Э. Хартли - В день пятый
— Эти люди были полностью уверены в своей правоте, — печально произнесла Куми.
Ей не хотелось так говорить, но она не могла убедить себя надеяться на обратное.
— Начнем с того, можно ли слушать то, что нам говорят? — продолжал Томас. — Нас водят за нос все кому не лень. Почему мы должны просто так принимать известие о гибели Эда?
— Том, ты сам себе не веришь, — устало произнесла Куми.
— Я просто хотел сказать… — начал Найт.
— Не надо, — остановил его Джим.
— И ты тоже? — набросился на него Томас. — Я полагал, ты, человек веры, готов допустить что угодно.
— Но только не это, Томас, — сказал Горнэлл. — Я уверен в том, что Эда нет в живых.
— Тебе очень тяжело, но ты должен привыкнуть жить с этим, — добавила Куми.
Тут Томас повернулся к ней, чувствуя, как внутри внезапно вскипает старая злость, словно открылась давно забытая рана.
— Это ты говоришь, что я должен привыкнуть жить с этим?! — воскликнул он. — Ты велишь мне оставить все в прошлом? Просто замечательно!
Куми вспыхнула и сказала с мольбой во взгляде:
— Довольно, Том. Не надо.
— Что не надо, Куми? — не унимался он, ожесточившийся от боли. — У поминать про каменных младенцев в храме?
— Том, заткнись, — бросила Куми.
На глаза женщины навернулись слезы. Она подняла руки к ушам, стараясь отгородиться от его слов. Так мог бы поступить ребенок.
Но Томас был неудержим, он схватил Куми за плечи и прокричал ей в лицо:
— Не надо упоминать про пустоту размером с младенца у тебя в животе, которую ты вынашиваешь вот уже семь лет? А ты, Куми, когда оставишь это в прошлом?
Тут она его ударила, отвесила звонкую затрещину, после которой во дворе храма тотчас же воцарилась тишина. Женщина пошатнулась, отбежала на несколько шагов, закрыла лицо руками и всхлипнула. Джим медленно направился было следом, но остановился на некотором расстоянии. Паркс застыл на месте, широко раскрыв глаза, затем, словно очнувшись, тоже отошел, оставив Томаса наедине с горем и стыдом, как было всегда. Тени четырех людей, прежде сливавшиеся в одно бесформенное целое, разделились и четко обозначились, очертив на щебенке резкие негативные образы утраты и отчуждения.
— Ты потерял ребенка? — спросил Паркс, оборачиваясь к Томасу.
Он говорил странным шепотом. Его глаза по-прежнему были широко раскрыты.
— Нет, — глухо произнес Найт. — Да. Анну. Выкидыш на позднем сроке беременности.
— Это что-то изменило? — спросил Паркс, глядя на Куми.
Такие слова в его устах прозвучали странно, но оказались обвинением. Томас также следил за бывшей женой, но видел только тот день, когда они сидели в машине на стоянке перед акушерской клиникой, оба заливались слезами, но уже стали чужими друг для друга.
Сейчас он, бесконечно усталый, просто пожал плечами и высказал вслух вопрос, который нянчил в груди столько же, сколько и Куми:
— Как можно переживать утрату того, чего никогда не было?
Глава 92
Японские храмы неизменно навевали на Томаса ощущение красоты и спокойствия, но если они и были местом какой-то духовности, то он ее не чувствовал. Найт терпеть не мог церковь, в которую ходил в детстве, но понимал суть этого места. Дзенко-дзи, Минобу и другие подобные храмы очаровывали его своей неземной экзотикой, но в них он всегда чувствовал себя одиноким. В религии брата Томас, по крайней мере, видел некое представление о едином обществе, целом мире с алтарем посредине. Другие народы, японцы например, наверное, чувствовали нечто похожее здесь, но Найт ничего такого не испытывал. Поэтому сейчас он с удивлением поймал себя на том, что ему хочется оказаться в знакомой церкви в качестве не туриста, а человека, уже родившегося с ней в крови.
Они покинули храм, не обменявшись больше ни словом. Лицо Куми все еще было красным, но она вытерла слезы резким, решительным движением, говорившим о том, что тема закрыта. Джим взял было ее за руку. Куми поблагодарила его за этот жест, но через мгновение высвободила руку и предложила поспешить на вокзал.
Томас молча плелся позади, вспоминая путь мимо виноградников, по узким извилистым улочкам между заборами к старинным баням, поражаясь тому, что каждый изгиб дороги оказывался до боли знакомым. Мимо, как и прежде, проезжали на велосипедах школьники в форме. Быть может, иностранцы привлекали их внимание уже не так, как раньше, но в остальном все оставалось без изменений. Томас жил здесь, хотя и оставался чужим. Теперешнее воздействие этих мест на его память заставляло Найта чувствовать себя старым, неприкаянным и никчемным.
В сознании всплыло более свежее воспоминание. Питер-бельчонок устраивает ему прощальный разнос: «Вы превратились из волка-одиночки в изгоя, Томас. Скажу вам честно, я не знаю, чем это вызвано».
«Понимаю, — ответил Найт. — Извините».
Он вернулся в свою японскую предысторию, гадая, чего, черт побери, хочет добиться вместе с этой троицей разношерстных людей. Перед магазином на углу стояли два торговых автомата. Один продавал пиво в непомерно больших банках. Томас направился к нему, шаря в карманах. Над черепичными крышами разнесся странный ритмичный стук.
Барабаны?
Похоже на то. Найт остановился, вслушиваясь, затем быстро вернулся к остальным, но масштабы происходящего стали видны только тогда, когда они дошли до угла школьной спортивной площадки. Томас понял это в то самое мгновение, когда Куми обернулась к нему, и ее взгляд вспыхнул тем же воспоминанием.
— Это «Сингэнко мацури», — сказала женщина.
Томас кивнул, и они улыбнулись как-то радостно и грустно.
— Что за дьявольщина? — пробормотал Паркс.
— Так, давняя история, — уклончиво ответил Томас.
Площадка была заполнена группами людей человек по двадцать и больше, которые маршировали под пестрыми знаменами, облаченные в самурайские доспехи, вооруженные луками, пиками и длинными мечами-катанами.
Это был ежегодный праздник в честь легендарного воина XVI века Такэды Сингэна. Сегодня тысячи людей пройдут ровными рядами по главным улицам Кофу: школьники, рабочие, офисные клерки, государственные служащие, половина населения города, в том числе отдельное подразделение иностранцев. Все остальные будут смотреть на них, подбадривая приветственными криками. Бесконечное красочное зрелище продлится до глубокой ночи, когда наконец актер, изображающий Сингэна, сойдет с коня и возглавит заключительную церемонию. В прошлом Томас и Куми дважды участвовали в шествии. Величие происходящего произвело на них сильное впечатление. Даже сейчас, после всего того, что было потеряно за эти годы, картина оказала ностальгическое действие.
— Можно немного задержаться и посмотреть? — спросила Куми.
— Конечно, — сказал Томас, подходя к ней.
— У нас нет времени, — напомнил Паркс. — Нужно как можно быстрее идти на вокзал и убираться отсюда.
— Всего несколько минут, — умоляла Куми.
Томас бросил на Паркса такой взгляд, что тот пожал плечами, отошел в сторону и застыл в ожидании.
— Здорово, — заметил Джим, наблюдая за тем, как самурай в черных доспехах, перепоясанных красными и золотистыми шнурками, ведет ряды своих воинов на улицу.
— Да, — согласился Томас. — Здорово.
Полторы минуты все молча смотрели на происходящее.
— Теперь вы готовы? — наконец нетерпеливо спросил Паркс, постучав по часам.
— Куми?.. — спросил Джим, приближаясь к ней с бесконечной нежностью и делая вид, что не замечает ее слез.
Она кивнула, и все тронулись дальше.
Война находил шествие головной болью. Сонный городишко внезапно заполнился толпами народа, вдоль тротуаров выстроились прилавки, заваленные самым разным несъедобным дерьмом. Война распределил свою команду по всем основным улицам, ведущим к железнодорожному вокзалу, поскольку не сомневался в том, что именно туда направятся Найт и его товарищи, однако следить за этим столпотворением оказалось сущим кошмаром. Нужно было во что бы то ни стало остановить Найта здесь. У Войны не было особого желания открывать стрельбу в многолюдном месте, но ему хотелось надеяться, что шествие отвлечет внимание от того, как нескольких истекающих кровью иностранцев запихивают в микроавтобус.
Война связался с командиром группы, которого лично отобрал после второй командировки в Афганистан в составе «Морских котиков».[26]
— Ты занял позицию?
— Прикрываю подходы к вокзалу с севера, сэр, — ответил тот.
— Как толпа?
— Не такая плотная. Здесь смотреть особо не на что.
— Следи в оба, — приказал Война. — Если увидишь цели, вызывай микроавтобус. Огонь открывай только в случае крайней необходимости.
В мужчине, стоявшем на углу, было что-то настолько странное, что Томас застыл на месте и буквально оттолкнул остальных назад, в переулок. Они находились всего в нескольких кварталах от вокзала, а шум и энергия шествия приближались к апогею.
