Наталья Борохова - Предсказание для адвоката
– Я собиралась принять ванну! – Эмма старалась перекричать шум воды. – Признаться, эта компания меня утомила.
Он ничего не ответил ей. Ему гораздо важнее было определить сейчас, где находится кассета. Он прошелся по комнате, открыл прикроватную тумбу. Расческа, журналы, какие-то таблетки – ничего интересного. Залез рукой под подушку – выудил бюстгальтер. Сердито сплюнул – чертова неряха! Поковырялся в куче белья на полу, двумя пальцами разгребая нижнее белье Эммы. Безрезультатно.
Под кроватью примостилась дорожная сумка. Он погрузил руки в ее чрево, пытаясь на ощупь найти нужный предмет. Одежда, какие-то флаконы, небольшая записная книжка и… Пальцы наткнулись на твердый четырехугольный предмет. Может, ему наконец повезло?
– Что ты делаешь? – Голос прозвучал неожиданно. Он едва не вздрогнул. В проеме двери стояла Эмма. Она смотрела на него в упор, словно желала его своим резким окриком пригвоздить к полу. – Тебя подослал Мерцалов? – прозвучал неожиданный вопрос. Она не переставала его удивлять. – Признайся, это его затея?
Он промолчал, но все-таки руки из сумки не вытащил.
– Эй, ты что, оглох? – поинтересовалась Эмма.
– Мне нужна кассета, – глухо произнес он.
– Понятно, что кассета, – язвительно заметила она. – Твой хозяин попросил обстряпать это маленькое дельце без него?
Ян не обращал внимания на ее слова. Она могла болтать все что угодно. Важнее было то, что непонятный ему предмет оказался плоской коробкой, в которой лежали шпильки и разноцветные резинки для волос. Он высыпал содержимое сумки на пол. Кассеты там не оказалось. Ян поднялся, ногой отшвырнув в сторону одежду.
– Довольно. Я вызываю охрану, – сказала Эмма, направляясь к телефону. Он догнал ее в два прыжка.
– Положи трубку, дрянь, – прошипел он, отдернув ее в сторону. Она плюхнулась на пол, больно ударившись головой об угол шкафа. К ней вернулось благоразумие.
– Зачем так волноваться? – тихо сказала она. – Такое чувство, что это тебя я обвинила в убийстве.
Ян пристально смотрел на нее. От его взгляда ей стало жутко.
– О боже! – прошептала она.
– Где кассета? – спросил он. В его голосе звучала угроза.
– Сейчас, сейчас, – она с трудом встала. – Подожди, я тебе ее отдам.
Эмма попятилась, не сводя взгляд с его лица. До спасительной двери оставалось каких-то два метра. Он перехватил ее на половине пути и с силой толкнул в комнату. Она доставляла ему слишком много хлопот. Под руку попался топорик.
– Помоги… – крикнула она, но фраза так и осталась неоконченной…
Ян обшарил каждый сантиметр гостиной. Тщетно. Оставалась слабая надежда на ванную комнату и коридор. Ему хотелось скорее покинуть дом, да и лежащее на полу тело не добавляло ему душевного равновесия.
В дверь постучали. Ян замер.
– Эмма! – послышался знакомый голос. – Открой, пожалуйста. Я знаю, что ты дома.
Черт! Этого еще не хватало! Явилась его хозяйка собственной персоной. Ситуация требовала немедленного решения.
Его рука сжала горлышко глиняной вазы.
– Пошла отсюда! – крикнул он, запустив в дверь расписной посудиной. Посыпались осколки.
Стук прекратился. Елизавета предпочла удалиться. Она всегда была обидчивой…
Дубровской казалось, что ей снится дурной сон. Напротив нее сидел хорошо знакомый ей человек, вежливый и услужливый Ян, и говорил страшные вещи. Он раскрыл ей тайны гибели Стефании и Эммы, но оставалась еще одна смерть…
– Скажи, Ян, – тихо проговорила она. – А как же доктор?
– Ты имеешь в виду Павла Грека?
– Да.
– Ну, с доктором все ясно. Неосторожное катание на лыжах – и вот печальный результат!
– Так это все-таки был несчастный случай?
Ян внимательно посмотрел на нее. Похоже, он решался, сказать ей правду или нет. Но в конце концов махнул рукой…
Грек стоял на вершине горы. Его глаза скользили вниз по снежному склону, отмечая сложности «черной трассы». Вдоль белой дороги, стремящейся к подножию горы, темным коридором выстроились скалы. Где-то они едва обозначались на фоне снега, а где-то горделиво вздымались ввысь, острыми шпилями пронзая серую хмарь зимнего неба. Дорога петляла среди каменных великанов, устремляясь туда, где внизу зеленели шапки вековых сосен.
День стремительно катился к концу. На оживленных склонах уже зажгли освещение, и горнолыжный комплекс выглядел нарядно, как новогодняя елка. Ему следовало поторопиться. Сумерки наступали, и если ему дорого было собственное здоровье, решение нужно было принять немедленно: спуститься вниз по обычной трассе или же, презрев опасность, рискнуть и пройти опасный маршрут. Он вспомнил о своих приятелях Андрее и Яне, которых он оставил в уютном кафе на полпути к вершине, и усмехнулся. Он должен сделать это, и именно сейчас!
Павел оттолкнулся и заскользил вниз. В ушах засвистел ветер, скорость нарастала, но Грек не паниковал. Он умело обходил препятствия, ловко вписываясь в каменный коридор. Скалы расступились неожиданно, и он едва не слетел с обрыва, но вовремя свернул в сторону и продолжил путь, балансируя на грани жизни и смерти. Краешком глаза он заметил еще одну снежную просеку, спускающуюся с вершины. Оттуда несся лыжник. Их пути должны были пересечься, но доктор выиграл несколько секунд и шел первым. Он понимал, что опасности никакой нет и мужчина в ярком костюме – не самоубийца, стало быть, дистанцию соблюдать будет. Но это опасное соседство тревожило его, лишало благословенного спокойствия, которым он так дорожил. Так бывает, когда в темном переулке слышишь за спиной быстрые шаги и оглядываешься. Понимаешь, что тебя догоняет припозднившийся прохожий, который, как и ты, спешит домой, но эти упорные, торопящиеся шаги действуют на нервы, и ты ждешь, ждешь чего-то страшного и неумолимого и еле сдерживаешь желание побежать.
Доктору не хотелось показаться смешным, но страх оказался сильнее его, он оглянулся. Лыжник шел за ним по пятам. Его горнолыжный костюм показался Греку знакомым, но он отогнал от себя эту мысль. Все люди и все костюмы казались здесь на склонах похожими. Традиционная красно-синяя гамма… Но все-таки что-то смущало его. Он оглянулся еще раз. Лыжник поймал его взгляд, поднял вверх очки и улыбнулся. «Боже мой! Но он же не умел кататься», – запоздало удивился Павел Грек. Ян напоминал несущуюся на него молнию. Одно мгновение – и он оттеснил доктора к краю обрыва. Хирург потерял равновесие, неуклюже взмахнул палками и рухнул вниз.
Ян продолжил свой путь дальше…
– Да, но ты же не умел кататься на лыжах, – удивилась Елизавета. – Я сама это видела. Мы учились у инструктора вместе, и ты постоянно падал. Как же тебе удалось?
– Ты не догадлива, моя дорогая, – ухмыльнулся он. – Это был всего лишь маленький спектакль, разыгранный перед доверчивым зрителем. Зачем мне было до поры до времени демонстрировать свои способности?
Дубровская молчала, с ужасом глядя на него.
Он же получал видимое удовольствие, отвечая на вопросы своей хозяйки. Какой все-таки она была дурочкой! Эта исповедь с лихвой компенсировала месяцы, проведенные им в услужении. Смешно подумать, он, человек выдающихся творческих способностей и незаурядной смекалки, вынужден был работать обыкновенным водителем у глупой девицы, не отличающей газа от тормоза. Но теперь этому пришел конец, и ему не терпелось поставить в деле красивую точку…
– А как ты появился в нашем доме? – спросила Лиза.
– Наверняка тебя интересует не как, а зачем, – поправил он, наслаждаясь силой своего интеллекта. – Тут секрета нет. После печальной истории со Стефанией я чувствовал себя не слишком хорошо. Конечно, меня интересовала пропавшая кассета. Обнаружив, что господин Мерцалов, помимо всего прочего, был еще и членом комиссии по врачебной этике, я стал понимать, чего добивалась от него журналистка. Тогда же у меня и возникло подозрение, что кассета могла быть ему передана еще раньше. Обстоятельства благоприятствовали мне, и, узнав, что известный фармацевт подыскивает водителя для своей неразумной жены, я поспешил занять вакансию.
– Значит, это ты копался в наших шкафах, рылся в бумагах, ходил по дому ночью! – сообразила Лиза.
– Фи! Рылся, – повторил он с недовольной гримасой. – Можно подумать, что я – вор. Нет, милая моя, мне чужого не надо. Вернуть бы свое. Меня интересовала кассета. Если бы мне захотелось стащить твои золотые побрякушки, поверь, это не составило бы особого труда. Ты крайне безалаберно относишься к вещам.
Дубровская пропустила мимо ушей критику. Странно, но даже в этот страшный момент откровений убийцы она чувствовала облегчение. Значит, ночное видение в ее спальне все-таки было, но оно к ее супругу не имело никакого отношения!
– Так, значит, Полина – твоя сообщница? – выпалила она, радуясь собственной сообразительности.
– С чего ты взяла? – искренне удивился Ян.
