Эта ночь была бархатной - Сильвия Морено-Гарсиа
Майте взглянула на стоящий впереди таксофон. Однако, если она не появится у мамы, та сама приедет к ней, чтобы проведать дочь. Мама до сих пор считала, что женщине негоже жить самостоятельно и негоже уходить из родной семьи до замужества. Однако два года назад, устав от материнского надзора, Майте удрала из дому и сняла для себя жилье в Эскандоне. Майте отлично понимала: зарабатывает она недостаточно, чтобы позволить себе квартиру, находившуюся в доме, стоявшем почти на границе элитного района Кондеса, где жилье стоило дороже, чем в кварталах, прилегающих к району Такубайя. В общем, аренда жилья, покупка мебели, автомобиля, склонность покупать пластинки, книги и журналы — все это сильно подрывало ее бюджет.
Майте отправилась в Докторес, где жила ее мать. На протяжении многих лет этот район считался местом проживания представителей нижних слоев среднего класса, но теперь он больше походил на пристанище бедноты, несмотря на имена знаменитых врачей, давших название этой части города[15]. Даже если б ее автомобиль сейчас не находился в автосервисе, Майте все равно не поехала бы на нем к матери. Здесь угоняли все, что имело четыре колеса, да и карманы нередко обчищали. Дешевые мотели и шумные бары усугубляли царящую здесь атмосферу злачности. Майте, когда еще училась в школе, лгала своим одноклассникам, что живет в более престижном районе Рома.
Майте жалела, что родилась не в Монако или Нью-Йорке. Большинство девушек в комиксах, которые она читала, казалось, никогда не бывали в таких местах, как Докторес. Если они и прозябали в нищете, то потом более пристойную жизнь им обеспечивали тугие кошельки их возлюбленных. Мечтающие Золушки! Майте тоже мечтала. И что толку?
Тридцать лет. Ей исполнилось тридцать, она начинала седеть. Собственное тело ее предавало.
Когда Майте вошла в кухню-столовую матери, та первым делом отругала ее за то, что она промокла под дождем.
— Я сегодня мыла пол, — сказала мама.
— Прости.
— Садись. Мануэла скоро придет.
Майте прошаркала в гостиную и включила радио. Она надеялась, что сестра из-за дождя останется дома. Мануэла, на два года моложе Майте, уже пять лет как была замужем и растила двух противных отпрысков. Муж ее, рано облысевший, был такой же противный и вечно где-то шарахался, лишь бы не сидеть дома. Мать Майте во второй половине дня присматривала за детьми младшей дочери. Их отсутствие означало только одно: паршивцы уже в дороге, скоро придут и заглушат своими криками благословенную мелодию песни «Can’t Take My Eyes Of You»[16], что звучала в гостиной. Майте не терпелось снова прочитать «Тайный роман», который, казалось, оттягивал сумку. Не терпелось убедиться, что глаза ее не подвели.
В комнату вошла Мануэла с детьми. Те, не обращая внимания на тетку, кинулись к бабушке, требуя торт.
— Очень хорошо, — улыбнулась мать Майте, и они направились в кухню-столовую.
Мать поставила на стол торт, который сама испекла. Мануэла нашла упаковку со свечками.
— Шоколадный, — заметила Майте, глядя на торт.
— И что?
— Я не люблю шоколадный торт.
— А всем остальным нравится. К тому же он с вишенками. А вишню ты любишь.
— Мама, вишню любит Мануэла. Нет, вот этого не надо. Не надо свечек, — запротестовала Майте.
— Свечки на торте должны быть обязательно, — возразила мама, одну за другой аккуратно вставляя свечки в торт.
— Но все-то зачем?!
— Не говори ерунды, Майте. Тридцать лет — тридцать свечек.
Сложив руки на груди, Майте смотрела на шоколадно-вишневый торт.
— А я, между прочим, получила повышение, — доложила Мануэла, когда их мать ставила двадцатую свечку. — И босс подарил мне авторучку. Вот, смотрите. Симпатичная, да?
— С ума сойти! Ах, какая красивая! — восхитилась мать. Украсив торт свечками, она теперь восторгалась новой авторучкой Мануэлы, которой та щеголяла перед ними.
Мануэла вовсе не собиралась поступать на курсы секретарей. Она просто, как попугай, пошла по стопам старшей сестры. В детстве Мануэла мечтала стать стюардессой. Теперь же, в отличие от Майте, она работала в более крупной и престижной фирме, где, судя по всему, было принято дарить сотрудникам красивые авторучки.
Майте подумала о том, чтобы незаметно стащить у сестры ее новую авторучку. Правда, последний раз она крала у нее вещи, когда они были подростками. Теперь довольствовалась мелочовкой, которую удавалось украсть у соседей и от случая к случаю в аптеке или универмаге.
Мать Майте пересчитала свечи и взяла спички.
— Загадывай желание, — сказала Мануэла.
Майте тупо смотрела на крошечные язычки пламени и ничего не могла придумать. Дети захныкали, требуя, чтобы им положили по куску торта. Мама предупредила, что воск зальет весь десерт, если она будет медлить, и Майте, так и не загадав желание, задула свечи. Мама разрезала торт и сначала положила детям, затем — младшей дочери.
— Ты же знаешь, я слежу за фигурой, — состроила гримасу Мануэла. Она была худой, но любила напрашиваться на комплименты.
— Ну хоть немножко, — стала уговаривать ее мать, и Мануэла наконец-то согласилась на крошечный кусочек.
Напоследок вспомнили и про Майте. Она была голодна, но торт не вызывал у нее аппетита, и она просто возила по тарелке вишенки, перекатывая их с одного края на другой.
Шоколадно-вишневый торт обожала Мануэла. Майте сразу следовало бы догадаться, что даже в ее день рождения мама в первую очередь постарается угодить младшей дочери. Лучше бы она дождалась Диану и приняла ее предложение поужинать у них дома, мысленно сетовала Майте. Но теперь-то уж что сожалеть?! Поздно.
Майте подумала про Хорхе Луиса и стала убеждать себя, что никакой аварии не было. В следующем выпуске появится нужное объяснение. Может, это был кошмарный сон. Да, наверняка. Беатрис проснется, а вдалеке бьют барабаны…
Джунгли, да. Как же Майте нравились рисунки джунглей в «Тайном романе». Неестественно большие пышные цветы; в листве прячутся обезьяны и экзотические птицы. Ягуары, поджидающие в темноте добычу; ночь, словно нарисованная дешевыми красками, — точечки звезд и круглая луна на небе. Влюбленные держатся за руки, влюбленные купаются в реке…
Один из малышей Мануэлы, кружа по комнате с тортом в руках, положил ладошки на пиджак Майте, висевший на спинке ее стула, и испачкал его в шоколаде. Мануэла, хмыкнув, поймала сына и салфеткой вытерла ему руки.
— Теперь придется сдавать в химчистку. — Майте укоризненно посмотрела на сестру.
— Мылом потри — отойдет, — равнодушно посоветовала та.
— Его нельзя стирать. Только сухая чистка.
— Глупости. Иди застирай. Делов-то. Давай иди.
Майте схватила пиджак,
