Колин Харрисон - Форсаж
Теперь она поняла, несмотря на свой страх, что Рик был наказан за нее. Он вновь повернул ее жизнь, как она ни противилась, он навел людей Тони на ее след. Кристина почувствовала возвращение очень старого груза, который она несла до того, как ее арестовали. Груз был огромным, вроде свалки кирпичей. Она вспомнила, что когда увидела стены тюрьмы и колючую проволоку, мертвенные глаза женщин вокруг, то задумалась: если любовь приносит несчастье, нужно найти другой способ любить. Без ожиданий. Бедная Мейзи, она откликалась на малейшие знаки внимания с благодарностью иссушенной земли, на которую пролился дождь. Потом, когда Кристина научилась уживаться с другими женщинами и не конфликтовать, этот груз уменьшился. То, что она очутилась в тюрьме, не было их виной. Сейчас, глядя на ровный мокрый срез мускулистой руки Рика, помня, что новенькая визитка Чарли лежит в ее сумочке, а его семя — между ногами, она опять вернулась к горькой мысли: вот что вышло из моей любви.
Отделение «Скорой помощи» больницы Бельвью Восточная Двадцать седьмая улица и Первая авеню, Манхэттен
22 сентября 1999 года
Обширные посадки помидоров на ровно разбитых грядках, каждый куст аккуратно подвязан. Он идет вдоль них под солнцем, касаясь плодов размером с баскетбольный мяч. Они почти созрели, но некоторые все еще зеленые, их идеальные формы радуют его — ни один не помят и не поврежден насекомым. Когда он просовывал нос сквозь плети и всматривался в помидоры, касаясь ресницами их тугой кожицы, мог видеть, что происходит внутри, как будто это прозрачные шары. К его радости, в каждом было воспаленное лицо его матери. Рот приоткрыт, едва дышит. Она повязала носовой платок вокруг седеющих волос. Один глаз почти закрыт, как у куклы, веки отяжелели и нависли. Привет, Рики, малыш. Мамочка сегодня устала. Она улыбнулась притворной улыбкой, которая означала, что ему нужно искать внимания и ласки в другом месте. Ей было не до этого, она умирала. Твоя мать очень больна, сынок, мы должны соблюдать в доме тишину.
Он перестал всматриваться в помидоры и пошел вдоль грядок к своему желтому грузовику, стоящему поблизости. Ступая по мягкой земле, он вдруг увидел, что грядки стали сужаться. Он понял, что сам меняется — растет вверх и вширь, да так быстро, что помидорные кусты превратились в зеленый бархатный мох, который он оглаживал пальцами. Неожиданно появилась черная жижа, вроде той слизи, которая выделяется из больных устриц, вытянутых рыбацкой сетью. Они облепили весь грузовик, те, что поменьше, на бампере, капоте, дверях и крыше. Ему пришлось включить стеклоочистители, чтобы они не липли на ветровое стекло. Дворники крошили устричные раковины, оставляя грязно-зеленые потеки на ветровом стекле.
Он вылез из кабины и схватил лопату для уборки снега, которую держал за задним сиденьем. Нужно их отдирать, жаль, что придется сдирать лопатой краску с грузовика, но без этого не обойтись. Поработав лопатой, будто грузил дорожный гравий, он навалил хрустящую груду устриц. Потом достал из кузова канистру с бензином и облил ее. Спички нашлись в нагрудном кармане. Пламя вспыхнуло, и повалил черный дым. Проклятые устрицы. Раковины размягчались и оседали в пламени, они горели, как резина, булькая и переплавляясь в черный суп. Получилась огромная черная лепешка. Он просунул под нее лопату и поднял. Как он и ожидал, снизу была блестящая металлическая поверхность. Лопатой он расшатал основание лепешки и перевернул этот черный гигантский диск. Он был страшно тяжелый. Полегче, Рик, сохраняй баланс, чтобы перевернуть лепешку, края которой свисали с лопаты. Диск тяжело приземлился и превратился в лужу жидкого серебра. Рик вгляделся в нее. Вступил туда ногой, прямо ботинком. И вынул ногу с приросшим к ней и бившим хвостом морским окунем. Удивительно красивым, каждая чешуйка — произведение искусства. Рик поставил свою рыбу-ногу на землю. Великолепно. А как насчет руки, получится ли у него тот же фокус с рукой? Вопрос напугал его. Ну же, Рик, мямля ты эдакая, что, в штаны наложил? Сунь туда руку. Пол бы никогда этого не сделал. Пол бы сказал: «С ногой пронесло, но руку не суй! Ни в коем случае не делай этого. Не делай!» Что ж, в этом-то и была разница между ним и Полом. В двадцать девять Рик в течение трех месяцев делал себе инъекции гормонов роста и выиграл региональное первенство в штате Нью-Йорк. Бицепсы его были толщиной с банку. В двадцать четыре он проглотил какой-то препарат в жидком виде, который применялся для стимулирования жеребцов на конных заводах. Средство противозаконное и страшно опасное, по свидетельствам культуристов, обладавшее удивительным эффектом. Действительно, после этого он трахался с одной девчонкой шесть часов подряд. Член его распух, с крайней плоти, треснувшей в нескольких местах, начала сползать кожа. Уж не говоря о галлюцинациях и болезненных спазмах в груди. Тогда он потерял шесть фунтов. На следующий день поясница болела так, что он не мог ходить, а девушка попала под наблюдение гинеколога. Она грозила, что покончит жизнь самоубийством, — Рик стал избегать ее.
В девятнадцать он прошел по верхним тросам Бруклинского моста. Когда он добрался до вершины каменной опорной башни, то начертал свое имя аэрозольным баллончиком поверх других имен, выкурил сигарету и подумал: а не прыгнуть ли? Так чего же он так боится сунуть руку в серебряную лужу? Еще раньше, в пятнадцать, с двумя другими парнями устроил пожар на южной станции обслуживания в «Бруклин-Квинс Экспресс-вэй», облив десять матрасов бензином. Так что катись ты к дьяволу, Поли. И к дьяволу все, что с тобой связано — твою машину и твою жену, твою бумагорезку и твои белые зубы. Что ты совершил в своей жизни? А я всегда делал, что хотел, и собираюсь сделать это сейчас. Ты всегда ненавидел меня, а я тебя. Смотри, я суну туда свою руку и покажу тебе. В прохладной толще серебра он почувствовал влагу. Засунул выше локтя, шевеля пальцами. Когда он выдернул руку, то увидел, что она превратилась в ревущий шлифовальный круг для пола. Какой громкий аппарат, все тело вибрирует. Его используют профессиональные циклевщики, напряжение 220 вольт. Понадобилось двое мужиков, чтобы нести машину по лестнице, а он вот ею размахивает. Он опустил аппарат в блестящую лужу. Машина перестала вертеться, его плечо освободилось от груза. Все было в порядке. Но за собой он вытащил ржавую якорную цепь. Она прожигала его насквозь. Так больно, что нельзя прикоснуться — о, господи, неужели это все на самом деле?
— Наркан начал действовать, — объявил спокойный голос. — Может быть, секунд через десять.
Рик открыл глаза, чтобы посмотреть на руку. Он увидел трех мужчин рядом. Кто они? Пол был забросан обертками из фаст-фуда, еще они принесли телевизор.
— О, пожалуйста! — вскричал он. Его рот — сплошная опухшая болезненная рана. — Сделай, чтоб перестало болеть!
— Ничего не могу поделать, Рик, — ответил тот, которого звали Моррис. — У тебя пульс стал слишком редким. Пришлось тебя обратно выдернуть.
Он лежал на столе в окровавленной футболке, правая рука прикована к столу, левая заканчивалась сразу после рукава. Металлический зажим на обрубке был замотан бинтами.
— Вы, твари, отрезали мою руку!
Моррис положил тяжелую ладонь Рику на грудь.
— Успокойся, — сказал он, демонстрируя навык обращения с буйными пациентами.
— Моя рука! Вы, гады, мне руку отрезали!
— Я неплохо поработал, упаковывая твою руку, просто как в учебнике.
— Ты будешь снова спрашивать про деньги? — поинтересовался тот, которого звали Томми.
— Он не знает ничего, — сказал Моррис, положив ладонь Рику на лоб.
— Откуда знаешь?
— Откуда? — Тот нахмурился. — Я имел дело с двумя тысячами пациентов в состоянии шока. В шоке человек лгать не может. — Моррис пощупал Рику пульс, взглянул на часы. — Тело многое забывает в шоке, но не врет.
— Который час? — спросил Рик.
— Поздно. Раннее утро, два часа.
— Моя рука здесь?
— Она в ящике со льдом, — сказал Томми, — мы ее на лед положили, вроде как пиво.
— Я могу ее забрать?
Моррис покачал головой.
— Еще нет.
— А когда?
— Мы должны все закончить.
Рик чувствовал, что не может поднять голову. У него был жар, знобило.
— Так когда же? — Он закрыл глаза. Он надеялся, что если приставить руку обратно, боль пройдет. Его ступня, ребро и рот — все болело, будто продырявленное и набитое гвоздями, стеклом и осколками костей.
— Какого дьявола вы хотите? — закричал Рик.
— А чего хотят все? — сказал Моррис. — Мы хотим наличных.
Рик не мог дышать. Он повернул шею, чтобы взглянуть на руку.
— Не двигайся, Рик, иначе кожа будет отходить от краев раны. — Моррис вынул из кармана шоколадный батончик, отломал кусок и засунул Рику в рот. — Тебе нужен сахар.
— Где моя рука?
