Франк Тилье - Атомка
Грубое насилие, эта сволочь проникла ему в нутро, вглубь его существа.
Шарко попытался собраться с мыслями, нельзя позволить себе свихнуться. Что делать? Позвонить Баскезу? Теперь его не пожалеют — его выметут из уголовки поганой метлой за то, что действовал в одиночку, наверняка выметут. Ему станут недоступны материалы дела, он будет связан по рукам и ногам. Нет, нельзя звонить, даже думать об этом нельзя.
Франк выпрямился, взял фонарь и стал осматриваться.
Он находился в берлоге зверя, он находился в тайном прибежище убийцы Глории. Там, наверное, где этот хищник разрабатывал свои планы, где готовился к новым преступлениям. Шарко захватил его врасплох, опередил и должен во что бы то ни стало воспользоваться своим преимуществом.
Подумав, комиссар решил отклеить по очереди все фотографии и внимательно к ним присмотреться. Может быть, обнаружится какая-то деталь, какая-то ошибка его палача, благодаря которой он получит информацию. Кроме того, на глянцевой бумаге могут сохраниться отпечатки пальцев.
Так… А вот это что за снимок на стене? Шарко увидел себя на фотографии в окружении бывших коллег во дворе дома 36 по набережной Орфевр. Все улыбаются, кулаки у всех подняты к небу — в знак победы. Что-то они все вместе празднуют, значит. Все вместе — и он тоже.
Франк дрожащей рукой оторвал снимок от стены.
Этой фотографии лет тридцать.
И такой у него дома никогда не было.
В горле у Шарко пересохло, но он продолжал методично снимать со стен снимки, один за другим, один за другим. Здесь снова он, в глубине какого-то бара, со старой гвардией, еще до того, как пришел в уголовку… Ему тогда не стукнуло и тридцати пяти.
Кто это снимал?
И что это вообще значит? Что сумасшедший преступник — кто-то из своих? Кто-то из тех, с кем он встречался раньше? Бывший коллега?
Вся жизнь Шарко была здесь — на этих прямоугольничках фотобумаги.
Убийца точно не предполагал, что комиссар проникнет в его убежище. На этот раз у полицейского преимущество над играющим белыми противником и ему не угрожает опасный ход конем на g2.
Он скоро воспользуется этим преимуществом.
51
Четверг, 22 декабря, два часа ночи.
Полиция вот-вот ворвется к Лео Шефферу.
Две полицейские машины встали позади машины Шарко на одной из заснеженных улиц Ле-Шене — шикарного пригорода к западу от Парижа. Комиссар позвонил Белланже, узнал адрес и ждал, пока приедут коллеги, в своем «рено» один, используя время на то, чтобы все обдумать. В логове убийцы он не оставил никаких следов: фотографии, диски, спермограммы — все было уложено в багажник и накрыто брезентом.
И теперь он мысленно перебирал сотни снимков. В голове не утихал барабанный бой.
К большому, расположенному в саду особняку была вызвана бригада уголовного розыска, люди в черном уже бесшумно окружали дом, а Шарко с Белланже оставались пока в стороне, у машин.
— Ты смог договориться с Интерполом насчет Дассонвиля? — спросил комиссар у молодого начальника группы, упакованного в толстую кожаную куртку и шапку до бровей.
— Смог-то смог, только надо же было разбудить людей, а это не так просто. Сам представляешь, чего мне это стоило — чуть ли не накануне Рождества… Боюсь, они раньше завтрашнего утра ничего толком не предпримут.
Шарко вздохнул, посмотрел на особняк. В саду метались тени…
— А что у нас есть по Шефферу?
— На данный момент почти ничего, но Робийяр должен прийти на Орфевр, и он сразу же начнет копать. Пока известно, что у Шеффера не было судимостей и вообще никаких проблем с правосудием.
— Думаю, скоро появятся.
В тусклом свете уличного фонаря Белланже попытался рассмотреть лицо подчиненного получше. Шарко был смертельно бледен, черты лица заострились.
— Плохо выглядишь, комиссар, можно подумать, болен. Или и впрямь прихворнул?
— Нет, просто устал… Ну и потом, я же знаю, что Дассонвиль там, в Нью-Мексико, может быть, в двух шагах от Люси, и от одной мысли о таком соседстве все внутри переворачивается. Скорей бы уже с этим покончить…
Он сунул руки в карманы, никаких сил уже не оставалось. Вокруг — ни малейшего следа жизни. Улицы пусты, жители окрестных домов спят. Искрящийся под оранжевым светом фонарей снег превращает обычный пригород столицы в место вне времени.
Вдруг послышался сильный шум. Бригада угрозыска ворвалась в дом. Шарко с Белланже поспешили туда, пробежали по саду, вошли в просторный холл. Казалось, здесь везде полицейские с оружием наготове и фонарями в руках. С лестницы доносились звуки шагов и голоса, хлопали двери, кто-то отдавал приказы…
Через две минуты стало ясно, что в особняке ни души. Капитан бригады угрозыска позвал Белланже и Шарко в комнату, включил там свет — стали видны распахнутые дверцы шкафов, открытые чемоданы разных размеров, валявшаяся на полу одежда.
— Похоже, он сбежал, причем в спешке. Машину в гараже не обнаружили.
Шарко не мог унять снова вспыхнувшей тревоги. Кажется, эта проклятая ночь никогда не кончится. Он спрятал оружие, прошел в смежную со спальней ванную — роскошную, в греческом стиле: мраморный пол, старинная фаянсовая плитка по стенам, на одной из них — огромный фриз, изображение змеи, кусающей себя за хвост. Мочалки, мыло, зубная щетка — все на месте, все подтверждает, что Шеффер покидал дом в спешке.
Комиссар вернулся в спальню, быстро оглядел роскошную обстановку, бросил взгляд на несколько картин — явно оригиналы, обратил внимание на то, что постель не тронута. Значит, Шеффер даже и не ложился спать, — должно быть, Дассонвиль позвонил ему сразу, как обнаружил присутствие Люси.
— Надо как можно скорее объявить его в розыск, ни минуты не медля! Мы должны поймать этого сукина сына раньше, чем он успеет скрыться.
Белланже вздохнул, посмотрел на часы:
— Да, сейчас сделаем. Сейчас сделаем.
Никола после этой новой осечки тоже выглядел не ахти как. Ну и, конечно, недосып, и ничем не ограниченное рабочее время, и стрессы… Из-за этого расследования все они, один за другим, уже с ног валились, а конца и краю было не видно.
В дверях возник один из членов бригады:
— Вам надо спуститься в подвал — посмотреть.
Полицейские вышли друг за другом из комнаты и стали спускаться, снова готовясь к худшему. Дом был огромный, анфиладами открывались все более обширные пространства.
— У этого типа, видать, денег немерено. Такой особняк в Шене обходится очень дорого.
Двигаясь к подвалу, Шарко заметил, что хозяин дома, похоже, помешан на измерении времени: везде были часы. Настенные, с боем… Бежали по циферблатам стрелки, раскачивались маятники, тикало повсюду, во всех комнатах. Посреди холла высились громадные песочные часы, в нижней их колбе собралась уже довольно высокая остроконечная горка красного песка.
Наконец полицейские добрались до подвала. В узком коридорчике с серыми стенами, в который привела их лестница, было довольно тепло. Тяжелая дверь, которая вела из него в комнату, стояла нараспашку — ее взломали офицеры из бригады. Комната оказалась небольшой и слабо освещенной, пахло тут сыростью и растениями.
Шарко ступил на порог и прищурился, не веря своим глазам.
Аквариумы. Десятки аквариумов.
Синеватый свет играл на пузырьках, поднимавшихся из насосов, зеленые водоросли изгибались в медленном танце, повинуясь подводным течениям… Спокойствие, тишина — все это чуть ли не гипнотизировало.
Комиссар подошел поближе, нахмурился, увидев в аквариуме каких-то прилепившихся к камням мелких белесых тварей. Формой твари напоминали деревца: нечто вроде ствола с ветвями… или лапками наверху. Ветви (или лапки) шевелились, размером твари были самое большее в сантиметр.
Шарко нагнулся и присмотрелся к ним более внимательно. Потом огляделся. Точно такие же твари содержались во всех аквариумах, а кроме них, в комнате не было никаких признаков жизни, разве что растения.
— Кажется, нам уже понятно, что изображено на татуировках у детишек и на картинке в рукописи… А кто-нибудь знает, что это за козявки?
Никто не ответил.
Теперь уже комиссару было яснее ясного, что Шефферу в их расследовании следует отвести очень большое место. Шарко вспомнил детей на операционном столе — маленьких детей, помеченных изображением вот этих вот живых организмов, которые в таком изобилии водятся в доме американца.
— Подойди-ка сюда, Франк!
Белланже переместился в соседнюю, так же скудно освещенную комнатку. Комиссар — за ним. В этом сводчатом помещении предполагалось, должно быть, хранить вина, но вместо бутылок Шарко обнаружил здесь маленький круглый — видимо, сверхсовременный — морозильник, формой напоминавший чугунный бачок. На крышке светящимися цифрами была обозначена температура: «—61 °С». К аппарату был подключен здоровенный ящик, от которого тянулся шнур к электрической розетке.
— Ну что, откроем? — Шарко показал на черную кнопку.
