Аркадий Адамов - На свободное место (Инспектор Лосев - 3)
- Подумать всегда стоит, когда к вам попадешь, - резко отвечает Гаврилов, не поднимая головы, и снова умолкает, словно и в самом деле что-то обдумывая.
- Правильно, - соглашаюсь я. - Особенно когда к нам попадешь. Тем более, что есть и второй пункт, над которым тоже стоит подумать, даже побольше, чем над первым. Второй пункт - это убийство, Гаврилов.
- Чего, чего?! - Он рывком вскидывает голову и впервые смотрит мне в глаза, со злостью смотрит и с испугом тоже.
- Убийство, - повторяю я. - Накануне кражи. Во дворе.
- Только этого мне не хватает, - переводит дух Гаврилов и насмешливо говорит: - Вешайте на кого другого. Со мной номер не пройдет. Вам небось раскрыть побыстрей надо да начальству отрапортовать?
Он стал вдруг разговорчив, этот молчаливый тип, и что-то уж очень быстро пришел в себя. Последнее мне совсем не нравится.
- Да, нам надо раскрыть и отрапортовать, - спокойно подтверждаю я. - А как же иначе? Дело-то серьезное. Особо серьезное, Гаврилов...
- Вот и раскрывайте себе. А я тут ни при чем.
- Вполне возможно. Но вот что точно, так это то, что вы связаны с убийцами другим, уже общим преступлением - квартирной кражей. Тут имеются...
- Да ни с кем мы не связаны, говорят тебе! - грубо перебивает меня Гаврилов. - Сто раз, что ли, повторять?
- И вот тут имеются доказательства, - не повышая голоса, спокойно продолжаю я. - Железные доказательства, Гаврилов.
- Брехня, а не доказательства.
Он все-таки нервничает, сильно нервничает, я вижу.
- Ну судите сами, - говорю я. - Первое. У вас обнаружена только часть украденных вещей. Приблизительно третья часть. У кого остальные?
Гаврилов, насупившись, молчит и опять смотрит в пол. Лишь желваки время от времени вздуваются на худых, обтянутых скулах, когда стискивает зубы, словно заставляя себя молчать.
- Это первое, - продолжаю я. - А ведь мы должны не только все найти, до последней вещи, но и всех, кто их прячет. Теперь второе. Мы знаем убийц. Один из них арестован уже. Так вот, его перчатку мы нашли в той квартире, где были и вы. Выходит, третьим на краже был с вами он. Так ведь?
Неожиданно Гаврилов поднимает голову и зло, издевательски усмехается.
- Путаешь, начальник, - говорит он с какой-то непонятной мне радостью. - Ей-богу, все путаешь. И никогда не распутаешь. Этот, которого арестовали, в квартирной краже сознался или нет?
- Не сознался пока.
- Ну вот, - удовлетворенно кивает Гаврилов. - И не сознается.
- Почему же?
Что-то все больше настораживает меня, какие-то новые интонации в голосе Гаврилова, какое-то несоответствие между его положением сейчас и возникшим вдруг новым настроением.
- Почему же он не сознается? - повторяю я свой вопрос.
- А потому, - нагло ухмыляется Гаврилов. - Больно работаете плохо.
- Не так уж и плохо, - я почти равнодушно пожимаю плечами. - Вот вас же поймали. Причем с поличным. Так что вы зря радуетесь. И с убийством тем разберемся. И чем скорее, тем вам же, мне кажется, будет лучше. А сейчас, Гаврилов, я хочу вас спросить: сколько же было участников кражи, всего, вместе с вами, а? Только лучше считайте, не ошибитесь.
- Сами считайте, - насмешливо отвечает Гаврилов. - До пяти. В первом классе проходят.
- Дочка-то как раз первый класс и кончает? - спрашиваю я. - А папа, мастер на все руки, решил пока что чужими квартирами заняться, так, что ли? И все доходы на тестя-графа записать?
Гаврилов снова хмурится и молча отводит глаза.
- Не пройдет это, Иван Степанович, - говорю я. - Больше не пройдет. Мы еще кое-какие квартирные кражи к вам примерим. Уж больно вы крупными специалистами оказались. По замкам, в частности. Нет тут для вас секретов, говорят. И потом, связи у вас какие-то оказались. Вон, из другого города сообщники приезжают.
- Ладно тебе, начальник, лепить-то от фонаря, - хмурится Гаврилов и, подняв голову, тускло смотрит на меня.
- Почему же - лепить? - возражаю я. - И Колька, и Леха, и сам Лев Игнатьевич - люди приезжие, сами знаете.
- Ничего я не знаю.
- Ничего или никого?
- И ничего, и никого.
- Ну, ну, Гаврилов. Перчатка Колькина вас намертво с ним связывает. И с ним, и с... убийством тоже.
Гаврилов по-прежнему смотрит на меня тускло и задумчиво. Я сразу подмечаю эту его внезапную задумчивость и истолковываю ее в том смысле, что Гаврилов колеблется, признаться ему хоть в чем-то или нет. До конца он сейчас признаваться не будет, это ясно.
- Примеривай не примеривай, ничего не подойдет, - говорит он наконец. Первая она у нас. Олежка, черт, попутал.
Видно, мысли его все время кружатся вокруг квартирной кражи, и никакая перчатка его сейчас не волнует и, выходит, убийство тоже. Странно.
- Олежка - что, - я пренебрежительно машу рукой. - Пьяненькому веры-то мало. Вот Лев Игнатьевич - это другое дело. Если уж он указал на ту квартиру...
- Не знаю я такого, говорят тебе, - нетерпеливо перебивает меня Гаврилов.
- И Кольку не знаете?
- И Кольку.
- А ведь перчатка его...
- Далась тебе эта перчатка! - неожиданно ухмыляется Гаврилов.
- А как же? Вроде визитной карточки она.
- Ну вот что, - вздыхает наконец Гаврилов и, видимо на что-то решившись, заключает: - Не вышел номер, значит.
Я молча жду, что он скажет дальше, я боюсь неловким словом что-нибудь испортить, чему-то помешать.
А Гаврилов на секунду снова умолкает, словно усомнившись вдруг в чем-то, затем, уже решительнее, говорит, будто споря с самим собой или себя уговаривая:
- Да нет, не вышел номер, чего уж там. Куда-то даже не туда все поехало. Короче, - он поднимает голову и смотрит на меня, - перчатку ту я во дворе подобрал и с собой в квартиру эту самую прихватил. Там и бросил. Вот так все и было, одним словом.
- Ну да? - недоверчиво спрашиваю я. - Там, значит, и бросил?
- Там и бросил.
- Зачем?
- А чтобы голову-то вам задурить. Думал, убийством займутся, ну, и кражу заодно им же и пришьют. А тут, я вижу, все наоборот получается. Нам убийство хотите навесить. А мы тут ни сном ни духом. Вот так.
Я некоторое время молчу, стараясь собраться с мыслями и прийти в себя от этого неожиданного признания. Неужели это правда? Если так, то все становится на свои места. Чума и Леха не участвовали в краже, не участвовали! Один в то утро был у своей Музы, а второй - у Полины Тихоновны. И перчатку подбросили. Вот это номер! А значит, и Лев Игнатьевич... И Семанский... Но все это потом, потом. Я заставляю себя вернуться к сидящему передо мной Гаврилову. А не хитрит ли он случайно? Не пытается ли сбить? Нет, нет, рано удивляться и радоваться. Тут надо разобраться спокойно.
- Выходит, двое вас было в квартире? - спрашиваю я.
- Выходит, что так.
- И перчатку ту вы, значит, нашли во дворе. Когда именно?
- Я ее не нашел, я ее подобрал, как они убежали, - снисходительно поясняет Гаврилов.
- Выходит, вы видели все, что случилось там?
- Все как есть. Я этих голубчиков давно заприметил. Думал даже, Гаврилов сдержанно усмехнулся, - не конкуренты ли появились.
- Они тоже вокруг той квартиры кружили?
- Ну да.
- А зачем - как теперь полагаете?
- Кто их знает. Правда, один разговорчик ихний я все-таки зацепил, задумчиво сообщает Гаврилов. - Но ни хрена тогда не понял.
- Чей разговорчик?
- Ну, этих, пожилых, значит. Одного потом кокнули. У меня на глазах, ей-богу. Я прямо чуть не рехнулся.
- А что за разговорчик был?
- Ну, один, который, значит, живой остался, говорит: "Советую убраться и никогда больше ему на глаза не показываться". А тот говорит: "Это мой друг, и тебе он ничего не сделает". А тот ему: "Сделает, не бойся". Вот такой разговорчик был.
Гаврилов охотно и даже как будто с облегчением передает подслушанный им разговор. Словно давил он его чем-то, беспокоил, и вот теперь эту тяжесть можно переложить на других. Да, что-то разбередило в душе Гаврилова это убийство, что-то в душе у него дрогнуло, мне кажется.
- А потом они его убили... - задумчиво говорю я.
- Точно. На моих глазах.
- Крикнул он хоть?
- Не успел.
- А еще кто-нибудь это все видел?
- Не. Один я.
- И не кинулся на помощь, не позвал никого?
- Растерялся я, - виновато говорит Гаврилов. - Все-таки прямо на глазах. Веришь, ноги-руки аж затряслись. И язык отнялся.
- Ну, а ребят-то этих вы разглядеть успели?
- Да кто их знает, - отводит глаза Гаврилов, явно пугаясь моего вопроса. - Темно было. Их вон женщина одна видела, как они со двора убежали, а потом вернулись.
- И труп видела?
- Скорей всего нет. Ей кусты загораживали.
- А женщина эта сама откуда появилась, не заметили?
- Да из дома вышла. Не того, который во дворе, где квартира та. А из другого, который еще на улицу выходит. Из левого подъезда вышла, точно. Красное пальто на ней и белая шапка. Худая такая.
- Шершень с вами в тот вечер был?
- Не. Я один.
- В случае чего опознать этих парней сможете?
- В свидетели хотите записать? - усмехается Гаврилов.
- Хочу.
- Не выйдет, начальник. Я сам под суд иду.
