Наследники - Олег Юрьевич Рой
– Мог сам Гусев и протереть.
Черт, черт, черт! Ведь все же очевидно: закрыть дело за смертью главного подозреваемого…
– Мог, но… Пал Шайдарович, один-то отпечаток там все-таки есть. Под самым обрезом пробки. Неполный. Но сравнивать не с чем. И это не Лина. И не Гусев. Виски в «Ленте» он покупал, но вот кто бомжей угощал и, соответственно, кто с ними могилу раскапывал – этот вопрос, получается, остался открытым. Может. Марат там и был. Но был и кто-то еще. И Гусев уже ничего не расскажет.
– А другие камеры? Куда он из «Ленты» двинулся?
Арина вытаращилась на полковника так, как, наверное, Моисей таращился на горящий куст. Или с кем там всевышний беседовал? Ай, неважно!
Четверг, 30 мая
* * *
– А по фактам?
– Найдем, Пал Шайдарович. То есть найду. Теперь, когда ясно, что искать и у кого. Запись с камер так себе, но опознать можно.
– Что за запись?
– Так вы же вчера и подсказали, что смотреть надо записи не только внутри магазина, но и снаружи. И да, нашлась одна. Точнее две. Где Марат ему пакет отдает с бутылками и закусками.
– Ему?
– Рьянову. Это тот журналист, который первым написал, что Марат – сын Шумилина. И неплохо на этой истории приподнялся.
– Зачем же ему был убивать свою курочку-рябу? Гусева то есть.
– Тот, когда узнал про смерть тех бомжей, очень в нервах был. Запил опять же. Мог пригрозить, что в полицию пойдет. Его-то привлекать не за что было: покойника он не воровал. я уверена, что его алиби настоящее, бомжей до смерти не поил. Очень может быть, что и гроб с телом Рьянов по собственной инициативе украл. Скандала ради. Марату-то это зачем было? Когда я ему про мертвых бомжей сказала, он… Не знаю, как сформулировать, как будто в нем что-то перевернулось. И если парень вышел из-под контроля, Рьянову было уже не до карьерных взлетов. В общем, задерживать его надо, Пал Шайдарович.
– Не боишься, что он в газету брякнет? Полицейский произвол и преследование свободной прессы?
– Вообще-то его как свидетеля ко мне доставили.
Пахомов усмехнулся:
– А ему об этом сообщили?
– В общем да. А уж услышал он или нет, кто ж ему виноват.
– Отпустишь?
– Закрою на семьдесят два часа. За… черт! Нельзя же по подозрению в убийстве…
– За препятствие следственным действиям. Он сопротивлялся?
– Еще как! Орал, в драку лез, его Молодцов со Стрелецким еле-еле скрутили.
– Еле-еле?
– Ну так они старались аккуратно действовать. Чтоб не повредить ничего в драгоценном журналистском организме. А то и впрямь ору не оберешься.
– Ладно. Допросишь – доложишь.
Уже взявшись за дверную ручку, Арина обернулась:
– Да и не успеет он бучу поднять, Павел Шайдарович. Мы сразу обыск. На джинсовой куртке мертвого Гусева имеются посторонние волокна.
– Скажет, что пьяного до кровати тащил.
– Угу. И пальчик. Даже два, точнее, Лерыч говорит, что пальчик один и тот же, а вот отпечатков два. Один на бутылке, один на куртке Марата. Оба следа неполные, но при наличии подозреваемого для идентификации достаточно.
– Зверев снял отпечаток с джинсы? – кажется, Пахомова это изумило больше всего прочего.
– С кожаной нашивки, потому и частичный. Причем не на рукаве или сбоку где, а почти посередине груди. И, думаю, господин журналист ту одежку и обувку, в которых был, когда Марата с крыши толкал, не выбросил. И на них тоже что-то будет.
* * *
– Да не трогал я его! Он сам с пьяных глаз с крыши свалился!
Рьянова задержали, когда он выходил из своего подъезда.
Фамилия у него оказалась Гурьянов. Псевдоним он соорудил, всего лишь обрубив первый ее слог. Подходяще получилось. Рьяный журналист оказался, очень даже рьяный.
Улик против него было пока негусто. Запись с камер наблюдения возле магазина, где Марат покупал злополучные бутылки. В том, кому Гусев отдал бугристый пакет, Арина моментально узнала журналиста, с материала которого и началась эпопея вокруг покойного Шумилина.
Но мало ли как можно было объяснить подобную ситуацию. Даже история изъятой на кладбище бутылки прослеживалась не абсолютно. Вот Марат ее покупает, вот передает журналисту, потом она всплывает на кладбище… А между моментом передачи и кладбищем – пробел. Да что там пробел, провал, в который стадо слонов поместится. Оберсдорф, правда, обещал поколдовать с рьяновским телефоном, и, зная Левушку, можно быть уверенными: как минимум, все телефонные «путешествия» будут запротоколированы. Вот только точное время вскрытия шумилинской могилы и смерти двух кладбищенских бомжей неизвестно.
– Подождите, пожалуйста! – ласково улыбнулась Арина едва не подпрыгивающему на «свидетельском» стуле Рьянову.
– У меня работа, между прочим! – возмутился тот.
– Ничего, это недолго.
– Пригляди за этим… репортером, – попросила она, выйдя в коридор, маявшегося под дверью Молодцова.
– А он? – опер кивнул на Стрелецкого, с безразличным видом восседающего на подоконнике.
– А он мне сейчас понадобится, – вздохнула она, прикусив губу. – Или не понадобится. Как повезет.
Молодцов, хмыкнув, скрылся в кабинете.
– Семен Семеныч! – едва не задыхаясь, зашептала Арина, когда судмедэксперт наконец взял трубку.
– Чего тебе? У меня труп недорезанный, а ты…
– Семен Семеныч, насколько точно можно определить время смерти у не слишком свежего тела?
Голос в трубке мгновенно стал деловым, растеряв все капризные интонации:
– Насколько несвежего?
– Ну… – она на мгновение задумалась: злосчастная эксгумация шумилинской могилы состоялась десять дней назад, Рьянов с бомжами копались в ней вряд ли сильно загодя, Химик говорил, что на мертвецов они наткнулись дня за два, за три до скандала… а на первомайские случился ливень, она точно помнила. – Недели две. Плюс-минус. Не меньше десяти дней, но точно не больше трех недель.
– И где это тело?
– Не знаю, Семен Семеныч. Скорее всего, закопаны.
– Глубоко?
– Я даже не знаю, закопаны ли, но даже если, вряд ли глубоко.
– Погоди… Закопаны, – он выделил последний слог, – не закопано? У тебя там что, их много?
– Два.
– Неплохо. Но большой точности все равно не дам, даже с учетом энтомофауны. С точностью до суток, пожалуй. Хотя от почвы зависит, ну… В общем, смотреть надо. А тебе убийцу, что ли, надо к ним привязать?
– Угу.
– А способ какой?
– Алкогольная интоксикация.
– О как! Ладно, ищи свои трупы, если найдешь, попробую поколдовать. Это по поводу кипеша вокруг шумилинской могилы?
– Да.
– Любопытно… Пока-то у тебя
