Крис Чибнелл - Убийство на пляже
— Я любил его, — говорит Джо.
В его голосе, помимо извинения и замешательства, слышится еще кое-что, действующее Харди на нервы, — это некая беспомощность, как будто то, что случилось, само произошло с ним, а не является преступлением, которое он совершил.
— Когда это началось? — спрашивает Харди.
— Примерно девять месяцев назад, — отвечает Джо. — Марк разбил Дэнни губу. У них была крупная разборка. Дэнни пришел к нам, к Тому, он просто не знал, куда еще идти. Я приютил его. Мы просто поговорили.
— Что потом?
— Потом он приходил поиграть с Томом и всегда находил меня. Мы много болтали. Он сказал, что не может подобным образом говорить с отцом. Затем он увлекся скейтбордом и попросил меня научить его кататься так, как я научил Тома. Тогда мы и начали встречаться с ним, примерно раз в неделю, только он и я. В скейт-парке, когда там было спокойно. На проселочных дорогах, пригодных для катания на доске. Это были просто уроки.
— Вы говорили об этом Элли?
В ожидании ответа Харди затаил дыхание. Остальная часть его расследования полностью зависит от того, что знала ДС Элли Миллер.
Джо издает короткий горестный смешок и качает головой.
— Я хотел чего-то такого, что было бы только моим, — бормочет он. — Я бросил работу, чтобы ухаживать за Фредом. У Элли есть любимая профессия, у Тома тоже свои занятия, но Дэнни… Я чувствовал, что он нуждается во мне.
— А что она думала насчет того, где вы находитесь?
— В тренажерном зале. Бегаю. Катаюсь на велосипеде. В пабе.
Такая его ложь указывает на отсутствие у Миллер должной проницательности, но, в конечном счете, говорит в ее пользу.
— Вы прикасались к нему?
— Я не приставал к нему. — Он почти отрыгивает это слово. — Этим мы не занимались. Все, о чем я его просил, — это обнять меня. Вот и все. Это не было домогательством. Ни тогда, ни раньше.
«Нет, не так, — думает Харди. — Просто ты убил его прежде, чем это произошло». Однако эту мысль он оставляет при себе и просматривает подготовленный список вопросов.
— Вы стояли или сидели? Одетые, обнаженные?
— Сидели в кресле, — шокированно отвечает Джо. — Одетые.
— Как долго длились ваши обнимания?
— Какое это имеет значение?
— Тут все имеет значение. И мне необходимы факты, Джо. Мне нужно понять.
— Если я сам этого понять не могу, то как поймете вы? — взрывается Джо.
Эта реакция кажется искренней, но Харди уже ничего не принимает за чистую монету. У Джо было предостаточно времени, чтобы много раз проиграть убийство в уме, и этого времени хватило бы на то, чтобы пересмотреть собственные намерения даже для себя самого.
— Вы делали Дэнни какие-то подарки?
При этом вопросе лицо Джо перекашивается.
— Мобильный телефон, в начале года. Я сказал ему, чтобы он не показывал его Марку и Бэт. За день до того, как мы улетели во Флориду, я дал ему наличными пятьсот фунтов. Это была часть наших семейных денег на расходы. Элли решила, что Люси взяла их, и… — Щеки его розовеют от стыда. — Я не стал разубеждать ее. Она была просто в ярости.
— Зачем вы давали Дэнни деньги?
— Я хотел, чтобы он любил меня, — патетическим тоном говорит Джо. — Я знал, что он хочет все это прекратить, и думал, что это как-то поможет.
— Если он хотел прекратить это, то зачем пошел в хижину той ночью?
— Я сказал ему, что это будет в последний раз. — Джо едва выдавливает из себя эти слова.
Харди по ходу дела упорядочивает свои мысли. Каждый ответ порождает десяток новых вопросов, и их трудно ранжировать по важности. Пока он должен получить хотя бы общую картину. Детали придут позднее.
— Лодка… — начинает он. — Почему вы сожгли ее с таким опозданием?
— В ту ночь у меня не было времени, — говорит Джо. — Но я знал, что вы ее обязательно найдете, если я протяну еще. Я должен был ускользнуть из дому, когда Элли была на дежурстве, а дети спали. Я должен был оставить их дома одних. Я очень боялся, что с ними может что-то случиться… — Почувствовав злую иронию момента, Джо умолкает.
Харди двигается дальше.
— Итак, сегодня вы включили телефон намеренно. Но зачем вы звонили из хижины две ночи назад?
— Я больше не мог этого вынести. — Глаза его молят о понимании. — Я привел к гибели еще и Джека. Я понимал, что вы сразу проверите номер. Я думал, что приедете только вы один. Чтобы признаться во всем. Элли сказала, что всю ночь будет прикована к столу, разгребая бумажную работу. — При втором упоминании имени жены Джо ломается окончательно. — Она уже знает?
— Нет, — говорит Харди.
— Я не могу сказать ей… — стонет он. — Это должны сделать вы.
Харди больше не может скрывать свое презрение. Оно просто рвется наружу, и он очень близок к тому, чтобы потерять хладнокровие, когда раздается стук в дверь.
— Алек?
Это старший офицер полиции Дженкинсон. Харди прерывает допрос.
Они с сожалением смотрят друг на друга, их последняя встреча забыта. Заплаканные глаза и покрасневший нос Дженкинсон заставляют на время забыть о ее должности и увидеть за полицейским бейджем живого человека, женщину.
— С мальчиками сейчас Пит Лоусон, — говорит она. — Элли по-прежнему в допросной номер два с Найджем Картером. Она ходит кругами. Мы не можем долго придерживать эту информацию. Хотите, чтобы я ей все сказала?
— Нет, — говорит Харди. — Это мой подозреваемый. И она заслуживает того, чтобы услышать это от меня.
Он ожидает, пока стук каблучков модельных туфель Дженкинсон затихнет в коридоре, после чего, не постучав, прерывает допрос, который ведет Миллер. Она резко оборачивается, на ее лице удивление.
— Сэр, вы не могли бы… — говорит она хриплым голосом. — У меня как раз в разгаре… не хочется пленку в камере переводить… Детектив-инспектор Харди только что…
— Допрос закончен в тринадцать часов тридцать три минуты, — констатирует Харди и выключает камеру. — Уведите его, — говорит он дежурному полицейскому.
На лице Найджа, который находится в участке уже сутки, скорее подозрение, чем облегчение, как будто это просто очередная выходка копов, чтобы еще больше сбить его с толку.
— Он мой подозреваемый! — напоминает Миллер, когда Найджа уводят.
Харди садится на стул, который только что освободил Найдж. Сиденье неприятно теплое.
— Это не он, — просто говорит Харди.
Миллер с сомнением хмурит брови.
— Откуда вы знаете?
Харди обращается к своему двадцатилетнему опыту службы в полиции, перебирая каждый допрос, каждую конфронтацию, каждую учебу. Однако сейчас этого и близко недостаточно для того, что он собирается сделать.
— Я должен задать вам несколько вопросов. Где вы были в ночь смерти Дэнни?
— Что?!
Ее реакцию можно было бы назвать изумлением.
— Просто… я сейчас объясню… нам необходимо все максимально упростить. — Он делает характерный жест ладонями, как будто придавливает воздух сверху вниз, словно стараясь успокоить ее, так же как и себя. — Поэтому я просто буду спрашивать, а вы — отвечать.
Она уже открыто смеется ему в лицо.
— Так теперь вы думаете, что это была я?!
Он не может смягчить удар, но может подготовить ее к этому.
— Прошу вас, Элли.
Ее смех внезапно сменяется тревожной настороженностью, а зрачки глаз становятся очень большими и черными.
— Не называйте меня Элли, — говорит она.
— Расскажите, где вы были в ночь, когда погиб Дэнни Латимер.
Мозг ее работает напряженно и лихорадочно, Харди это видит. Интересно, она сейчас на правильном пути в своих догадках или же думает о Томе?
— Дома. Мы только что вернулись из Флориды.
На короткое мгновение страх заглушается нетерпеливым раздражением — она уже говорила ему это раньше.
— Итак, в тот вечер чем вы занимались? Распаковывали вещи? Готовились к выходу на работу?
— Я сразу пошла спать. Эта ужасная сдвижка во времени при перелете… Поэтому я приняла таблетки, и они свалили меня с ног.
Харди уже нужно переходить ближе к делу: еще немного — и он начнет опекать ее, а этого ему хотелось бы в последнюю очередь.
— Вы видели, когда Джо ложился в постель?
— Нет. — Страх сказывается на ее нижней губе: та начинает дрожать, как у ребенка. — Объясните мне, что происходит.
Харди встает, берет стул и, обойдя стол, садится рядом с ней.
— Что вы делаете, зачем вы сюда сели?
Он старается смотреть ей в глаза.
— Это был Джо.
Элли отчаянно трясет головой, как будто хочет сбросить с себя эти ужасные слова.
— Дэнни Латимера убил Джо.
— Нет, он не убивал. Какого черта… — Она резко подается назад, и стул ее скрежещет ножками по полу. — Нет, он не убивал! Он не стал бы…
Харди с ужасом наблюдает, как лицо ее на глазах начинает ломаться. Щеки и лоб прорезают глубокие морщины, которых он никогда раньше не видел. Ему необходимо противопоставить этим разрушительным эмоциям факты — безжалостный эквивалент пощечины человеку, бьющемуся в истерике.