Соседская вечеринка - Джейми Дей
– Нет, я один, – отвечает он.
– Ты собираешься учиться в средней школе Мидоубрука?
Джей хихикает:
– Меня выкинули из Северо-восточного шесть месяцев назад.
Выкинули? Его выгнали из колледжа? Естественно, тысячи мыслей приходят мне в голову, и этого достаточно, чтобы я перестала раскачиваться. Что он натворил? Может, из-за оценок? Или наркотики? Я взволнована перспективой, что присутствие Джея может сделать наш район намного интереснее, и надеюсь, что в его проступке не было ничего действительно плохого. Но даже в этом случае я не собираюсь спрашивать.
– А ты? Учишься в Мидоубруке?
– Ага.
– Значит, заканчиваешь школу. Поздравляю.
– Нет, только в следующем году, – объясняю я. – Меня отстранили от занятий на последние две недели, вот и все.
Джей выглядит впечатленным, как будто мы с ним родственные души.
– Рассказывай! – В его шоколадных глазах вспыхивает огонек.
«А почему бы, черт возьми, и нет?» – думаю я.
Показываю ему свой телефон, а именно заставку на дисплее.
– Это ты? – спрашивает он.
Я киваю. На фото не видно моего лица. Мои глаза так ярко светятся из-за чувствительной оптики камеры слежения, что черты лица становятся размытыми. Баллончик с краской в моей руке вполне себе заметен.
– Граффити? – уточняет Джей.
Я снова киваю, прежде чем рассказать ему историю о том, как я отправилась в школу в футболке с надписью: «Идите на…» и изображением яблока, от которого откусили большой кусок. Очевидно, такая форма одежды нарушала школьные стандарты, в которых что-то упоминалось насчет угрожающих высказываний. Мне предоставили выбор: моя мама принесет мне другую рубашку или мне придется пойти домой и пропустить важный тест.
– И я такая: «Какая разница! Или вам нужен пример настоящих разжигающих ненависть высказываний?» – Я нарочито негодую.
– Полагаю, они не приняли твои аргументы?
– Ни в малейшей степени, – подтверждаю я. – И думаю о несправедливости всего этого – вовсе не по отношению к себе, а по отношению к реальным проблемам, о которых должна заботиться школа: выбросы парниковых газов, размеры классов, консультации по психическому здоровью, издевательства, бедность, жестокое обращение с детьми, гендерные и расовые вопросы, но нет, мою дурацкую футболку выставили серьезной проблемой, которую потребовалось немедленно решить.
– Твоя мама принесла тебе другую?
– Ага, – признаюсь я, – но на следующий день я создала онлайн-петицию, в которой говорилось, что моя одежда не была неприличной и весь стандарт нужно переписать. За пару недель я собрала триста подписей, даже от некоторых учеников средней школы.
– Что было потом? – заинтригованно спрашивает Джей.
– Мою петицию отклонили на заседании школьного совета.
– Полагаю, тут-то и наступает время для граффити, – говорит Джей.
– На фото, которое я тебе показала, как раз момент, когда я написала баллончиком «Идите на…» на двери школьного спортзала.
– Ого, – произносит Джей, его глаза расширяются.
– Мне, вероятно, все бы сошло с рук, но девушка моего двоюродного брата выдала меня.
– Но как? – не понимает Джей. – На этом снимке может быть кто угодно.
Я снова открываю фотографию на своем телефоне, пальцами увеличиваю изображение, особенно фрагмент, где видно руку, держащую баллончик с краской. Становится заметно изменение цвета на моем запястье – родимое пятно. Я показываю Джею такую же отметину на своей коже.
– Райли Томпсон живет вон там. – Я указываю на дом Райли. – Она была моей лучшей подругой, когда мы были маленькими, и мое родимое пятно было постоянной темой для разговоров. Оно завораживало ее. У нее нет ни единого изъяна на теле.
– Что она выиграла, сообщив о тебе? Получила денежное вознаграждение?
Не уверена почему, но у меня такое чувство, что деньги очень важны для Джея.
– Не-а. Но она президент студенческого совета. Может быть, она чувствовала себя обязанной. Или она хотела повысить свой авторитет у руководства школы. Ее всегда привлекал престиж.
– Тебе обязательно ходить в летнюю школу? – спрашивает Джей.
– Нет, я все еще могу сдавать домашнее задание, тесты и не провалить четверть. Бывало и хуже.
– Как твои родители восприняли это?
– Не очень хорошо. Я наказана на половину лета. Я могу устроиться на работу, ходить на работу, возвращаться домой, и все. О, и я могу присутствовать на этой дурацкой вечеринке, вероятно, потому что мои родители знают, что я не хочу на ней быть.
– Вот это я понимаю наказание, – говорит Джей со смехом. – Ну, ты можешь общаться со мной этим летом, при условии, что я перееду. – Мне бы этого хотелось, но ему не обязательно знать об этом. – Ты не единственная неудачница в Мидоубруке, – добавляет Джей, указывая на себя.
Мы раскачиваемся, поднимаясь все выше. Цепи скрипят под нашим весом.
– А кто сказал, что я неудачница? – В ответ на это Джей бросает на меня взгляд, который мгновенно разоблачает мой блеф. – Ладно, я неудачница, – признаю́ я.
– Мне двадцать лет, а я все еще живу с родителями, – произносит он, прежде чем сделать еще одну затяжку. – Мы можем стать друзьями.
Мы не пожимаем друг другу руки, но это всего лишь формальность.
– Как будешь коротать время в домашнем заключении, когда меня не будет рядом, чтобы отвлечь тебя от твоего тяжелого положения? – спрашивает Джей.
Пожимаю плечами:
– Начну заниматься своей летней работой для курса психологии AP[7]. Я пишу о мести. Райли вдохновила меня.
Я выдаю коварную ухмылку. Джей вообще никак не реагирует.
– Наверное, писать о мести – это круто, – равнодушно произносит он. Однако на следующем вдохе выражение его лица меняется, на губах появляется леденящая душу улыбка. – Но отомстить по-настоящему… Это то, чем можно действительно насладиться.
Глава 4
Утреннее солнце струилось сквозь кухонные окна, словно маяк, возвещающий о наступлении нового дня. Для Алекс это означало возвращение к рутине – не такой уж мучительной, поскольку она работала на себя. Она была одной из немногих жительниц Олтон-роуд, которые настаивали (впрочем, безуспешно) на проведении вечеринки в воскресенье, а не в понедельник, в День памяти. Ей просто требовались дополнительные сутки для восстановления.
Она сделала первый отчаянный глоток кофе, слишком остро ощущая шум в голове, сожалея о своем решении завершить вечеринку еще одним бокалом вина на ночь. Ей понравилось вчерашнее празднество, но она была рада, что пройдет еще год, прежде чем они распакуют все необходимое, чтобы сделать это снова.
Она едва успела принять бодрящую порцию кофеина, когда на кухню вбежала Зои, дворняжка подпалового окраса, которую любили все, но кормил только один человек. Зои забрали из местного приюта для животных, уступив Летти, не один месяц выпрашивавшей домашнего питомца. Ник сопротивлялся, ссылаясь на их плотный график, но Алекс постоянно чувствовала себя виноватой из-за того, что дочь росла одна. В конце концов Ник проникся этой идеей, но он никогда не думал о Зои как о своей ответственности. По его мнению, это была собака Летти.
В каком-то смысле он был прав. Без Летти не было бы Зои. Всякий раз, когда Летти жаловалась, что у нее нет сестры или брата, у Алекс на душе скребли кошки. Так получилось не по ее воле, но это слишком сложно объяснить ребенку. К тому времени, когда Летти стала достаточно взрослой, чтобы понимать, она уже привыкла к своему статусу, перестала просить брата или
