Пробуждение в «Эмпти Фридж». Сборник рассказов - Денис Игоревич Воронцов
Заворачиваю за железнодорожный переезд и вливаюсь в ночную артерию города, кишащую янтарными огнями. Вспоминаю, как выглядит дворцовский лабиринт изнутри, продумывая детали своего безумного плана. Допустим, через полчаса я прибуду на место, а как проникну в дом? Заберусь по коряге на балкон, сразу на второй этаж. Или самым варварским способом выбью камнем окно. Может даже фасадное. Не все ли равно? Это же гребаный сон с вероятнос…
Визг тормозов, вспышка света, удар — и машина покатилась кубарем вдоль обочины, разлетаясь на металлические лохмотья. Я успел осознать это в одно мгновение. В следующее наступила сплошная тьма.
Пахнет лекарствами. Не знаю, какими именно и действительно ли лекарствами, но этот больничный запах ни с чем не спутать. Сквозь сон просачивается пульс аппарата, считывающего сердцебиение. В голове поселяется странная мысль, что это он контролирует мое сердце, диктуя ритм, а не наоборот. Открываю глаза, и как только взгляду предстают очертания палаты, автоматически начинаю искать зацепки: стены и потолок идеальны, как чистый лист, что уже подозрительно. На мониторе подпрыгивают зеленые зигзаги, полка забита упаковками с препаратами, а в окно заглядывают квадратные соты противоположного крыла. Понимаю, что гипермнезия никуда не делась, когда в уме начинают всплывать десятиэтажные названия с упаковок, в которые я даже не вчитывался. Но как насчет того, реальность ли вокруг?
— Не лучшая новость, когда выходишь из комы, но считаю, ты должен знать, — у дверей появляется Генри с газетой в руках. Весь его вид говорит о том, что он мой лечащий врач, хоть это и не так, — твою Ворону поймали на границе с ложным выводом.
Откуда он знает прозвище мошенницы, о которой я никому не рассказывал? Такое возможно только во сне, так что вывод напрашивается сам. Но стоит мне развернуть черно-серый сверток, как моя уверенность рассеивается — «Грэйс Кроу и Белокурая Смерть, или как одним камнем убить двух птиц». Кроу это ее фамилия. Создается впечатление, что заглавие придумывал сам Генри, в перерывах между эфиром и мескалином.
— «Череп» или «Закат»? — Спрашиваю, лихорадочно листая газету в поисках фотографии.
— Ты о чем? — Он смотрит на меня, как будто я тронулся умом. Или вернее, как будто узнал об этом.
— С какой картиной ее поймали?
— «Смерть Дакоты». Кажется, так называется. — Говорит, и я замираю на последней странице, видя то, что в глубине души рассчитывал увидеть: меж колонок мелкого шрифта красуется черно-серый «кабинет доктора Фрейда», посреди которого стоит скелет с пышными белокурыми волосами. В памяти всплывает оригинал в полном буйстве красок, куда мне не так давно посчастливилось погрузиться с головой.
— Черт бы меня побрал. — Бросаю газету на столик, осознавая горькую истину насчет своей карьеры — лицензии я лишился. Но гораздо больше донимает то, насколько далеко зашла моя шизофрения. — Давно я в коме?
— Почти месяц. — Отвечает и смотрит на часы, будто засекал секундомер с того самого момента, как я провалился в небытие. Замечаю, как на сером циферблате блеснули «парижские гвозди», но не верю больше ни в какие зацепки — только контекст может дать ответ, сплю ли я. И в данный момент контекст так себе, что говорит в пользу реальности.
— Я говорил, что у меня проблемы с психикой? — По реакции Генри понимаю, что мой вопрос сбил его с толку, и ответ становится очевиден.
— Да. — Он заглядывает в коридор, словно хочет убедиться, что нас никто не слышит. — Кстати, ты ходил к психотерапевту, про которого я тебе говорил?
— Дакота Браун?
На лицо Генри наползает удивление.
— О, похоже, все действительно плохо. — Он садится на стул и наливает стакан воды, чтобы запить таблетку от мигрени. — Я давал тебе номер Криса Хантера.
— И ты думаешь, психотерапевт мне поможет?
— Психотерапевт — нет. А вот Крис вполне.
Я беру со столика телефон и начинаю листать список контактов. «Крис Хантер» среди последних вызовов мелькает чаще, чем «Серая Ворона», и меня это уже не удивляет. А еще… есть пропущенные от Мэри.
— Ты не знаешь, Мэри не появлялась?
Генри озадаченно смотрит на меня, будто я спрашиваю самоочевидные вещи. Похоже, он до сих пор не в курсе, что мы с ней расстались. В следующий момент признаюсь:
— Мы сильно повздорили.
— Скажем так, я с ней не пересекался.
Вот она, обыденная реальность: у меня нет ни жены, которую я потерял из-за работы, ни работы, из-за которой я потерял жену. «Белое на белом». Холст, масло. Наконец-то можно начать жизнь с чистого листа, в полной уверенности, что это не сон.
Хорошее тоже есть: за всю неделю с тех пор, как я очнулся, не произошло ни одного ложного пробуждения. Похоже, авария пошла на пользу, если конечно это действительно была авария. Возвращаюсь домой и начинаю планировать, чем буду заниматься дальше. Но сперва решаю наведаться к психотерапевту, несмотря на то, что чувствую себя целиком выздоровевшим.
Кабинет Криса Хантера оказывается полной противоположностью того, что изображено на картине «Смерть Дакоты»: обшарпанный пол похож на карту мира с черными материками облезлой краски, стол исцарапан и завален бумагами, а кожаное кресло покрыто кракелюрами, как пустыня в засуху. Посреди выцветшей серой стены красуется бежевый прямоугольник, как если бы когда-то в том месте висела картина. Крис в дорогом костюме и идеально уложенными волосами выглядит так, словно агент секретной службы готовился к миссии на Каннском кинофестивале, но забрел не туда.
— Не думал, что вы так быстро вернетесь. — Он вскакивает с кресла и протягивает руку. Я жму ее и сажусь на стул, слыша, как за окном гремит гром. — Что скажете, красные пилюли помогли?
— Я не помню ни одной встречи с вами. — Отвечаю и вижу, как он заинтригованно кивает, словно у него наконец-то появился интересный для изучения пациент. — Что за препарат вы мне давали?
— Релизергин. — Он достает сигару с ароматом вишни, и я понимаю,
