Екатерина Савина - Ищите женщину
– ... – выругался Свечников.
– ... – подтвердил шофер, – а что делать-то?
Свечников скрипнул зубами и отвернулся от покалеченной машины.
С по одну сторону трассы тянулись распаханные поля, по другую – уже через несколько метров начиналась лесопосадки – елочки, словно подстриженные под линейку, ровным забором стояли вдоль дороги.
– Я сейчас, – крикнул Свечников шоферу, копающемуся в багажнике и начал спускаться с насыпи трассы.
– Куда вы? – поднял голову шофер. – Отвернитесь от машины и делайте свои дела. Тут все равно никого нет. А я не смотрю. Там – в темноте – еще ногу сломаете...
Свечников только отмахнулся от него.
Шофер вспомнил вдруг десять минут назад рассказанную историю о том, как редактор выбивал себе помещение для отдельного от сотрудников туалета, и кричать больше не стал.
«Щепетильный какой, – подумал он про Свечникова, – делал бы, где все люди делают. Не выпендривался бы. Что у него – золотой, что ли, чтобы так стесняться? Ох уж мне эти провинциальные начальники. Сколько лет таксистом работаю, а более пакостного народа не встречал».
Свечников, расстегивая на ходу брюки, подошел к ближайшему дереву. Потом оглянулся на машину – шофер зажег фонарь и при его свете пытался менять колеса. Свечникову все казалось, что как только он присядет вот тут под деревом, луч фонаря тут же упадет на него и выхватит из темноты в самой унизительной для взрослого уважающего себя человека позе.
– Как специально светит... – со злобой пробормотал Свечников, заходя подальше за деревья.
Там он приспустил брюки и присел, став похожим на старого ощипанного орла. Через несколько секунд облегченно выдохнул и достал из внутреннего кармана специально приготовленные для подобных случаев мягкие салфетки – у Свечникова последнее время были нелады с желудком – возраст, вероятно сказывался.
Слева от него послышались какие-то шорохи.
– Это еще что? – громко и угрожающе проговорил Свечников, думая, что это неуемный шофер для каких-то целей пожаловал сюда. – Вам что тут надо?
Свечников поднял голову и увидел того, кто подошел к нему.
Рот Свечникова приоткрылся, а глаза расширились до пределов, едва ли дозволенных размерами глазниц. Перед ним стоял совершенно голый человек.
Но не это поразило Свечникова так, что он не мог произнести ни звука – у голого человека было бледное-бледное лицо – словно простыня, вокруг глаз лежали глубокие тени, а над нижней губок угрожающе поблескивали острейшие на вид клыки.
Незнакомец молчал. Только темные глаза из-под набрякших век смотрели прямо на Свечникова внимательно и злобно.
– Мама... – тихо проговорил Свечников и больше ничего проговорить не смог, потому что незнакомец вдруг хищно опустился на колени, рванул Свечникова за седовато-пегие волосы и, запрокинув ему голову, приник губами к запульсировавшей синей жилке на его шее – будто бы для страстного поцелуя, но на самом деле, вонзая в плоть главного редактора лучшей в регионе газеты «Таежные новости» длинные острые клыки.
* * *Шофер оглянулся и увидел редактора, поднимающегося на насыпь.
– Скоро у тебя готово будет? – издали еще крикнул редактор.
– Скоро, скоро... – проворчал шофер, – полчаса еще...
– А можешь не торопиться, – проговорил редактор Свечников, закуривая.
– Почему? – изумился шофер, немедленно вынырнув из багажника.
– А потому что я решил не улетать из Москвы, – пояснил Свечников и покосился на какие-то темные пятна у себя на брюках, – вляпался куда-то в темноте... – с досадой проговорил он.
– Как это – не лететь?.. – все не мог поверить шофер. – Вас же приглашали... На конференцию. А вы ведь... главный редактор... в городе Таежный. Лучшая в регионе газета... «Таежные новости»...
– Мало ли что, – спокойно покуривая, проговорил Свечников, – у меня много дел в столице. А родной город и газета подождут.
– Н-ну... – выговорил шофер и снова склонился над открытым багажником – он искал там какой-то инструмент.
Свечников обошел вокруг машины и снова остановился позади шофера. Шофер никак не мог найти нужный ему инструмент и нервничал поэтому, но еще больше нервничал оттого, что редактор, внезапно решивший не лететь в родной город, безмолвно стоит у него над душой.
Отыскав, наконец, то, что ему было нужно, шофер выпрямился и окаменел от внезапного ужаса – прямо на него шел, раскинув руки, редактор Свечников – но не тот болтливый старик, который брюзжал всю дорогу от дома отдыха, а совершенно преобразившийся Свечников – седые волосы растрепались вокруг его головы на манер неряшливого нимба, глаза сузились и глубокие тени легли под ними, а из широко открытого рта торчали два совсем звериных клыка.
Шофер задохнулся и вместо крика из его глотки вырвался тонкий писк. Он отступил назад, но наткнувшись на задний бампер, упал на колени. Попытался встать, но ноги, очевидно, совсем не слушались его – шофер, всхлипывая и подвывая от непереносимого ужаса, прополз несколько шагов в сторону схода с насыпи.
Редактор Свечников несколько мгновений, словно колеблясь, стоял на месте, потом, неуклюже размахивая руками, точно крыльями, ринулся вдогонку за ползущим человеком и, настигнув его, коршуном упал вниз.
* * *Даша отправилась домой отдыхать от приключившихся за сегодняшнее утро безобразий, а меня Васик пригласил – надо сказать, довольно настойчиво – выпить с ним чашечку кофе в ближайшем кафе.
– Не хотелось при Даше говорить, – начал Васик, как только мы уселись за столик, – но... у меня к тебе еще один разговор. Не разговор, вернее, а... продолжения того, что я тебе, так сказать, поведал.
– Да, – сказала я, – слушаю. Только у меня вопрос к тебе. Можно?
Васик кивнул, разрешая.
– Как ты сам определяешь для себя причину ухода Нины? – спросила я.
– Да никак! – поморщившись, воскликнул Васик. – Я же тебе говорил уже! Никак и все! Не было никаких объективных причин. Она ушла и все. Вот тут-то самое загадочное... Вроде мы не ссорились... Ну, я говорил тебе... Боюсь, что не смогу объяснить так, как надо... Она себя вела в последнее время как-то... Черт возьми... Вроде так, а вроде и не так... Я чувствовал, что что-то случилось, а объяснить этого не мог – даже для себя. Спрашиваю у нее – в чем дело, а она глазами хлопает – как бы не понимает, о чем речь...
Васик вздохнул и замолчал.
Я тоже молчала. Не знала, что и думать. Внезапный уход Нины от Васика для меня тоже был загадочен. Ведь, как говорил сам Васик, для этого не было никаких оснований. Вечно вот с этой парочкой какие-то проблемы... Но сейчас они сами себя переплюнули. Если Нина не вернется в скором времени, то... даже не знаю. Она ведь тоже девушка не простая. С ее-то прошлым...
Я вспомнила, как мы с Васиком вот так же сидели за чашечкой кофе, а он рассказывал мне о своей первой и последней любви – Нине. И просил помощи. Нина тогда вовсе не обращала на него внимания – по той причине, что была замужем за человеком, который был фактически уже мертв, хотя все еще числился в списках живых – номинально...
* * *– И дальше что? – проговорила я тогда. – Что ты там увидел?
– Ее, – тоскливо протянул Васик и откинулся на спинку кресла, – она мне на вечер встречу назначила, а потом отменила, сказав, что задержится на работе. Ну, я подумал – подожду ее, сюрприз устрою. Букет огромный купил. Всю ночь ей звонил, понимаешь, не было ее дома. Потом к подъезду подъехал утром и ждал, ждал... Ну, а когда время уже к обеду – смотрю, она идет. Счастливая такая – сумочкой помахивает... Косметика на лице свежая... – он вздохнул, – а блузка чуть помята – пониже ключицы две параллельные складочки.
Васик замолчал и мрачно уставился на дно кофейной чашечки.
– Н-да, – проговорила я, закуривая, – вот так дела. Никогда я тебя, Васик, таким не видела. А, казалось, будто знаю хорошо тебя. Влюбился, значит?
Васик, не отрывая взгляда от чашечки, подтвердил кивком.
– А она?
Он неопределенно пожал плечами и вздохнул.
– Понимаю, – сказала я, – ситуация не сказать, чтобы экстраординарная. Скорее наоборот. Не грусти, Васик, такое бывает...
– А мне от этого легче, что ли? – тоскливо осведомился Васик. – Что такое бывает? Я, может быть, первый раз в жизни влюбился, а она на меня вообще никакого внимания не обращает. Я уж и так и так... И цветы, и шампанское, и подарки дорогие... Стишки даже выучил, чтобы интеллектом поразить. Вот послушай...
Он закатил глаза к потолку и заговорил, беспрестанно прерывая вдохновенную речь мычанием и мемеканьем:
– Дым табачный воздух выел... Комната – глава в кру... э-э... м-м... крученыховском аду... аде. Вспомни, за этим окном впервые руки твои, исступленный, гладил... М-м... Слов моих сухие листья ли... э-э... заставят остановиться жадно дыша?.. Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг... Э-э-э... М-м... Эта любовь мне не по силам. Пока. Целую. Твой Василий.
