Полина Дашкова - Никто не заплачет
Конечно, инженерная мысль победила. Храм взорвали частями, сровняли с землей и выстроили Дом пионеров. А позже какой-то шальной скульптор придумал водрузить на широкой площадке перед входом пугающую композицию, черных призраков. Володя вдруг поймал себя на том, что и эти отвратительные скульптуры хочет взорвать. Они тоже проявление зла и бездарности. Каждый день на них смотрят дети, и что-то нехорошее оседает в их душах.
— Так нельзя, — прошептал он самому себе, — тебя поймают, ты попадешь в тюрьму и там погибнешь. От этого не станет в мире меньше зла. Так нельзя.
Он заметил, что беседует с тишиной, с ранним ясным утром. Почему-то вдруг навалилась страшная, тошная тоска. Он один на свете, и никто не заплачет, если завтра его схватят и посадят в тюрьму. Никто не скажет спасибо за долгие бессонные ночи, за бесконечную слежку, за исполненные справедливые приговоры, за выстраданный, точный выстрел, который непременно прозвучит — днем ли, вечером, не важно. Сквозняку от этой пули не уйти. Но спасибо никто не скажет, даже милая круглолицая блондинка, так похожая на Володину бабушку в молодости.
Солнце вставало, стеклянный купол Дома пионеров жарко вспыхнул и погас в рассветном луче. Маленький, русоволосый человек в ковбойке сидел на лавочке в пустом сквере, сгорбившись, низко опустив голову. Ему было зябко после бессонной ночи. На коленях лежала спортивная сумка, а в ней — пистолет. Черные пустые глаза скульптур глядели на него тупо и решительно.
* * *— А вы случайно не Курбатов? — спросил Антона детский голос.
— Да, я Курбатов.
— Скажите, чем торговала ваша фирма? Ребенок говорил очень тихо, Антону показалось, трубка прикрыта ладошкой. Он удивился вопросу.
— А почему тебя это интересует?
— Вы сначала скажите, только правду. А потом я объясню.
— Ну ты представься хотя бы, — Антон улыбнулся в трубку, — я ведь даже не знаю, мальчик ты или девочка, сколько тебе лет.
— Я девочка. Соня. Мне десять лет. Так чем торговала ваша фирма?
— Очень приятно. Соня. Меня зовут Антон. Наша фирма занималась посреднической деятельностью. Ты знаешь, что это такое?
— Конечно, знаю. И в чем именно вы посредничали?
— В покупке недвижимости за границей.
— Это правда? Или вы врете?
— Зачем мне врать?
— Ну, мало ли? Вдруг вы на самом деле торговали оружием или живым товаром?
— Нет, ничем таким мы не торговали. Только домами в Чехии.
«Странная девочка… Ну и детки пошли, — подумал Антон, — смотрят боевики по телевизору и по видео, а потом в них играют».
— Прости, пожалуйста, ты не могла бы позвать Веру к телефону? — осторожно спросил он странную девочку.
— Она спит. Но я ее сейчас разбужу.
— Спасибо.
Ждать пришлось довольно долго. Видно, Вера спала крепко, хотя было уже почти двенадцать.
— Да, я слушаю, — раздался наконец сонный голос в трубке.
— Доброе утро. Вера. Вы простите меня за назойливость, — начал Антон, — я просто хочу вам напомнить… Вы не искали факс?
— Это вы меня простите. Пока не искала, руки не дошли. Но я могу посмотреть прямо сейчас. А вы перезвоните минут через двадцать.
— Может, я у телефона подожду?
— Как хотите. Честно говоря, не знаю, сколько на это уйдет времени.
Однако времени ушло совсем немного. Пару дней назад Вера разбиралась в ящиках своего стола. Все нужное она разложила по папкам, и в этих папках того факса быть не могло. И смотреть нечего. Она уже подумала, что выкинула важную для Курбатова бумажку, ей стало неудобно, но тут заметила белый уголок, торчавший из-под маленького струйного принтера.
Столешница была покрыта стеклом. Под стекло Вера клала фотографии школьные, университетские, мамины в детстве и в юности, в общем, те, на которые хочется часто смотреть. Туда же, под стекло, иногда засовывала листочки с важными телефонами, чтоб не потерять. Почему-то именно под стекло попал многострадальный факс с текстом, написанным от руки. Наверное, это вышло машинально. А сверху стоял принтер, и Вера раньше этот листочек не замечала, забыла о нем.
— Вы слушаете?
— Да.
— Я нашла. Кажется, это именно тот факс. Написано по-чешски, от руки. Хотите, я вам прочитаю по телефону? Здесь всего несколько слов. Просто адрес и что-то непонятное. Брунгильда какая-то…
— Ну, Брунгильда — это вполне понятно, — произнес Антон после долгой паузы. — А адрес московский?
— Нет. Карлштейн. Насколько я знаю, есть такой старинный городок под Прагой. Давайте мы с вами встретимся, и я отдам вам бумагу. К сожалению, никаких других ваших факсов не сохранилось.
— Других и не надо. Только этот, он единственный… самый важный… спасибо вам огромное, Вера. — Было слышно, как волнуется Курбатов, голос его чуть охрип, стал глухим. — Где и когда вам удобно со мной встретиться?
«Нет, он не бандит, — еще раз подумала Вера, — он не врет и никакой опасности не представляет…»
— Давайте на Маяковке. Прямо на площади, у памятника, — предложила она, там трудно потеряться.
— Во сколько?
— Сейчас без пяти двенадцать… К часу успеете?
— Конечно. Спасибо вам.
— До встречи.
Вера положила трубку и тут же услышала возбужденный голос Сони:
— Вы же не договорились, как узнаете друг друга! Ты его никогда не видела! Он тебя — тоже. Мало ли молодых людей будет стоять у памятника?
— Ой, да, действительно! — спохватилась Вера. — Может, он перезвонит сейчас?
И тут раздался звонок в дверь. На пороге стоял Федор.
* * *Гроза обрушилась внезапно. Утро было душным, тополиный пух замер в густом знойном воздухе. И вот к полудню небо потемнело, ударил гром, через миг ливень упал сплошной стеной.
Володя успел нырнуть в первый попавшийся подъезд. В последнее время он легко простужался, а вымокнуть до нитки и заболеть сейчас, в такой ответственный момент, нельзя. Надо переждать ливень.
Он поднялся на один лестничный пролет, встал в темном углублении за лифтом.
Воняло кошками и мочой. Дом был старый, подъезд без кода, без домофона. Лампочки вывинтили, все до одной. Мутный грозовой свет едва пробивался сквозь немытое окно лестничной площадки. Ливень шумел, иногда вспыхивала молния, совсем близко, и лестница на миг озарялась тревожным, фантастическим заревом.
Хлопнула дверь. Володя сделал шаг, перегнулся через перила и разглядел маленький детский силуэт.
Совершенно мокрая девочка-толстушка лет семи вошла в подъезд босиком, держа в руке сандалики. Остановилась, тряхнула мокрыми волосами. Наверное, не могла решить, как лучше — обуваться здесь, в подъезде, или дойти до квартиры босиком. И вдруг страшно закричала.
Володя не сразу понял, что произошло. Крик девочки перешел в хриплый, надрывный кашель. Он, ни секунды не раздумывая, инстинктивно кинулся на помощь ребенку, побежал вниз по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек. И только тут заметил высокого сутулого мужчину. Молния ярко осветила подъезд. У мужчины была расстегнута ширинка.
— Мама! — кричала девочка сквозь кашель. Сверху щелкнул замок, открылась дверь. Высокий сутулый мужчина, застегиваясь на бегу, бросился вон из подъезда.
— Лидочка! Лидуша! Доченька, не бойся, я здесь! — сверху послышался быстрый топот, испуганный женский голос.
Из квартиры на первом этаже тоже кто-то вышел.
Ребенку помогут, с ребенком будет все нормально. А зло должно быть наказано. Дверь подъезда захлопнулась за Володей.
Ливень ударил в лицо. Сквозь струи воду было трудно разглядеть высокую фигуру, которая быстро пересекала пустой двор. Вокруг ни души. Володя почти летел сквозь ливень. На бегу он выхватил пистолет.
Оружие уже было обстреляно в Серебряном бору ранним утром. Четкие сухие выстрелы далеко отдавались в пустом огромном парке, над медленной, подернутой тонким туманом Москвой-рекой. Володя с приятным волнением обнаружил, что стреляет лучше, чем думал. Наметив темную выпуклость на березовом стволе, он попал в нее сразу, почти не целясь. Просто представил, что перед ним — Сквозняк собственной персоной. И не промахнулся.
Но сейчас он должен был выстрелить на бегу, сквозь ливень, в бегущего зигзагами незнакомого длинного человека. Он понимал, что может дорого заплатить за этот случайный выстрел, его вычислят, поймают. Современная криминалистика легко справляется с баллистическими задачками. Пуля выдаст его с головой, а оружие свое он ни за что не бросит… Однако гнев и брезгливость пересилили здравый смысл. Сколько еще детей закричит от ужаса и отвращения, увидев расстегнутую ширинку в темном подъезде?
Нет, никто больше не закричит. Никого больше эта мразь не напугает.
Бегущий невольно приостановился под темной аркой, всего на миг, чтобы опомниться, оглянуться. Совсем близко ударил гром, и Володя выстрелил. Человек дернулся, замер с раскинутыми руками, будто хотел взлететь, и медленно, тяжело рухнул.
