Николай Леонов - Проклятая усадьба
– Решай.
– Ладно уж, что с вами делать, ненасытные. Пейте мою кровь.
– Спасибо, Миша, ты настоящий друг.
Увидев, что Гуров направляется к двери, Зубов встрепенулся.
– Лев Иванович, а вы случайно не в управление сейчас?
– Да, туда.
Зубов был младше Гурова и, поскольку общались они нечасто, всегда уважительно обращался к нему на «вы». Сам же Гуров не церемонился и по-свойски тыкал. Так было и сейчас.
– Вы не подвезете меня? – спрашивал Зубов. – Нужно материалы отвезти, а на этих автобусах я до вечера буду ехать.
– Да не вопрос, – легко согласился Гуров. – Собирайся, поехали.
– Отлично! – обрадовался Зубов. – Я мигом. Миша, я тогда попозже зайду, у меня тут дельце к тебе небольшое.
– Да не вопрос! – передразнивая, повторил за полковником Федоров. – Все приходите! И желательно в обед.
– Ладно, ты, мученик, – улыбаясь, говорил Гуров. – Не расстраивайся. Я тебе пирожок из корейской закусочной привезу. Вчера снова бездомных собак отлавливали, у них там теперь мясо свежее.
– Добрый ты.
– К нам хорошо, и мы хорошо, – кстати припомнив выражение «старшего по смене» из «Овидия», ответил Гуров.
Он был доволен тем, как сложились обстоятельства.
Учитывая то, что в отношении Зубова он тоже рассматривал вопрос о включении в список подозреваемых, нельзя было не признать, что он появился в кабинете Федорова очень кстати. Во-первых, теперь он тоже в курсе последних новостей о фотороботе, а во-вторых, Гурову не пришлось придумывать какой-то особый предлог для доверительной беседы с ним. Все получилось само собой.
С неба снова падали невесомые редкие снежинки, и, медленно продвигаясь в плотном транспортном потоке, Гуров время от времени включал «дворники».
– А что, правда свидетеля нашли? – с детским любопытством обратился к нему Зубов.
– Правда.
– Повезло. Миша рассказывал про это дело – на первый взгляд действительно нераскрываемое.
– Еще и пулю потеряли. Как же это вы умудрились?
– Насчет пули я не в курсе, – насторожился и как-то сразу закрылся Зубов. – Я уже потом узнал. В общем-то, это только Миша говорит, что она от винтовки, а все так и думали, что револьверная.
– В самом деле? Хм, странно.
Отметив негативную реакцию Зубова на упоминание об этой больной теме, полковник думал, что ее можно истолковать двояко. С одной стороны, рассерженный Федоров, несомненно, и Зубова не затруднился включить в список разгильдяев, по невнимательности и халатности «заныкавших» куда-то важную улику с дела. Возможно, и даже вполне вероятно, что он высказывал что-то, и, разумеется, напоминание об этом Зубову неприятно.
А с другой стороны, пулю действительно мог подменить Зубов. Ведь пока в отношении его не имеется ни за, ни против. Нет конкретных фактов, указывающих на то, что у него были причины передавать кому-то секретную информацию. Но у него, несомненно, была возможность.
Он работал по делу Котова, он тесно общался со Степановым, не говоря уже о том, что имел самое непосредственное касательство ко всему, что происходило в лаборатории. И если подмена пули – его рук дело, он, конечно же, тоже не будет проявлять особой радости при упоминании об этом факте.
Что ж, приходится признать, что и сейчас в отношении Зубова у него нет ни явных «за», ни очевидных «против». А придумывать что-то специальное, что могло бы спровоцировать реакцию более очевидную и однозначную, Гуров уже не видел смысла.
Все главное уже придумано. Крючок закинут, и рано или поздно на него обязательно кто-то клюнет. Котов не оставит без внимания такую важную информацию и, конечно, постарается не допустить того, чтобы полицейские получили портрет его верного стража. Ведь для него это – источник риска.
А что до Зубова, нужно будет при случае расспросить о нем у коллег. У того же Стаса, например.
Делом Котова Зубов, похоже, не слишком интересуется. По крайней мере, сейчас. А «пробить» очередного «кандидата», конечно же, проще всего было бы именно в разговоре об этом деле.
Но всю дорогу до управления Зубов говорил о случае на стадионе и сменить тему так, чтобы это выглядело логично и естественно, у Гурова не было ни малейшей возможности.
– Спасибо вам, Лев Иванович, очень выручили, – говорил Зубов, вылезая из машины, когда полковник притормозил возле управления. – Сэкономил время благодаря вам.
– Пожалуйста, – вежливо ответил Гуров, чувствуя, что сам время, кажется, только понапрасну потерял.
Припарковавшись и закрыв машину, он поднялся к себе и, застав Крячко, подумал, что тот послан ему судьбой в виде компенсации за неразговорчивость Зубова.
– Послушай, Стас, – обратился он к другу. – Помнишь, ты говорил мне, что у тебя какие-то дела пересекались с расследованием по Котову?
– Помню, пересекались.
– Там, я так понимаю, доказательную базу на него собирали? Поэтому задействовали вас всех так активно?
– Да, поэтому. Сам-то он чистосердечное навряд ли напишет. Вот и старались.
– Вот я как раз об этом. О стараниях. По уликам кто у тебя экспертизы делал? Не Федоров?
– Лично у меня вообще стажер какой-то делал. Я было возмутился, что мне на такое серьезное дело практиканта какого-то подсунули, но с генералом разве поспоришь? Он, говорит, хотя и молодой, но гениальный очень. Радуйся.
– То есть по Котову практикант работал? – очень похоже изображая искреннее изумление, говорил Гуров.
– Да нет. По Котову тогда работал Зубов. Зубов Юра, ты его знаешь. Что у кого, так сказать, на пересечении линий оказывалось, все к нему шло. Он там и отчеты эти составлял, и заключения подписывал. А салагу этого Орлов лично мне в расследование подсуропил. Пускай, мол, опыта набирается. Игрушки ему. У меня тогда такое дело было – сам черт ногу сломит. Говорю же – даже Кот оказался замешан. А он по пустякам не работает.
– Ну и как этот салага твой? Справлялся?
– Да ты знаешь, как ни странно, вполне. Даже, по-моему, ошибок у него не было.
– Может, ему, как молодому, помогал кто-то? Тот же Зубов, например?
– Ты удивишься, но тут как раз наоборот иногда случалось. Юрик по Котову один работал, и то ли все эти хитросплетения так на него подавляюще действовали, то ли просто уставал человек, но постоянно у него какие-то там казусы случались. А мой – ничего. Заметит – исправит. Нет, говорит, Юрий Петрович, не там эта гильза лежала, как у вас в отчете указано, а немного правее. Аккурат в районе укрытия, где стрелок мог находиться. И все это так, знаешь, вежливо, с субординацией. Не обидно.
– Так что, выходит, Зубов – эксперт так себе?
– Почему? Эксперт он неплохой. Рассеянный только немного.
– А сам ты работал с ним?
– Да, иногда пересекались.
– И как ощущения?
– Да какие ощущения, парень как парень, – уже в некотором нетерпении отвечал Крячко. – Ты чего ко мне привязался-то с ним, с этим Зубовым? Что-то у вас случилось, что ли? Не поладили?
– Да нет, наоборот, – на ходу сочиняя причину своего неумеренного любопытства, говорил Гуров. – Думал привлечь его к работе над портретом, помнишь, на планерке сегодня говорили? Федоров перегружен, как всегда, так я хотел узнать, что, Зубова этого, задействовать стоит? Или уж обойтись?
– Смотри сам, – немного подумав, отвечал Стас. – Фоторобот – работа специфичная. Здесь особый глаз нужен. Ты бы лучше у самого Федорова спросил, стоит Юру к такой работе привлекать или нет. Он-то уж наверняка лучше меня знает.
– Неудобно, – деликатничал Гуров.
Взглянув на часы, он увидел, что стрелка подходит к одиннадцати, и решил, что для продолжения задуманной им игры самое время.
Ведь по плану сейчас он должен ехать за своим свидетелем, чтобы в двенадцать доставить его в лабораторию, а путешествие по столичным пробкам всегда отнимает много времени.
Спустившись к машине, он завел двигатель и поехал по направлению к стадиону. Ведь именно там предполагаемый свидетель должен был заметить снайпера, и логично было бы предположить, что и проживать он должен тоже где-то в том же районе.
Ни на минуту не забывая о том, что по поводу реакции преступников на свое сообщение он рассматривал два варианта и что второй связан с повышенным личным риском, Гуров время от времени внимательно вглядывался в зеркала заднего вида, фиксируя все изменения, происходящие в них.
Вскоре он заметил, что в непрерывно меняющемся составе окружавших его со всех сторон автомобилей кое-что остается без изменений. В отличие от большинства участников движения, использовавших малейшую возможность продвинуться вперед, роскошная черная «Мазда» с тонировкой на стеклах, превышавшей все мыслимые и немыслимые нормы, спокойно ехала следом за ним, не прибавляя и не выходя на обгон, даже тогда, когда появлялся шанс.
