Андрей Троицкий - Амнистия
– Не торгуйся, тебя не обижу.
– Если возьмешь в долю, я подпишусь под этим делом. А так, мой ответ – нет. Теперь твое слово. Тебе решать.
– Четверть? За то, чтобы чемодан с места на место перебросить, четверть? А ты знаешь, сколько это, четверть? Ты представляешь…
– Только догадываюсь. Раз деньги кровью политы, значит, много этих денег.
– Откуда ты знаешь, что они кровью политы?
– Ты ведь сам ту бабенку пришпилил? Без меня? Сам управился? Ее кровью деньги политы.
– Не мели языком, старик.
Василец неожиданно рассмеялся противным, сухим, как кашель, смехом.
– Возьмешь в долю, тогда подпишусь.
Тарасов затрясся от злости. Тупая старая задница. Он понял, что сейчас никакие уговоры не помогут. Патологически жадного и упрямого Васильца с места не сдвинешь, раз уж он уперся двумя рогами.
– Но послушай…
– Ничего не хочу слушать.
Голос Васильца сделался громче, а дождь ещё сильнее застучал по крыше. Вдруг без всякой причины, словно услышали хозяина, с другой стороны дома залаяли, завыли собаки.
– Как хочешь. Такое предложение раз в жизни делают. Раз в жизни.
Василец не понял скрытой угрозы.
– Я свое слово сказал.
– Он сказал… Ублюдок… Он…
Левой рукой Тарасов резко выдернул из кармана пистолет. Прижал локоть к боку и дважды нажал спусковой крючок. Прокатился раскат грома. Василец схватился руками за живот, тихо вскрикнул и упал задом на ступеньки веранды. Скатился вниз, на залитую дождем земляную дорожку.
Молния озарила сад. Собаки залаяли ещё сильней. Казалось, они готовы вырваться из своих хлипких клеток, в клочья растерзать убийцу хозяина.
Тарасов спустился вниз, наклонился над Васильцом. Дважды выстрелил ему в голову. Протяжный раскат грома, как это выстрелов, прокатился по округе. Сверкнула ещё одна молния.
– Теперь хоть на свадьбу езжай, хоть сам женись. Жаба. Крысятник.
Тарасов сунул пистолет в карман.
Василец с вытаращенными глазами лежал на земле. Тарасов увидел две глубокие сочащиеся кровью дырки во лбу. Открытый рот быстро наполняется дождевой влагой.
Тарасов, оступаясь на скользкой земле, дошел до ворот. Затворил за собой калитку, вышел на дорогу и сел в машину.
Последняя надежда полетела к черту. Все ясно, теперь придется действовать одному. И отложить ничего нельзя. Субботин дошел до кондиции. Он напуган до смерти. Настолько напуган, что готов приползти на брюхе с деньгами в зубах.
Что будет, если все-таки отложить дело? Предугадать не трудно.
Через пару дней страх Субботина выветриться. Субботин остынет, придет в себя. И снова станет несговорчивым. Тогда все начинай сначала. А на это уже не сталось терпения. И денег не осталось.
Откладывать нельзя.
Глава двадцать седьмая
Это была неспокойная ночь.
Часовая стрелка уже проползла цифру два, а Субботин все лежал на спине с открытыми глазами и смотрел в темный невидимый потолок. Он дважды вставал, выходил на кухню и принимал успокоительное, запивая лекарство водой из крана. К пяти утра он понял, что все равно не заснет, нечего себя мучить бездействием.
Надо придумать себе какое-нибудь занятие, путь никчемное, бесполезное. Он встал, заперся в своем кабинете, открыл большой чемоданчик с деньгами. Сто долларовые купюры сложены в пачки, крест на крест перехваченные резинками. Субботин снял резинки, стал неторопливо считать деньги. Он досчитал до трехсот восьмидесяти тысяч, на этом терпение кончилось.
Нет никакого удовольствия мусолить бабки. Чужие бабки. Мука смертная, сердце кровью истекает.
Он побросал деньги в «дипломат», даже не собрав их в пачки, опустил крышку и набрал шифр кодового замка. Этот массивный, с прочными широкими стенками чемодан Суботину вручил Журавлев. И заявил: деньги сложите именно в мою тару.
Субботин удивился. «Не ищи в этом чемодане второго дна, – сказал Журавлев. – Тут нет вмонтированного микрофона или других примочек. Все дело в замках. Их невозможно открыть за одну секунду. Надо покопаться, пять раз набрать шифр. А потом утопить в панели сперва левую, а затем правую кнопку. Иначе он не откроется».
«Но это выглядит очень подозрительно, – возразил Субботин. – Представьте. Я приезжаю на место и долго не могу открыть чемодан, копаюсь в замке, и не могу его открыть. Эта сука бешенная меня пристрелит». «Если у вас есть какой-то другой способ, чтобы выгадать время, предлагайте», – ответил сыщик.
Субботин задумался, поскреб пальцами затылок. Другого способа он предложить не мог. «Запомните свою задачу, – сказал сыщик напоследок. – Вы должны передать Тарасову деньги. И все. И точка. Ничего сверх этого плана. Передаете деньги, садитесь в машину и уезжаете».
Субботин взвесил в руке чемодан. Тяжелый. Даже очень тяжелый. Два лимона как-никак. Он успокоил себя той мыслью, что, новый хозяин у денег ещё не появился. Может так сложиться, что и не появится. Вчера Журавлев установил в багажнике «Опеля» какое-то оборудование. Предупредил Субботина, что в решающую минуту, он, Журавлев, будет рядом. И ушел.
Сыщик уверяет, что все закончится благополучно. Тело Тарасова упокоится в безымянной могиле. Хорошо бы так. Но слишком уж рассчитывать на Журавлева, разумеется, не следует. Сыщик пусть и опытен, но далеко не молод. Значит, не та реакция. Возможно, сегодня вздремнет в земле именно он, а не Тарасов. В таком случае деньги плакали.
И хорошо бы самому Субботину ноги унести.
* * * *Вчера поздним вечером позвонил Тарасов. Голос доносится издалека, словно с того света: «Завтра в девять утра будь на двадцать восьмом километре МКАД, возле той самой коммерческой забегаловки. Усек?» «Какой забегаловки?» – на всякий случай переспросил Субботин. Он боялся что-то перепутать, ошибиться в какой-то мелочи. «Той самой забегаловки, на том самом километре, откуда ты начал движение в прошлый раз, – ответил Тарасов. – Стой и жди. Позвоню».
Субботин посмотрел на часы. Время пролетело почти незаметно. Пора собираться. Он умылся, выпил чашку кофе. Хорошо бы пожевать чего-нибудь. Но еда не полезла в горло. Через полчаса Субботин с чемоданом в руках вышел из квартиры, сел за руль «Опеля». В центре он попал в пробку и проторчал в ней почти полчаса.
К условленному месту он подъехал ровно в девять. Субботин не стал выходить из машины. Он сидел в водительском кресле, сложив руки на груди. Он чувствовал внутреннюю дрожь. Четверть десятого телефон зазвонил. Оказалось, Журавлев.
– Нет известий?
– Я жду, он ещё не звонил, – сказал Субботин. – А если он не позвонит?
– Наберитесь терпения, – ответил Журавлев.
Еще четверть часа Субботин провел в напряденном ожидании. Он пытался слушать радио, читать вчерашнюю газету, но не мог ни на чем сосредоточиться. Телефон молчал ещё сорок пять минут. Звонок раздался только в десять.
– Ты уже на месте? – Тарасов громко зевнул в трубку.
– Я уже больше часа, как на месте.
– А почему ты, засранец, приехал раньше?
– Ты сказал приехать в девять. Я приехал ко времени.
– Вот как, мы договорились на девять? – Тарасов снова зевнул. – Тем лучше. Езжай.
Короткие гудки. Субботин тронул машину. Он занял средний ряд, выбрал скорость восемьдесят. «Ничего, сегодня все кончится, – сказал себе Субботин. – Все будет хорошо». В собственное утверждение почему-то не очень верилось.
Он погладил ладонью крышку чемоданчика с деньгами, лежавшего на соседнем сидении. Черт, ещё не хватало расплакаться, пустить слезу…
* * * *Тарасов облюбовал место на втором этаже административного здания кирпичного завода. Эту стройку затеяли здесь ещё лет десять назад. Для начала удаленную от всех населенных пунктов территорию огородили железобетонным забором. Резво взялись, завершили земляные работы, почти полностью смонтировали из бетонных блоков коробку административного здания, сделали деревянную двухскатную крышу. И стены формовочного цеха тоже поставили.
На том дело заглохло. То ли финансирование остановили, то ли что. С тех давних пор строители эпизодически появлялись на территории будущего предприятия и снова пропадали неизвестно куда. Секции железобетонного забора местами повалились, завезенный кирпич и плиты перекрытий побили, а уцелевшие разворовали. Недостроенный корпус формовочного цеха зарос сорным лесом и лебедой.
Вокруг картина запустения, все та же, что была здесь и пять, и семь лет назад. На чердаке административного корпуса запахи мышиного помета, голубиного дерьма и пыли. Дождь сочится сквозь худую кровлю. Короче, место для встречи почти идеальное. У ворот железобетонная будка для сторожа. Сейчас в ней сидят два молодых головореза, Храмов и Дундик. Ребята нужны на тот случай, если Субботин придумает какой-нибудь новый фокус. Маловероятно, что придумает. Но чего не бывает.
Тарасов закатал рукав пиджака, стянул с предплечья бинт, пошевелил пальцами. Ничего, рука в рабочем состоянии, хотя и побаливает. Он скомкал бинт и отбросил его в сторону. Тарасов разложил на свету перед окном карту Московской области, достал из кармана черный фломастер и обвел в кружок едва приметный на карте населенный пункт, он находится примерно здесь. Субботину добираться сюда ещё минут тридцать. Только что его «Опель Астра» миновал Мытищи, подъезжает к Пушкино. Отлично. Тарасов вытащил из кармана пиджака трубку мобильного телефона, набрал номер Субботина.
