quel diable! Parbleu! Mais pourquoi cette fille так похожа на нее?
- Дура ты, Маркиза, - проговорил Леков, тяжело поднимаясь с ковра. - На хрена бабку обидела? Она же тебе добра желает. А ты - в заводки. - Он подошел к столу. - Чего тут у вас пожрать-то есть. О, сардельки! Горяченькие! Супер!
- Слушай, ты, хендрикс хренов, ты гитару просил? Я тебе принес, оборвал болтовню Вавилов. - Может слабаешь?
- Да слабаю, слабаю, не ссы. Давай ее сюда.
Вот ведь скотина!
Вавилов встал. Его качнуло. В голове шумело. "Вахтанга, скорее Вахтанга", мелькнула мысль.
Где эта долбаная гитара?
- Держи.
Леков обтер жирные руки о штаны. Принял гитару. Взвесил на руках. Внутрь деки заглянул. Пальцем изнутри поскреб.
- Ну и что? "Фендер" корейский, струны левые, гриф ведет, ты его на базаре что ли брал? Конечно. Где еще такое найти можно? Говно! Фанера, лак не лак, лады - жестянка Точно - говно. - уверенно сказал он.
Вавилов про себя усмехнулся. Ну-ну!
Оглядел собрание.
Молчаливый мужик уже отрубился, судя по виду. Дизайнер в ванной, оттуда звуки льющейся воды слышны. Старуха в кресле, впавшая в прострацию.
И он, Вавилов. А вечером - к мэру.
Такой компанией он побрезговал бы и в годы не шибко разборчивой юности.
- Ну и говно! - гегемон потряс гитару. Понюхал зачем-то.
- Лаком пахнет, ишь ты, - поведал. - Но - говно.
И он, Вавилов, выходит, его тиражирует?
Леков.
Что-то смутно припоминается.
Ах, да. Они же вроде трибьют выпускали. История была... Даже, вроде, замочили там кого-то? Он еще нагоняй устроил по приезду из Италии, так хорошо отдыхал, такая компания была - первый раз за много лет расслабился по настоящему. Осина - он умеет отдых организовывать. Осинский - он на эти дела мастер. Хоть и склоняют его фамилию в России все, кому не лень, а Осина - он Осиной и останется. Правильный человек.
Гегемон расстегнул куртку. Схватил гитару наперевес. И - как-то непотребно раскорячившись, попытался пропрыгать по гостиной а ля Чак Бэрри. Врезался в стену номера. Обернул к Вавилову покрытое каплями пота лицо.
- Здорово, да?
И заржал-заперхал, донельзя довольный собой.
Куда Вахтанг запропастился?
Навешать этому уроду на прощание, что ли? Как только Вахтанг приедет. Под занавес, так сказать. Чтобы у пьески был достойный финал.
- Дай сюда, - сказал Вавилов бомжу. - И потянулся за гитарой. - Научу.
- Не суетись, Вавилов. - совершенно трезвым голосом сказал бомж. Посиди. Водки вон выпей. Достала меня твоя суета.
***
Бомж мог. Бомж многое мог.
Затянул для начала - "Ой, то не вечер, то не вечер"...
Чисто так затянул. Вавилову даже подпеть захотелось. Сразу. "То не ве-е-ечер....
Мне ма-а-алым мало спалось, да спалось..." - включился Вавилов на второй голос.
- На кварту вниз возьми, - заметила девка. Кажется, Маркизой ее зовут, или он ошибся?
- Как тебя звать-то, милая девица? - спросил Вавилов.
- Кварту выдержать не можешь, тогда в терцию, что ли, затяни, тихонько сказала девка. А бомж все продолжал:
- "Е-е-сау-у-у-ул догадлив был... Су-у-умел сон мой разгадать, разгадать...."..
- Это же элементарно. Ты же взрослый мужчина, - девка схватила Вавилова за рукав пиджака. - Три тона вверх берешь и все дела. Ты сольфеджио-то проходил в школе?
- Нет, - честно ответил Вавилов.
- Ну, мужик...То-то я и гляжу, ты серый такой...
"Пропадет он говорил, твоя буйна голова".
- Я - серый, - спросил Вавилов. Достали его эти недоноски. Это он, Вавилов - серый. Нашли себе серого....
- Это я-то - серый? - Вавилов уставился на Маркизу.
- А какой же еще, - ответила та. - Конечно. Терцию не держишь, вообще, интервал вменяемый построить не можешь, о чем с тобой тогда говорить-то? А туда же - продюсер. Ты помолчи пока, пусть он один поет, - она кивнула на гегемона-Лекова.
Да что я, в самом-то деле, вдруг разозлился на себя Вавилов. Он вспомнил лицо Лекова. Мудрено было не вспомнить. Все ларьки кассетами завалены. Каждый третий подросток в футболку с его портретом одет.
Вавилов мысленно перенес морду гегемона на футболку. И не удержался, зашелся хохотом.
Гегемон оборвал "Есаула". Этому не наливать, - сказал он Маркизе. И, подумав, добавил: - Толерантность низкая.
Вавилова аж скрючило от хохота. Шуты! Дешевые шуты! Толерантность! Слова-то какие знают.