Лезвие света - Андреа Камиллери
Удачный момент. Комиссар принялся долго рассказывать про Ливию; комментариев не последовало.
Монтальбано с удовлетворением отметил, что у его спутницы хороший аппетит: она доела все, что лежало на тарелке.
Мариан поведала про свое неудачное замужество и сложности с получением развода.
— А если бы ты влюбилась еще раз, вышла бы замуж снова?
— Больше никогда, — отрезала та.
Потом улыбнулась.
— А ты хитер. Сразу видно, что ты полицейская ищейка.
— Не понимаю.
— У твоих расспросов есть конкретная цель.
— Неужели? И какая же?
— Узнать, были ли в моей жизни другие мужчины после развода. Да, мужчины были, но ничего серьезного. Доволен?
Монтальбано не ответил.
Вдруг она сказала:
— Завтра мне, к сожалению, надо будет уехать. Но сперва зайду в банк, уточнить, все ли в порядке. Мы не увидимся примерно неделю.
— Куда едешь?
— В Милан.
— К родителям?
— С ними я тоже увижусь. Но еду я туда потому, что Педичини сказал одну вещь, которая очень меня заинтересовала.
— Можно узнать, какую?
— Да, но это секрет. Он хочет, чтобы я раздобыла ему несколько ценных картин XVII века. Они с женой вернутся в Вигату недели через две. Он упомянул имя одного своего друга, который держит галерею в Милане и мог бы мне помочь. Ты расстроился?
— Немного.
— Только немного?
Монтальбано решил сменить тему.
— Прости, но я не понимаю.
— Чего?
— Если у Педичини есть этот друг со своей галереей, зачем ему нужна ты в качестве посредника?
— Педичини сказал, что не хочет заниматься этим лично даже через своего друга.
Потом добавила, погладив его по руке:
— Мне хочется напиться.
— Нельзя, ты за рулем, помнишь?
— У-у-у! Тогда попрошу счет, и мы сейчас же уедем. Ужин ведь кончился? В меня больше ни одна креветка не влезет.
Монтальбано позвал официанта.
— Хочешь вернуться домой?
— Нет.
— А куда?
— К тебе. У тебя есть выпить?
— Виски.
— Отлично. А потом я хочу посмотреть на твои картины.
— Картин у меня нет, только гравюры и рисунки.
— Сгодятся и они.
Веранда привела ее в полный восторг.
— Боже, как здесь красиво!
Она уселась на скамью и нетерпеливым жестом поманила к себе Монтальбано.
— Разве ты не хотела посмотреть на мои…
— Потом. Иди сюда.
Все шло своим чередом. Он мог лишь еще немного потянуть время.
— Схожу за виски.
Вернулся с непочатой бутылкой и двумя стаканами.
— Хочешь льда?
— Нет. Садись.
Он сел. Взял бутылку, чтобы откупорить, но не успел: Мариан обняла его и поцеловала. Долгим поцелуем.
Потом положила голову ему на плечо. Монтальбано налил полстакана виски и протянул ей.
Она не взяла стакан.
— У меня пропало желание напиваться. Хочу сохранить ясность ума.
Монтальбано двумя глотками осушил стакан: надо было оправиться от душевного и физического потрясения, вызванного поцелуем.
Он ощущал, что Мариан нервничает. Та поднялась с места.
— Пропусти меня.
Монтальбано встал. Мариан взяла его за руку и потянула за собой.
Они вышли с веранды на пляж, Мариан сняла туфли.
Прогулялись под руку по пляжу до скалы.
Потом она отняла руку и, смеясь, побежала по влажной полосе песка.
Монтальбано рванул было вдогонку, но Мариан бежала быстрее, и он раздумал догонять.
Мариан исчезла во тьме.
Комиссар развернулся и двинулся обратно.
Не слышал, как она подошла.
Мариан обхватила его за талию, резко повернула к себе, прижалась всем телом и шепнула на ухо, дрожа от возбуждения:
— Пожалуйста, пожалуйста. Клянусь, потом я не…
На этот раз Монтальбано сам взял ее за руку, и они побежали к дому.
4
Он внезапно проснулся, взглянул на часы при свете, проникавшем в щели жалюзи. Семь утра. Сразу вспомнил все, что было. И сильно встревожился. Раньше, просыпаясь «на следующее утро», он испытывал стыд и угрызения совести. На этот раз все было совсем иначе. За ночь между ними произошло нечто непредвиденное. Это ощущение пугало. Он привстал с постели. Вторая половина кровати уныло пустовала, как почти каждое утро.
Прикрыл глаза, потянулся, вздохнул, будучи совершенно не в состоянии привести в порядок противоречивые спутанные чувства, парализовавшие мозг.
Наверное, дело было так: Мариан встает, идет в ванную, одевается и уходит, а он спит мертвецким сном и не слышит ровным счетом ничего.
Его захватил смерч, настоящая экваториальная буря, и отдаться этому шторму было упоительно. Ураган оставил его совершенно обессиленным, со сбившимся дыханием, подобно потерпевшему кораблекрушение, наконец выбравшемуся на берег после отчаянного заплыва.
Монтальбано ощутил прилив гордости. В общем, принимая во внимание груз прожитых лет, он еще вполне…
Но пора вставать.
И тут в ноздри полился волшебный аромат свежесваренного кофе.
С чего бы Аделине являться раньше времени?
— Аделина!
Нет ответа. Только звук приближающихся шагов.
Появилась Мариан — уже полностью одетая — с чашечкой кофе в руках.
Он зачарованно смотрел на нее. Вновь нахлынуло сильное, пугающее, неудержимое чувство.
Мариан поставила чашку на тумбочку, улыбнулась ему блаженной улыбкой и наклонилась поцеловать.
— С добрым утром, комиссар. Странное ощущение: как будто я всегда тут жила.
Вместо ответа тело Монтальбано отреагировало само по себе, без подсказки мозга.
Он выпрыгнул из кровати и крепко обнял другое тело, вновь ощутив смесь желания, нежности и благодарности.
Она порывисто ответила на поцелуи, но потом решительно отстранилась.
— Хватит, прошу тебя.
Тело Монтальбано подчинилось.
— Поверь мне, — сказала Мариан, — не знаю, что я готова отдать за то, чтобы остаться. Но мне действительно пора ехать. Я тоже уснула и проспала. Постараюсь вернуться в Вигату как можно скорее.
Достала из кармана мобильный телефон.
— Дай мне все свои номера. Вечером позвоню тебе из Милана.
Монтальбано проводил ее до двери.
Он все еще не мог выдавить ни слова: нахлынувшее смятение лишило комиссара дара речи. Мариан обняла его за шею, посмотрела прямо в глаза и сказала:
— Я не собиралась…
Развернулась к нему спиной, открыла дверь, вышла.
Монтальбано высунул голову за дверь — он был совершенно голый — и увидел, как Мариан садится в машину и уезжает.
Пока шел обратно в спальню, дом показался ему еще более пустым, чем прежде.
Комиссара вновь охватило желание ощутить присутствие Мариан. Он нырнул в постель с той стороны, где она спала, и зарылся лицом в подушку, чтобы вдохнуть аромат ее кожи.
Минут через пять после его прихода зазвонил телефон.
— Синьор комиссар, там до вас на тилифоне сын вашей горничной Аделины.
— Переключи на меня.
— День добрый, комиссар, это Паскуале. Матушка сказала, у вас ко мне разговор. Слушаю.
— Как поживает мой крестничек Сальво?
— Растет не по дням, а по часам.