Имперский сыщик. Аховмедская святыня - Дмитрий Билик
— Это все улики косвенные, — задумчиво заметил Павел Андреевич, поправляя очки, — и вы все не сподобитесь рассказать нам полностью, как обстояло дело.
— Прошу прощения, вы правы. Итак, теперь постараюсь без отступлений. Александр Александрович договаривается с неким тайным лицом о краже и передаче последнему копыта Рогатого Бога. Только для этого надо ограбить императорский музей. Задача не из легких. Потому и присылается в Моршан Черный — механоид, работающий на артефактном камне.
— Каком? — почти разом все как один воскликнули полицмейстеры.
— Господа, прошу не перебивать, я и так легко путаюсь. Итак, Черный вместе с обер-полицмейстером грабят музей. Именно вместе, потому как святыня оказывается в руках у Его превосходительства. И Черному приходится продолжать помогать Александру Александровичу исполнять приказания, потому что в противном случае он может не получить святыню. Для начала убивается Логофет. Это должно было побудить аховмедскую делегацию разорвать переговоры о мире, после чего можно было, не боясь, передавать святыню и получать оставшиеся деньги. Но что-то пошло не так.
— Что же именно? — не утерпел Николай Соломонович.
— Обеспокоенная аховмедская делегация давит на великого князя, а тот, в свою очередь, на обер-полицмейстера. Грозится, что уволит, а дело передаст третьему отделению. Тогда Александр Александрович понимает, что попросту переждать не получится. Как раз ловко тут подворачивается свидетель, видевший Черного и успевший растрепать о том эльфарийцам. Механоид убивает его, перед тем нанимает склад и свозит туда все награбленное. А уже после Его превосходительство будто через тайных осведомителей узнает о помещении, набитом музейными экспонатами.
— А пожар? — подал голос Николай Соломонович.
— Это стало уже следующей частью разыгранного представления. Святыня похищается обер-полицмейстером вторично, а склад сжигается. Черный, действуя по наводке Александра Александровича, подкупает младшего сына Аристова. Парень только входит в совершеннолетие, но фамильный дар уже проявляет себя. Еще, что более важно, молодой дворянин нуждается в деньгах — отец выдает ему только на малые расходы. Все удается лучшим образом. Склад сгорает, причем подложенное перо с почерневшими бриллиантами должно навести на Аристовых, что и происходит. Но, к сожалению, нам все же удается выйти на след Черного, и обер-полицмейстеру не остается ничего, кроме как пустить полицейских прочесывать Краснокаменку, предварительно дав знать об этом Черному.
— Каким образом, ведь Александр Александрович почти не выбирается из полицмейстерства?
— В этом и вся штука. Помните ту самую подзорную трубу, которую нашли у Черного? По моему разумению, через нее он наблюдал именно за обер-полицмейстерством, точнее, за окном Его превосходительства. Могу только догадываться о некоем предмете на подоконнике и его дальнейшем отсутствии или по отворенности самого окна. Черный увидел предупреждение, но слишком поздно. Александр Александрович пытался задержать штурм, специальным образом вызвав меня с Михом и навязав Николаю Соломоновичу.
— Все-таки, Витольд Львович, это слишком притянуто за уши, — вмешался Петр Андреевич. — Благодаря известной дуэли все знают, что вы достаточно опасный противник, а про орчука и говорить не приходится, мало кто может сравниться с ним в силе. Летучий отряд Николая Соломоновича лишь выиграл от вашего присутствия.
— Да, но вы не учитываете того, что Черного вовсе не должно было быть там. Пройди все удачно, мы бы попросту не обнаружили механоида. Он сжег все записи, уничтожил необходимые вещи и сбежал, несмотря на окружение.
— Господа, я устал слушать эту чушь!
Его превосходительство решительно шагнул к двери. Тень грозы мелькнула в его глазах, когда он посмотрел на замершего Миха. Но тут произошло удивительное. Николай Соломонович, приходившийся почти на голову выше Александра Александровича и стоявший за его спиной, попросту уронил свои кувалдоподобные руки на плечи начальнику. Колени обер-полицмейстера дрогнули, он боязливо обернулся и даже уже было открыл рот, на что получил от «гусара» укоризненное мотание головой.
— Благодарю, Николай Соломонович, — сказал Витольд Львович.
— Все-таки как-то не сходится, — Петр Андреевич снял очки и потер переносицу. — Всем известно, что великий князь вряд ли оставил бы в покое Его превосходительство. Он уже несколько раз высказывал неодобрение работой следствия.
— Да как вы не понимаете? Александр Александрович и не собирался оставаться в Моршане после передачи святыни. Более того, он хотел уехать в самое ближайшее время, не дожидаясь разрешения всей ситуации. Его превосходительство явился сюда позже вас, — резко сменил тему Меркулов.
— Александру Александровичу необходимо было заехать домой, — ответил Константин Никифорович.
— Вряд ли в первую очередь, хотя туда он тоже заглядывал. Думаю, обитель обер-полицмейстера Черный проверил сразу. Но Его превосходительство привез сюда кое-что очень важное.
— Святыню? — то ли удивился, то ли спросил Петр Андреевич.
— Именно. Скорее всего, она находится в саквояже или некой дорожной сумке, которую Александр Александрович оставил в экипаже. Боюсь, что после нахождения у меня гоблинарского золота вы больше не увидели бы вашего начальника. Ведь не случайно Александр Александрович прихватил с собой все вещи.
— Вашу гипотезу хорошо бы проверить, — предложил первый полицмейстер.
— Конечно, прошу вас, Константин Никифорович, — Витольд Львович отошел от стола, стоявшего в середине комнаты, пропуская Его высокородие. — Мих, пропусти. Только у меня к вам большая просьба: поднимите его сюда.
Полицмейстер кивнул и, протиснувшись мимо орчука, поспешил вниз.
— К слову, тот самый прием, где вас, Николай Соломонович, Его Императорское Величество Святым Георгием пожаловали, обер-полицмейстером был пропущен нарочно, а не по причине болезни.
— Ну конечно, ведь Государь Император имеет высший дар, доставшийся от божественного Ковчега, — читать мысли! — воскликнул Петр Андреевич, будто вина Его превосходительства была уже полностью доказана.
— Именно. Тогда я, собственно, и начал подозревать плохое в отношении… — Меркулов посмотрел на угрюмого обер-полицмейстера, на мгновение смутился, но все же нашел в себе силы продолжить: — Не каждый день Император приглашает ко двору, тем более награждает орденом. Сослаться на болезнь мог либо смертельно немощный, либо человек, который не хотел, чтобы его мысли были прочтены.
На лестнице застучали сапоги, послышался было возмущенный визг хозяйки: «Растопались, ироды!» (на дворе и впрямь стояла ночь), но Константину Никифоровичу понадобилось всего несколько слов, причем в них не было ни одного бранного, после чего старушка мигом успокоилась и скрылась у себя. Первый полицмейстер появился, оттеснив с прохода Миха, не один, а с
