Родная кровь - Anne Dar
Естественно я благоразумно остановилась и в итоге позволила остальным дизайнерам, совершенно потрясённым подобным развитием событий, прошествовать мимо меня в спасательный дверной проём. Пока ещё я не понимала этого, но меня начинало трясти оттого, что я снова и снова, словно на заевшей плёнке, начала слышать в своей голове своё имя, произнесённое голосом этого человека: “Тесса – Тесса – Тесса”… Мне неприятно, что он позволяет себе обращаться ко мне используя неполную форму моего имени… Я не осознаю, что моя растерянность и мой испуг начинают медленно, но верно подпитываться тихой и пока ещё едва уловимой злостью.
Последний дизайнер вышел за дверь и хотел её закрыть за собой, но я вовремя схватилась за её блестящую хромовую ручку, словно за спасательный круг, и не позволила двери захлопнуться. В этот же момент периферическим зрением увидев, как Крайтон вышел из-за своего стола и направился в мою сторону, я гулко сглотнула. Его чёрная рубашка буквально нависала на моём горизонте, словно огромная грозовая туча, не сулящая поздно заметившему её путнику ничего хорошего. Я в буквальном смысле остолбенела от осознания того, что, если сейчас же не возьму себя в руки, риск сломать себе всю оставшуюся жизнь быстро достигнет опасно критической отметки.
Прежде чем он подошёл ко мне, я успела убедить себя в том, что я взяла себя в руки. Насколько смогла…
Я не думала, что он позволит себе остановиться так близко ко мне, но он сделал это – он встал всего в двух шагах напротив меня.
– Я хотел бы увидеть твой проект, – уверенным тоном заговорил он, и я заставила себя встретиться с ним взглядом. – Покажешь?
В его интонации звучало скорее смутно выраженное требование, нежели вопрос, но я не расслышала в его голосе ни жёсткости, ни грубости… Того же факта, что в тоне моего собеседника звучали отчётливые ноты дружелюбия, я совершенно не желала признавать.
Желая казаться уверенной в себе, я слегка сдвинула брови к переносице и утвердительно кивнула головой. Как только я совершила этот немой жест согласия, по сути своей походящий на харакири, мой собеседник дотронулся двери, за ручку которой я всё ещё держалась в последней надежде на призрачное спасение, и уверенно захлопнул её.
Так мы окончательно и бесповоротно остались наедине: я и кошмар, разделивший всю мою жизнь на “до” и “после”.
***
Это было ужасно. Ничего более страшного в последние годы моей жизни со мной не происходило.
Байрон заказал у секретаря чашку чёрного кофе и поинтересовался, чего хочу выпить я. Чтобы выглядеть убедительной в своём хладнокровии, я вынуждена была не отказаться от его любезного предложения и в итоге заказала себе чёрный чай, хотя на самом деле мне хотелось совсем другого. Мне хотелось послать этого подонка на все четыре стороны и выпасть из поля его зрения до того момента, в который он успеет понять, в какой именно из четырёх сторон меня предположительно можно будет отыскать.
Ни он к кофе, ни я к чаю так и не притронулись. Две чашки стояли на его рабочем столе с разных его бортов и, дымясь, медленно остывали. Байрон внимательно изучал содержимое моей папки, в которой во всей своей красе был представлен тот самый дизайнерский проект, которым ещё каких-то десять минут назад я гордилась, словно родным ребёнком, и о котором теперь не могла думать без боли, как будто узнала, что этот ребёнок, которого я с самого момента его рождения считала своей плотью и кровью, на самом деле оказался подкидышем, в котором я не распознала чужое дитя. Как моё сердце могло так жестоко обмануть меня?.. Как не подсказало правду?..
Почему я не поинтересовалась именем заказчика? Я ведь все выходные работала над этим проектом, это колюще-режущее имя наверняка должно было быть указано на сайте его компании, оно определённо точно красовалось на проектной документации чёрными буквами, сложенными в страшные инициалы… Хотела бы я сказать, что так больно я в своей жизни ещё не обжигалась, но это было бы неправдой. Я обжигалась и гораздо больнее. И виной тех чудовищных, незаживающих ожогов был именно этот мерзавец.
– Я так понимаю, это случайность, – не отрывая взгляда от содержимого папки, внезапно, спустя целых пять минут гнетущего молчания, вдруг решил заговорить первым Крайтон. – Ты не знала, что заказчик я.
– Чистой воды случайность, – настолько уверенным тоном отозвалась я, что сама собой вдруг осталась довольной, и эта маленькая победа над своими эмоциями ещё больше укрепила мои внутренние силы.
Помолчав несколько секунд, Крайтон всё же оторвал свой взгляд от красочных рисунков, оформленных моими старательными руками и чувственным видением, и посмотрел на меня. Я не стала ни отводить, ни опускать свой взгляд, и эта очередная маленькая победа заметно поддерживала состояние моего духа, до сих пор пребывающего в глубоком потрясении.
– Расскажи мне об этом проекте, – не став играть со мной в проверку терпения, он первым отвёл свой взгляд, вернув его к содержимому папки, после чего перевернул очередной лист. – Что ты здесь видишь? Что хотела показать?
Я знала, что этот проект уже слился. Смысл его обсуждать? Смысл развозить невкусную кашу по тарелке?
– В этом проекте я предложила акцентировать естественное освещение, сделать ставку на произведения искусства и увеличить пространство небольших комнат за счёт крупногабаритных зеркал.
Я замолчала. Подождав с полминуты, но так и не дождавшись продолжения, Крайтон оторвал свой взгляд от папки в его руках и вновь посмотрел на меня:
– И это всё?
В его голосе не было агрессивных нот, и это меня напрягало больше всего – я явно улавливала доброжелательность в его тоне. А это определённо точно странно и это… Страшно.
– Да, всё, – спокойным тоном отозвалась я, твёрдо уверенная в своём намерении не сказать больше ни слова о проделанной мной работе.
Столь безынициативной, скучной, бесцветной, да просто “никакой” презентации в моей практике ещё не случалось, и даже это злило меня сейчас – я не хотела, чтобы Крайтон и здесь преуспел, и вновь занял первое место на невидимом пьедестале его побед, но, видимо, конкретно в этом случае я попала в западню: либо он станет первым, кто не получит от меня достойную презентацию, либо мне придётся презентовать ему свои труды, а до подобного плинтуса я никак не могу позволить себе опуститься. Достаточно уже того, что созданное мной произведение искусства, шедевр
