Александр Кушталов - Домашние тапочки и пчелы
- Пример не совсем чистый, но я приводил ему примерно такой же аргумент, когда мы беседовали.
Но на это он отвечал, что не может спокойно жить в достатке и роскоши, когда вокруг девяносто девять человек из ста живут в бедности, а пятьдесят из них в нищете. Он не может спокойно ехать к себе на дачу в Хотьково на роскошном автомобиле, потому что думает о том, что у большинства окружающих людей вообще нет никакого автомобиля и тем более дачи. Он не может достойно смотреть в глаза окружающим людям, которые получают копейки, он из-за этого чудовищного расслоения в достатке растерял всех своих приятелей, он не может так жить... Он говорил сбивчиво и путано, и я легко парировал аргументами все его высказывания, но главное было не в этом.
Для своей прежней жизни он придумал хорошую иллюстрацию. Представьте себе богатый мясной склад и кота, который очень хорошо знает этот склад. Он знает его настолько хорошо, что может спокойно ориентироваться в нем в полной темноте. Он легок и бесшумен, проворен и дерзок. И вот он ежедневно ходит на этот склад, ловко обходит сонных и глупых охранников, и вытаскивает оттуда столько, сколько может унести и все, что захочет - золотые копченые балыки, лучшие колбасы, отборные окорока и дымчатые карбонады... И, притащив все это к себе в каморку, он это сжирает. Но каждый раз, когда он в очередной раз крадется по складу, его сердце гложет шершавый язык страха, потому что глупые и сонные охранники могут, все-таки, проснуться от своего беспробудного бдения и он будет схвачен. Каждый раз, когда он тащит свою добычу мимо своих облезлых и менее удачливых соседей, он чувствует на себе их недобрые завистливые взгляды и знает, что в один прекрасный момент ему могут устроить темную.
И ему надоело жить в этом вечном страхе, страхе сделать один неверный поступок, ему надоело жить в этой удушливой атмосфере зависти и недоброты. И в один какой-то момент он понял, что ему нужно от жизни. Он вспомнил свое детство, вспомнил то, как ему было хорошо, уютно и беззаботно тогда, с бабушкой и дедом, вспомнил о том, как спокойно и достойно жил его дед, как он ухаживал за пчелами и садом, какая у него была полная скрытого глубокого смысла жизнь! И он принял свое решение.
Формула решения была такова: он неторопливо ищет и выбирает себе место, где он хотел бы жить, покупает в том месте дом, заводит себе пасеку - и в один прекрасный момент просто переезжает туда жить. Ему больше ничего не надо...
- Да он полный идиот! - вскричал Ширемырдин. - Просто не понимает, что делает. Он же виртуоз, Паганини в мире финансов. Что бы вы все сказали, если бы знаменитый скрипач разбил и выбросил свою скрипку, а сам пошел кроить сапоги?! Ну кому от этого было бы хорошо?
- Возможно ему, Паганини! - отвечал Холмский. - Пример снова не совсем чист. Вот представьте себе, что Паганини перестал слышать музыку, и больше не мог ее сочинять, но он помнил запах кожи, который любил еще в детстве. И он бросил оглохшую к стонам его души скрипку и пошел тачать сапоги, потому что это было единственное дело кроме музыки, которое он знал, которому научил в детстве его дед.
Ширемырдин нетерпеливо прошелся по комнате, закурил свое "Marlboro" и сказал раздраженно:
- Что-то мы всё не туда и всё не о том! Я так понял, что с моим парнем случилась беда, и его надо срочно выручать. Давай прекращать этот базар! Говори-ка мне быстрее, куда он смотался.
- Да нет, - настойчиво сказал Холмский, - именно о том! Он не хочет быть "чьим-то парнем", от кого-то зависеть, кому-то быть обязанным, он хочет жить в деревне и заниматься пчелами, ночью выходить по малой нужде во двор и смотреть на звезды, весной любоваться цветущими в огороде вишнями, а осенью слушать шорох ветра в саду и засыпать под стук падающих на крышу дома яблок.
Я не могу сказать, где он сейчас живет, потому что пообещал ему никому этого не говорить. А пообещал я это потому, что это, в конце концов, его личное дело. Ничего худого он никому не сделал, никаких преступлений не совершал. С женой у него уже давно прохладные отношения, так что и она, я думаю, не будет в сильной печали.
Ширемырдин заговорил с некоторым недоумением.
- То, что он решил уйти - я еще могу понять. Но почему он бежал в домашних тапочках, как пацан? Можно было бы подойти ко мне, поговорить...
- Но вы бы его ни за что не отпустили! Начались бы длинные уговоры...
- Да, верно, не отпустил бы! Кто ж режет курицу, несущую золотые яйца? Это надо быть полным кретином!
- Вот это он и просчитал. А в тапочках он ушел потому, чтобы у него было несколько дней на остывание вашего пара. Здесь чисто психологический расчет.
- Молодец! Все правильно продумал. За это я его и ценил. Жаль! Что ж! И тебя можно понять. Не хочешь говорить - не надо! - пожевал губами Ширемырдин. - Если ты нашел, значит, и мы найдем, это только вопрос времени. Ну, провозимся дольше на пару месяцев, но все равно найдем. А, с другой стороны, ты вот здесь говорил о том, как хорошо выйти вечером в свой двор помочиться, при этом задрать голову - и смотреть на небо. И я подумал, что и мне так хочется иногда бросить все это к чертовой матери, уехать куда-нибудь в тьмутаракань - и оттягиваться там на полную катушку. Иногда так вокруг все достанет - что на край света сбежал бы, не то, что в деревню к пчелам. Я еще подумаю, искать его или нет. Я бы оставил его в покое, но что если его мои конкуренты захотят найти? А ты мне так таки не хочешь говорить, где он?
- Не могу! - с сожалением, но твердо сказал Холмский. - Я обещал.
- Но тогда, - довольно улыбнулся Ширемырдин, - я буду считать, что условия нашего договора ты не выполнил, и, значит, оплачивать работу я не стану. Кроме, конечно, текущих расходов по расследованию дела. Справедливо?
- Резонно.
- Но если быть до конца честным, то, все-таки, следует признать, что ситуацию для меня ты прояснил полностью, по крайней мере, мне теперь понятно, что я должен делать. Поэтому от другого своего предложения я отказываться не стану. Говори, какой виски тебе купить. И не скромничай, заказывай то, что хочешь. Сейчас твое время трясти богатую грушу.
Холмский задумался, было видно, что он колеблется. Наконец он что-то выбрал про себя:
- Я давно хотел попробовать виски "Macallan". Его называют "роллс-ройсом" среди своих солодовых братьев. Это не просто виски, это шикарный виски. Он готовится по особым рецептам и выдерживается в специальных бочках из дерева вишни. Среди самих шотландцев "Macallan" пользуется громадным спросом, несмотря на свою относительную дороговизну. И, если уж мне представилась такая возможность, то я хотел бы заказать "Macallan" 1946 года издания - это, наверное, сказка! Я видел только фотографию этого выпуска в интернете, на сайте компании - каждая бутылка продается в изысканном деревянном футляре, обитом дорогой кожей, рядом с бутылкой вложен сертификат с красной сургучной отвисающей печатью. Само собой, что все подобные бутылки имеют свой, уникальный номер, и количество их быстро тает.
- И сколько может стоить эта щенячья радость?
- Не так уж дорого, как может показаться: около пятисот фунтов.
- Ничего себе - недорого! - крякнул Ширемырдин. - За бутылку обыкновенного самогона.
- А я сразу предупреждал, что это удовольствие дорогое! Могу успокоить только тем, что на рынке виски есть изысканные раритеты, оставшиеся в количестве нескольких бутылок. Вот они могут стоить в десятки раз дороже, но цена при этом заранее не объявляется, нужно конкретно договариваться с держателем товара.
- Ладно, успокоил! Насчет заказанного "роллс-ройса" - напиши мне название на бумажке, я отдам своим ребятам на отработку. Себе, кстати, отдельно закажу - не так уж это оказалось и дорого.
Холмский достал перьевую авторучку с золотым пером и на своей визитке написал нужную строчку. Ширемырдин стремительно убыл вместе со своим Стасом в гольф-клуб под Нахабино: говорили, что там, возможно, сегодня будет сам президент, по случаю открытия новых кортов. Вслед за ним отбыл и Соколов, одарив Холмского двумя дежурными благодарностями за фактическое раскрытие дела - от себя и от генерала Орлова.
- Ну, что Александр! - сказал я, посмеиваясь, когда мы остались одни, остался ты у разбитого корыта. Плакали твои десять тысяч баксов.
- Рыдать не буду! - улыбнулся Холмский. - Во-первых, за счет Ширемырдина я съездил в интересные места, где никогда другим образом не побывал бы; в этих местах я, кстати, прекрасно успел отдохнуть и очень содержательно поговорил о жизни с приятным человеком. Во-вторых, я защитил этого невинного человека, а это немало и само по себе. В третьих, самое главное, у меня снова появилась вера в людей, если они еще способны на такие поступки. И, наконец, я все-таки получил за это дело бутылку довольно дорогого виски - этого всего не так уж и мало, Валерий, особенно если учесть, что все это было проделано всего за два дня!
- Но мне-то ты расскажешь, где сейчас обретается исчезнувший бухгалтер? спросил я Холмского - Я сгораю от любопытства.
