Крис Чибнелл - Убийство на пляже

Харди записывает.

— А у вас какой размер, Джо?

— Уф… — вырывается у Джо, как будто ему нужно над этим подумать. — Десятый.

61

Детектив-сержант Элли Миллер больше уже не ходит — она плетется, с трудом переставляя бесконечно уставшие ноги. С каждым новым шагом надежды ее понемногу тают. Направляясь к пляжу Харбор-Клифф, она не торопится. Она даже не догадывается, почему Харди вызвал ее на встречу именно сюда, на участок берега, который в течение нескольких недель был для них лишь местом преступления.

Шум прибоя кажется ей невнятным бормотанием, шелест песка и гальки у подножия скал уносится ветром, затихая вдали. Она щурится на солнце, высматривая худую как щепка фигуру Харди. Но обнаруживает его, только опустив глаза вниз. Он сидит на песке, прижав колени к груди, на полпути от обрыва к линии волн. Лучи послеполуденного солнца освещают Харди, вдыхая в него жизнь: кожа его сейчас кажется золотистой, а волосы — рыжевато-каштановыми. Возможно, и после полиции у него есть какая-то надежда в жизни.

— Они поймали Найджа Картера, — говорит она.

Харди с трудом поднимается на ноги и отряхивает песок с костюма. Он смотрит на Элли так, будто она говорит на незнакомом ему языке.

— Найдж Картер, — повторяет она. — Они нашли его. Он пытался укрыться в дюнах на фургоне Марка Латимера. Он снова за решеткой. Размер обуви у него десятый, — на всякий случай напоминает Элли.

Ее слова не производят того впечатления, на которое она рассчитывала. «Все, он сдался, — думает она. — С него достаточно». Хотя он явно сломлен, она все равно завидует ему. Для Харди, по крайней мере, свобода неминуема. Элли не может представить времени, когда все это перестанет быть ее жизнью. Она просто не помнит такого, чтобы для нее это было иначе.

— Я бывал здесь раньше, на этом пляже, — говорит он. — Приходил сюда еще ребенком. У нас была палатка в одном из кемпингов у скал. Когда я приехал сюда теперь, то пытался найти то место.

Элли не знает, что удивило ее больше: что Харди бывал здесь раньше или что он когда-то был ребенком. Она представляет его восьмилетним мальчиком, в костюмчике, угрюмого…

— Так вы приезжали в Бродчёрч на отдых?

Он кивает.

— Я совсем забыл об этом, пока не приехал сюда снова. Это поразило меня. Эти чертовы скалы все такие же. Я часто сидел под ними, когда убегал от ругающихся родителей. — Взгляд его устремляется к горизонту. — Они целыми днями отпускали язвительные замечания в адрес друг друга и ссорились. На третий день я просидел тут, на пляже, до самой ночи. Все думал, что никогда не стану заводить семью. Когда я вернулся в лагерь, они были в ярости. Оказывается, они везде бегали и искали меня. Но и не подумали заглянуть на этот чертов пляж, заметьте.

— Ваши родители в конце концов расстались?

— Нет. — Харди бьет по песку носком ботинка. — Так и ссорились до того самого дня, когда мама умерла. Последнее, что она мне сказала, было: «Господь направит тебя в правильное место. Даже если в тот момент ты сам этого не будешь понимать».

Они молча смотрят на горизонт, слушая шелест гальки в волнах прибоя. Этот повторяющийся гипнотический звук вносит в душу Элли какой-то сверхъестественный мир и покой. Бродчёрч всегда казался ей центром мироздания. Но сейчас пляж Харбор-Клифф представляется ей краем земли.

Временное затишье разбивается вдребезги звонком телефона. Это Ниш. Элли молча слушает, потом сбрасывает вызов. Она уже полна адреналина в той же степени, в какой десять секунд назад была умиротворенной.

— Это насчет телефона Дэнни, — говорит она Харди. — Он опять заработал. В данный момент они пеленгуют сигнал.

Харди не разделяет ее возбуждения, но решительно кивает.

— Я хочу, чтобы координаты пеленга сбросили на мой телефон. А вы возвращайтесь в участок и допросите Найджа Картера, вытрясите из него всю правду.

Его внутренние жалюзи вновь закрыты, и уже трудно поверить, что это тот самый человек, который только что так доверительно говорил с ней.

— Давайте, давайте, вперед! — рявкает он.

У Элли, которая, с трудом переставляя ноги, отправляется обратно в участок, появляется новый стимул побыстрее добраться туда. Если Найдж сидит в камере, у кого же сейчас телефон? Может быть, они все-таки ищут сразу двоих? Впервые за последние недели у нее возникает ощущение, что ответы на все вопросы могут находиться на расстоянии вытянутой руки.

— Миллер!

«Ну что еще?» Она поворачивается, ладонью прикрывая глаза от солнца. Сейчас их разделяет полоска песчаного пляжа. Вновь поднялся ветер, и Харди приходится повышать голос:

— Вы хорошо поработали, Миллер. Вы молодец!

Это его первая похвала за все время их совместной работы. Элли зябко вздрагивает, как будто кто-то прошел по могиле близкого ей человека.

Низкое солнце на небе похоже на старинную бронзовую монету.

Харди проходит всю Хай-стрит от начала до конца, не отрывая глаз от монитора телефона. Его продвижение на экране регистрируется красной точкой, телефон Дэнни — синей. Еще слишком рано говорить о точном местонахождении, оно будет уточняться по мере его приближения. Пока что синяя отметка — это просто триангуляционный пункт между тремя точками возможного положения телефона. Он идет быстрее, обратив внимание, что при этом зрению его возвращается резкость и четкость, а ноги вновь становятся сильными и послушными. Как будто болезнь, осознавая важность момента, решила на время прекратить свою игру с ним.

Хай-стрит заканчивается резко и сразу сменяется ничем не примечательными предместьями. Харди увеличивает картинку на экране. Он поднимает глаза, проводит какие-то вычисления в уме и сворачивает налево в переулок. Он в первый раз попадает в это хитросплетение проходов и дорожек и, не имея перед глазами каких-то приметных ориентиров, теряется, временно вновь превращаясь в постороннего для Бродчёрча человека. Взгляд на экран мобильного подсказывает ему путь. Руководимый достижениями новых технологий, он преодолевает последнюю пешеходную дорожку за пятьдесят шагов и выходит на спортивную площадку. Красная точка уже почти накрывает синюю. Харди стоит примерно на равном расстоянии от церкви Святого Эндрю спереди, дома Латимеров справа, а слева от него…

Он сует сотовый в карман и поворачивает налево, через футбольное поле. Когда до цели остается последний отрезок пути, Харди вновь сверяется с навигатором. Здесь, на Лайм-авеню, две точки на его экране совмещаются.

Дорожка через сад Миллеров кажется жутко длинной. Передняя дверь открыта. Том и Фред сидят в гостиной перед телевизором и смеются над каким-то мультиком. Харди на мгновение сосредоточивает свое внимание на черном приборчике в руке у Тома, но это пульт дистанционного управления телевизором, а не телефон. Он кашляет, и дети смотрят на него, но это отвлекает их от экрана ненадолго — в этом доме привыкли видеть полицейских. Харди пятится в прихожую и оттуда идет через кухню. На неухоженном заднем дворе спазм завязывает его желудок в узел. Дверь в сарай распахнута. Харди делает паузу. Он чувствует привкус желчи во рту, но это не имеет никакого отношения к его болезни.

Внутри сарая стоит полумрак, и нужно время, чтобы глаза привыкли. Оглядываясь по сторонам, Харди видит разложенные для просушки доски, скейтборды двух разных размеров, велосипеды и туристское оснащение. Посреди всего этого стоит Джо Миллер в джинсах и клетчатой рубашке. Левой рукой он обхватывает себя за плечи, а правой в поцелуе прижимает телефон Дэнни к губам.

— Надоело прятаться, тошно, — говорит он.

62

Четверг, 18-е июля, глубокая ночь.

Семейство Миллеров вернулось в Бродчёрч после трех блаженных недель, проведенных во Флориде. Когда они приехали четыре часа назад, дома их ждала кипа газет у входа и ковер, блестящий от следов слизняка.

Трое членов семьи спят. Перелет был тяжелым, но усилия, потраченные на то, чтобы поддерживать детей бодрствующими по дороге от аэропорта до дома, не прошли даром: они буквально попадали в свои кровати, даже не искупавшись и не почистив на ночь зубы. Элли тоже отключилась — на тумбочке стоит открытый флакон с таблетками мелатонина, который она купила в аэропорту Флориды.

Джо Миллер не спит, несмотря на разницу во времени в Америке и Европе. Тошнотворное ощущение внутри, которого не было все три замечательные недели отдыха, снова вернулось. Там он говорил себе, что… Ему ненавистно это слово, «исцелен», поскольку оно предполагает, что он делал что-то плохое, а это не так. Точнее, они не делали ничего плохого. В конце концов, это касается их двоих. Однако это единственное слово, которое точно описывает его состояние во время отпуска. В первый раз после того, как все это началось, он чувствовал себя живущим полностью настоящим моментом. Их сыновей ему было в меру. Элли — в меру. Они занимались сексом почти каждую ночь, и такое было впервые с тех пор, как они старались зачать Фреда. Во Флориде Джо сказал себе, что исцелился, но это томное желание, замешанное на чувстве стыда, вернулось вновь. Оно появилось по дороге к Бродчёрчу. И с большей силой, чем раньше. В последний раз он ел еще в самолете, шесть часов назад, но аппетит полностью исчез. Он буквально болеет, тоскуя по Дэнни.