Обратный счет любви - Рина Осинкина
Андрей давно сделал свой выбор. Он не захотел принять подлый нейтралитет, ни за кого не заступаясь и никого не обвиняя. Это неправильно – не замечать, что один блудит, а другой по ночам плачет в подушку. Это предательство, разве не так? И он решил, что не будет предавать маму.
«Да пошел он, – подумал с горечью Андрей. – Мама хоть поживет спокойно. Конечно, если она его все еще любит, то поначалу ей будет тяжело. Значит, надо ей какое-нибудь хобби придумать или на соцсеть подсадить, новые впечатления, то-се. Отвлечется и забудет».
Но мама, кажется, решила вопрос по-своему. И как должен к этому отнестись ее взрослый сын?
Андрей размышлял, глядя пристально на Лапина. Вот этот буржуй, например. Должен ему Андрей доверять? Однозначно не должен. Андрей его в первый раз в жизни видит, не считая фоток на сайте. Ну, накидал он понтов с курсом военной подготовки, ну и что? Это говорит о чем-то? Только о том, что у него есть бабло и на свои прихоти он его не жалеет. Вотрется к ним в доверие, поморочит маме голову, потом она ему надоест, и все, привет вам, новые мигрени. Фигнево.
– Видите ли, Иван Викторович, – проговорил Андрей, несколько поколебавшись. – Мама вам, наверное, не говорила. Но я должен вас предупредить. Она больна.
– Я знаю, – ответил легкомысленно Лапин, – она рассказывала, что у нее аллергия. Но оказалось, что все не так страшно.
– Я неправильно выразился, Иван Викторович. Дело в том, что у нее нет обеих ног. По самые колени.
Лапин ошарашенно смотрел на Андрея, тот не отводил правдивых глаз, в которых уже блеснули предательские слезинки.
– Да как же так?.. – пробормотал огорошенный Лапин. – Да нет, чепуха это, бред. Я же сам видел, как она отплясывала на нашем банкете… Что вы мне заливаете, молодой человек?
– Протезы, – проникновенно ответил Андрей. – И сильные обезболивающие средства. Про летчика Маресьева читали? Вот и она тоже, даже танцует иногда. А потом придет домой, в комнате своей закроется и плачет. После этого вашего банкета тоже плакала. Потому что обезболивающее со спиртным было нельзя.
Лапин смотрел на Надиного сына и торопливо соображал: стебется подросток или и вправду с Надей такая беда? И что теперь он должен делать? Зачем мальчишка вообще ему об этом сообщил?
– И зачем вы мне об этом сообщили? – спросил Андрея Иван, забыв, что они уже на «ты».
– Вы мне понравились, – кротко ответил Андрей. – Я не хочу, чтобы вы оказались в ложном положении, когда решите предложить маме руку и сердце. Она вам, конечно, сразу же расскажет о своем физическом недостатке, будьте уверены, расскажет, но вам-то каково будет узнать об этом так внезапно? А вы уже ей предложение сделали, что же теперь, обратно его забирать? Да и хоть бы просто захотите с ней… позагорать, к примеру. Поедете с ней на пляж, а спутница ваша, как была в плотных колготках и юбке, так и осталась, на солнцепеке. Вы с вопросами, она в слезы. Надо мне это? Нет, не надо мне, чтобы мама опять в слезы. Она свое уже выплакала.
Последнюю фразу он сказал другим тоном.
Лапин стоял, задумавшись. И вдруг поверил, что у его Нади такая беда. И что плачет она по ночам от боли. И что ей тяжело смотреть на свои культи, тяжело каждое утро стягивать на них грубые кожаные ремни, крепящие к натруженному телу жесткие, неудобные протезы.
Он протянул Андрею руку и сказал:
– Спасибо, что предупредил, Андрей. Так действительно лучше. У меня будет время подумать, что тут можно предпринять. Ну что, после тренировки поедем? Я тебя в машине подожду.
– Куда? – тупо спросил его Андрей.
– Как куда? К вам домой, куда же еще. Ты будешь знакомить меня с твоей мамой, тянуть я не намерен. Придумай какую-нибудь историю поромантичнее, лады? Чтобы она ничего про наши первичные противоречия не знала, ни к чему ей это.
– А как же протезы? – не отставал Андрей.
– Да ну, что ты ко мне с этими протезами пристал? Съездим с ней на майские в Австрию, там хорошие ортопеды. Будут у нее ножки лучше прежних. Как понял, рядовой?
Андрей все понял. Андрей пожал протянутую руку.
Бурова скучала. Время пить утренний кофе, а Катерина опять что-то переналаживает в сети и загружена по макушку, Алинка снова в поликлинике сдает очередные анализы, а Киреева вообще на работу не ходит, и что там у нее, непонятно.
«А позвоню-ка я ей», – решила Валерия и вышла с мобильником в коридор, подальше от любопытных ушей своих «маркитанток».
– Да, Лерочка, здравствуйте, – услышала она веселый голос Киреевой, который несколько перекрывал мерный собачий баритон.
– У вас что там, собака поблизости?
– Какая собака? Ну, что вы, Лера, вы же знаете, у меня на них аллергия. Тут площадка собачья рядом, но я сейчас отойду.
Колян возмущенно взглянул на нее и обнажил клыки, готовясь еще раз гавкнуть, но Надя просительно приложила палец к губам, и Колян обиженно отвернулся. Она отцепила его от поводка и бросила мячик. Колян ускакал играть с мячиком. Надежда перевела дыхание.
Она приехала специально, чтобы погулять с Ваниной собакой, пока ее хозяин торчит на работе. Она приезжала вчера и приедет, наверное, завтра. Это целиком ее инициатива, но Иван, кажется, рад.
Пес пока еще вредничает, но Надя сможет подобрать к нему ключик.
– Что нового у вас на работе, Лерочка? – оговорилась она.
– Что значит «у вас»? Увольняться собрались?
– Вы же знаете. Отдел расформировывается.
– Ну, так ко мне переходите. У меня Кошелева на пенсию собирается, а вы как раз на ее место. Хороший вариант.
– Этот хороший вариант уже занят моей Оксанкой, вы не забыли? Да и не понимаю я ничего в вашем маркетинге.
– Ага! Гордость не позволяет! В подчиненных у меня ходить не желаете!
Киреева рассмеялась:
– И это тоже, Лера, и это тоже. А вообще, я работу себе уже нашла. Отдохну недельку и выйду на новое место. На новое место по старой специальности.
Она не лукавила. Работу ей нашел Лапин, поговорив с партнерами по бизнесу. Правда, он сразу не смог понять, почему бы ей не остаться в компании, приняв его заманчивое предложение насчет генерального офис-менеджера, но Надя коротко сказала: «Нет», а он, пораскинув умом, с ней согласился.
С их патологической ревностью лучше держаться на работе друг от друга подальше, не
