Энн Перри - Скандал на Белгрейв-сквер
Он должен сосредоточиться и все обдумать.
Элинор смотрела на него своими ясными серыми глазами и ждала от него разумного и полезного совета. Что он сможет сказать ей? Он должен забыть о личных чувствах; говорить должны не они, а его разум.
— Вы уверены, что перемена в решениях вашего мужа не была продиктована важной политической причиной? — спросил Драммонд, пытаясь выиграть время для того, чтобы окончательно привести в порядок сумятицу мыслей в голове и отделить эмоции от трезвого разума.
— Уверена, — ответила Элинор с горечью. — Именно из-за этого произошла ссора между мужем и сэром Джоном; если бы такая политическая причина существовала, он не преминул бы сказать об этом сэру Джону; тот был бы огорчен, но понял бы его. Не случилось бы ссоры, и они не расстались бы врагами. Ведь они так долго были друзьями и политическими союзниками.
Драммонд попробовал проверить еще одну, пугающую его, возможную причину, вопросы по которой тоже следовало снять.
— Как вы считаете, у него не было личных мотивов — например, финансовых интересов, — чтобы принять такое неожиданное решение? — Он вдруг испугался, что Элинор решит, будто он подозревает Байэма в нечестности, и поэтому поспешил объяснить: — Я задаю этот вопрос для того, чтобы исключить и такие мотивы. Сэр Джон не мог заподозрить его в этом?
— Нет. — Элинор нахмурилась. — Я не верю, что Шолто мог пойти на такое. — Но в ее голосе Драммонд уловил нотки надежды. Каким бы позором ни было подобное предположение, она предпочла бы его тому страшному подозрению, которое тяжким камнем лежало на ее душе. Мгновенное облегчение исчезло. — Нет, у Шолто никогда не было личных интересов, которые угрожали бы его политической независимости. Только абсолютная честность при наилучших и наихудших обстоятельствах. Все остальное неприемлемо для него. — Она посмотрела в окно на ветви деревьев. — Его личное состояние досталось ему по наследству — поместья в Хантингдоншире, крупные вложения в Уэльсе и Ирландии. Он никогда не занимался банковскими делами или коммерцией и, разумеется, импортом или экспортом.
— Понимаю.
Элинор опустила глаза, лицо ее неожиданно застыло, словно она ждала удара — возможно, от самой себя, если судьба не опередит ее.
— Нет, мистер Драммонд, у меня нет простого убедительного ответа, сколько бы я ни ломала голову. И, кроме того, самое ужасное в том, что Шолто стал другим, он неузнаваем. — Она подняла голову и встретилась с ним взглядом, в котором было столько эмоций, что Драммонду показалось, будто он испытал почти физический удар. — Он напуган, напуган почти так же сильно, как я. Разница лишь в том, что он знает, чего боится, а я вся во власти страшных догадок.
Теперь не было смысла прятаться за остатки искренности — главным для него была честность во всем, что касалось Элинор.
— Каких догадок? — Эти слова дались ему с трудом.
— Кто-то завладел письмом и записями Уимса о платежах Шолто и теперь шантажирует его, как это делал сам Уимс. Это, должно быть, убийца, как вы думаете?
Драммонд не стал отрицать.
— Кроме него, некому.
Элинор снова отвернулась.
— Но почему Шолто ничего мне не говорит? Этого я никак не могу понять. Мне все известно о Лоре Энстис, ему нечего скрывать. Это было ошибкой молодости, но почему он не сказал, что его шантажируют сейчас, ведь нам теперь нечего терять? Я никогда не винила его за то, что было. — Она провела мыском туфли по краю каминной решетки, будто хотела расслабиться. — Я часто думаю: неужели он все еще каким-то образом оберегает чувства Фредерика Энстиса? Дружба сильно привязывает людей друг к другу, делает их необычайно близкими, а Шолто все еще мучает чувство вины… — Она смотрела на Драммонда, нахмурив брови. — Но я не понимаю, как все это помогает Энстису. А вы? Если Шолто расскажет вам, что появился новый шантажист, это, очевидно, должно помочь вашему расследованию, не так ли? Это хотя бы что-то даст, но как они могут повредить Фредерику? Он знает о смерти Лоры больше, чем мы с вами, и знает, что она была одержима чувством к Шолто — что-то вроде временного помешательства, называйте это как хотите.
— Не знаю, — признался Драммонд. — И не понимаю. Бывает, что старая вина, какой бы незначительной она ни была, заставляет нас защищать пострадавшего… — Голос его оборвался. Слова здесь были бесполезны. Он не мог развеять ее страхи и скорбное недоумение. — Как вы думаете, он знает, кто убийца? — задал Драммонд вопрос, которого оба боялись.
Элинор вздрогнула, но не отвела глаз.
— Я думаю, что это возможно. Есть лишь одна причина, почему он не скажет вам, кто убийца. — Голос ее упал почти до шепота. — Он хочет сам встретиться с ним. Мистер Драммонд, я так боюсь, что он сделает это! И тогда кто-то из них двоих умрет.
Полицейский непроизвольно взял ее руки в свои, забыв обо всем, кроме ее тревоги.
— Дорогая, вы не должны об этом думать. Это нелепость. Если лорд Байэм знает, кто убийца, он скажет мне об этом. Мы арестуем его без всякого шума, и никто об этом даже не узнает, а у убийцы не будет возможности говорить с кем-либо до суда. К этому времени мы уже соберем о нем столько сведений, что в его же интересах будет молчать.
— Вы сможете это сделать? — робко спросила она.
— Конечно. — Драммонд продолжал держать ее руки в своих. — Вот почему лорд Байэм сразу же обратился ко мне, — уверенно продолжал он. — Шолто не настолько истеричен или невыдержан, чтобы прибегать к насилию. Он не тронул Уимса и продолжал платить этому негодяю. Теперь, когда нам известна причина смерти леди Энстис, а дело об убийстве Уимса расследуется, у лорда Байэма нет причин искать личной встречи с убийцей. Если бы он был настроен на насилие, то давно его осуществил бы.
В ответ в глазах Элинор Драммонд не увидел на-дежды. Более того, она казалась еще более подавленной и испуганной.
— Элинор! — Он не заметил, как назвал ее по имени. — Элинор… — Драммонд хотел спросить, что же так терзает ее, но вдруг ответ стал ему ясен, беспощадный и пугающий. Элинор не исключает такую возможность, что Байэм мог убить Уимса, а шантажируют его отнюдь не по такому относительно невинному и преданному забвению поводу, как смерть Лоры Энстис и его косвенная роль в этой трагедии. Истинную причину шантажа Байэм не может раскрыть Драммонду и не может просить его о помощи. Кто-то видел его, кто-то что-то знает. Или же Уимс принял особые меры предосторожности и теперь его покровитель мстит за него?
— Это возможно? Вы так считаете? — прошептала Элинор. Лицо ее побледнело. Она опустила глаза, осторожно высвободила ладони из его рук и судорожно сжала их на коленях. — Прости меня, Господи, что допускаю такие мысли.
Драммонд отчаянно старался побороть в себе чувства и дать волю разуму, чему-то, на что можно опереться. Он с трудом сдержался, чтобы не заключить Элинор в объятия, не прижать ее к себе, злоупотребив ее доверием и ее отчаянием. Он прогнал эти мысли и даже отошел от Элинор на шаг — и увидел печаль в ее глазах.
— Вы считаете, что я предаю его? — как-то убито произнесла она. — Я не могу винить вас за это.
— Нет, моя дорогая… Я… — Драммонд запнулся, не зная, что сказать, как объяснить свой порыв, не выдав правды, бывшей чем-то невозможным для них. Он лишь растерянно смотрел на нее.
Элинор не отвела взгляда, но ее глаза, став огромными, были полны удивления.
Драммонд, отчаянно покраснев, понял, что с головой выдал себя. Что он мог сказать, как извиниться перед ней? Сможет ли она теперь доверять ему, сохранить хоть каплю уважения?..
Так он стоял, беспомощно глядя на нее. Лицо его пылало.
Элинор улыбнулась, взяла его за руку, легонько пожала и тут же отпустила.
Драммонд был так близко от нее, что ему показалось, будто Элинор поцеловала его. Нет, ощущение было еще сильнее, еще приятней, чем вспышка чувства, не столь мимолетное, а как бы затянувшееся, без поспешности. Он заглянул в ее глаза и не увидел в них страха, а скорее сожаление и никакого упрека. Не-ужели это возможно? Он не смеет даже думать об этом. Он должен немедленно выбросить все это из головы.
— Есть… есть и другие причины, — начал Драммонд неуверенно. — Есть вещи, над которыми надо поду-мать… — Он искал хоть какую-то разумную мысль, чтобы ухватиться и продолжить прерванный разговор. — Если он убил Уимса, почему не забрал у него письмо… и все бумаги? Если Шолто не нашел их, он не сказал бы нам об этом, а просто решил бы, что мы их тоже не найдем. Во всяком случае, он знал, что они есть, и попробовал найти их, а мы даже не подозревали об их существовании.
— А что, если он их нашел? — Элинор предпочитала рассчитывать на худшее. — Но не знал, что существует еще кто-то — если это действительно так, — кому Уимс отдал их копию.
— Не вижу смысла, здесь что-то не вяжется, — заметил Драммонд уже увереннее. — Если Байэм считал, что все документы — это улики против него, он не послал бы за мной. Мы никогда бы не связали его имя с Уимсом, с какой стати нам это делать? С другой стороны, зачем таинственному сообщнику Уимса, если он существует, эти документы, если о них никто не знает? Уимс не кажется мне человеком, который желал бы, чтобы кто-то мстил за его смерть, но вот для того, чтобы гарантировать собственную безопас-ность, пока он жив, он бы сделал многое. И эта система безопасности действовала бы и имела смысл до тех пор, пока те, кто мог ему угрожать, знали, что она немедленно будет пущена в ход, как только жизни Уимса будет грозить опасность.
