Сергей Высоцкий - Не загоняйте в угол прокурора. Сборник
Максимов не нашелся, что ответить.
— Скажите,— спросил капитан,— а монтажница Светлана Яковлевна была в этот день на Дворцовой площади?
— Нет! — Максимов сделал протестующий жест рукой.— Монтажницы вообще никогда не бывают на съемках.— Он секунду подумал и добавил: — Как правило.
— А исключения?
— Если в съемках участвует какая-нибудь суперзвезда, а съемки идут на студии, тогда поглазеть кто только не приходит! Ну, а самое главное — Светлана вне всяких подозрений! Зто наша лучшая монтажница. Она все мои картины…
— Стоп! — перебил режиссера Мартынов.— Диктую! К нашему черно-желтому кумиру подходили…
Капитан поспешно пододвинул к себе лист бумаги, приготовился записывать. Мартынов продолжал:
— Костюмерша Варвара… Ох, извините, Варвара Федоровна Коржова, гримерша Лялька Степанова, этот козел…
— Осветитель Толя Рюмин,— подсказал Максимов.
— Я и не знал, что у него такая красивая фамилия,— усмехнулся Мартынов и продолжал: — Оператор Николай Мартынов и еще одна симпатичная сыроежка, опять забыл фамилию, по имени Рита.
— Рита Скворцова,— сказал режиссер.
«Максимов прекрасно знает своих помощников»,— подумал Панин.
— Пусть будет Скворцова,— согласился Мартынов и открыл глаза.— Все, господа. Кажется, никого не забыл.
— Меня забыл, дружочек,— напомнил режиссер.
— От тебя, Левушка, я специально отвожу подозрения.
— Кто из этих людей был обязан подойти к Орешникову? — спросил капитан.— По делу? Костюмерша, гример?
— Режиссер, оператор,— продолжил список Мартынов.— Сыроежка небось подходила за автографом. А вот Рюмин?!
— А эта сыроежка кто по должности? — поинтересовался капитан.
— Помреж,— сказал Максимов.— И подходить к Орешникову в этот момент ей было совсем необязательно. А получить автограф она могла и на студии.— Он внимательно посмотрел на капитана.— Она хорошая девушка. Да и Леня Орешников не в ее вкусе.
Мартынов громко расхохотался:
— Тебе, Левушка, лучше знать!
Панин заметил, что у режиссера порозовели щеки. «Знает кошка, чье мясо съела,— внутренне усмехнулся капитан.— Интересно было бы взглянуть на эту Риту Скворцову». Ему подумалось, что у такого видного и респектабельного мужчины, как Максимов, любовница должна быть необыкновенно привлекательной.
— И хорошую девушку кто-то мог попросить о маленьком одолжении,— сказал он.— Например, передать записку.
Мартынов с усмешкой посмотрел на режиссера. Чувствуя его замешательство, Панин сказал:
— Да вы не стесняйтесь, Лев Андреевич.
— Что мне вам сказать, ребята? — Максимов улыбнулся смущенно.— Рита близкий мне человек. И я знаю о ней все. Если бы она передала записку…
— Остается Рюмин. Или некто «икс», не замеченный Николаем.
— Какое недоверие профессионалу! — воскликнул Мартынов.— Глаз оператора способен запомнить тысячи деталей, которые ускользнут от внимания другого человека.
— Расскажите поподробнее о Рюмине.
— Толя Рюмин — записной остряк и балагур. Лет тридцати,— стал вспоминать Максимов.— Работает на студии с незапамятных времен. По-моему, пришел после десятого класса. Не поступил в Мухинское и подался в осветители. Кто-то из наших режиссеров его привел…
— И все эти годы в осветителях?
— Да. Мы как-то разговорились, и Толя сказал, что работа его вполне устраивает — интересные люди, командировки, свободное время…— Режиссер помолчал немного, потом сказал с энтузиазмом: — Александр Сергеевич, а почему бы вам не собрать всю съемочную группу? Может быть, даже на Дворцовой площади. Расставить всех по местам. Словом, полностью воссоздать обстановку. И тогда вспомнятся все детали. Кто к кому подходил, какие реплики бросал.
Мартынов, по-прежнему сидевший с прикрытыми глазами, демонстративно изобразил аплодисменты.
— Вы, Лев Андреевич, наверное, детективы снимали?
— Снимал, и признаюсь, с увлечением.
— Если записку Орешникову передал кто-то из группы, он может быть связан с преступниками,— сказал капитан.— И общий сбор ничего не даст. Только насторожит. Но самое главное, у нас нет времени. Вы же сказали, через пять дней Орешников должен был бы уехать на гастроли.— Режиссер согласно кивнул.— Скажите, Рюмин женат?
— Кажется, развелся.
— А какая зарплата у осветителя?
— Небольшая. Наверное, рублей сто, сто двадцать…
— Слово для справки! — изрек Мартынов.— Осветитель огребает на выезде до двухсот. Рюмин имеет «Жигули», одевается в «фирму», любит кормить своих знакомых женщин в «Тройке», пытался приударить за сыроежкой, но получил от ворот поворот. К чести данной особы.
Режиссер опять порозовел.
— Братцы! — поднимаясь из-за стола, сказал капитан.— У меня к вам просьба…
— Никому ни слова! — подмигнул ему оператор.
— Александр Сергеевич, можно я спрошу у Скворцовой? Понимаете, мне бы хотелось быть уверенным…
— Понимаю. Но лучше будет, если я спрошу сам. Договорились?
Режиссер и оператор ушли. Один, как показалось Панину, обуреваемый сомнениями, а другой — с чувством исполненного долга. Уверенность, с которой Мартынов назвал людей, подходивших к певцу перед третьим дублем, произвела на капитана впечатление. В душе он всегда завидовал уверенным в себе энергичным людям, тем, для кого эти качества были органичными, составляли суть характера. Панин среди сослуживцев тоже слыл человеком энергичным и даже волевым. Но только он сам знал, чего это ему стоит. Сомнение было одним из главных свойств характера капитана. И начальник управления уголовного розыска Семеновский больше всего ценил эту черту в капитане. А сам Панин по молодости принимал свои вечные сомнения за нерешительность и старался подражать самым энергичным своим коллегам.
Так вот, восхищаясь наблюдательностью Мартынова, Панин все-таки подумал о том, что неплохо было бы перепроверить его показания.
Осветителя Рюмина, явно имеющего какой-то левый приработок, следовало проверить особенно тщательно, выявить круг его знакомых. Неплохо было бы присмотреться и к Рите Скворцовой, прежде чем выяснять у нее подробности разговора с Леонидом Орешниковым.
Панин набрал номер телефона Скворцовой — короткие гудки. «Что это Максимов? Едва успев выйти из управления, бросился к автомату? — подумал капитан.— Ай-ай-ай, Лев Андреевич! Уж не ревнуете ли вы?» Через несколько минут он позвонил снова, номер по-прежнему был занят. Нет, не было у Панина времени, чтобы раз за разом набирать номер Скворцовой, выявлять круг знакомых Рюмина. Он мог идти сейчас только таким путем, который сулил быстрый эффект. Все остальное — на потом.
18В десять часов капитана ждали на Большой Зелениной улице. Вчера вечером в популярной программе «600 секунд» ведущий объявил: по просьбе Управления уголовного розыска «молодых людей, присутствовавших на съемках телефильма шестнадцатого июня в пять часов утра на Дворцовой площади, просят срочно позвонить по телефону…» И сообщил номер телефона, который стоял на служебном столе Панина.
Еще не закончилась десятиминутная программа, как раздался первый звонок. Молодой женский голос спросил:
— Это телевидение?
— Я вас слушаю,— дипломатично ответил капитан.
— Сейчас передали объявление… Просьбу позвонить,— девушка волновалась. Наверняка решила, что, пока она находилась на съемочной площадке, режиссер присмотрел ее для своего будущего фильма.
— Да, была такая просьба. Вы были в то утро на Дворцовой площади?
— Конечно, была.
— Назовитесь, пожалуйста.
— Зина Витухова, студентка Института культуры…
Панин записал телефон и адрес Зины. Она жила на Большой Зелениной. Выяснил, что вместе с ней был ее знакомый — Геннадий Ольховский, сосед по квартире.
— А где сейчас Геннадий?
— Рядом со мной,— после некоторого замешательства сказала девушка.
— Зина, вы разговариваете с капитаном милиции Паниным. Мне необходимо встретиться с вами. С вами и Геннадием.
Зина ойкнула и повесила трубку. «Это называется утраченные иллюзии»,— пробормотал капитан, набирая номер телефона пугливой студентки.
Минут пять из трубки неслись длинные гудки. Скорее всего, молодые люди держали совет. Наконец трубка откликнулась мягким молодым баском:
— Говорите.
— Говорю, говорю,— миролюбиво отозвался Панин.— Вы только трубку не вешайте. Дело к вам серьезное.
— У нас телефон такой,— соврал парень.— Внезапно отключается.— Он все время нервно покашливал.
— Геннадий, я завтра утром к вам подъеду. Будете дома?
— Зина,— спросил парень,— тебе завтра когда на лекции?
Что ответила Зина, капитан не услышал. Но Геннадий сказал:
— Будем, будем. Мне во вторую смену.— Но сказал он это как-то нерешительно, и Панин уточнил:
