Дональд Уэстлейк - Разная любовь, разная смерть
Мотель «У дороги» был явно дешевым, но построенным недавно, так что мишура и позолота еще не успели поблекнуть и, казалось, вполне заменяли добротное качество. По дороге мы проезжали мимо подобных отельчиков более ранней постройки, и они наглядно демонстрировали, как они будут выглядеть, когда обветшают, а пока мотель «У дороги» красовался показным блеском, и остановившийся перед ним лимузин вовсе не выглядел нелепо.
Владелец мотеля, которого мы застали за конторкой дежурного клерка, оказался приземистым, полным, беспокойным мужчиной с густыми усами и проглядывающей лысиной. Этот человек, насколько я мог судить, в прошлом не раз терпел неудачи в предприятиях малого бизнеса и которому в будущем, видимо, предстояло испытать то же самое. Его звали Уильям Макнейл. Он нас ждал. Когда Керриган представился, Макнейл немедленно встал, снял ключ со стенда и вышел из-за конторки со словами:
— Я покажу вам, где она.
Мы последовали за ним и снова очутились перед мотелем.
Едва минуло шесть часов вечера. Слева находилась подъездная дорожка, ведущая к шоссе 22. Прямое, как линия, в четыре ряда шириной, шоссе, казалось, убегало прямо к солнцу, заходящему за горизонт где-то в районе Харрисберга. По шоссе со скоростью шестьдесят миль в час проносились грузовики, сверкая под оранжевыми отблесками солнца алюминиевыми боками и отбрасывая очень длинные, тонкие и бледные тени.
Мы прошли вдоль оштукатуренного фасада мотеля, мимо выкрашенных пастельной краской дверей с серебряными номерами. Солнце светило нам в глаза, заставляя склонять головы, словно трое раскаявшихся грешников. Рядом с каждой дверью находилось окно, и везде жалюзи были опущены.
— Я ее не касался, — сообщил Макнейл, обернувшись через плечо. — Мебель не передвигал и вообще ни до чего не дотрагивался.
Он открыл дверь под номером 9 с висевшей на ручке табличкой «Не беспокоить». Макнейл снял табличку, объяснив нам:
— Я сам ее сюда повесил. Чтобы никто сюда не заходил.
Войдя, он нажал на выключатель, а затем сделал шаг в сторону, пропуская нас с Керриганом, и закрыл дверь.
Комната была узкая и длинная, с гладкими бежевыми стенами, потолок без лепнины, пол покрыт рыжеватым ковром. По одну сторону были дверь и окно, под окном — батарея. На противоположном конце слева — шкаф, справа располагалась ванная комната. Там стояли две кровати изголовьями к правой стене, разделенные тумбочкой под дерево с лампой в стиле модерн. Между кроватями и левой стеной едва можно было протиснуться. Ближе к нам, у правой стены, был длинный низенький туалетный столик, тоже под дерево, над ним на стене висело большое зеркало, а рядом стояло маленькое, обитое тканью кресло с деревянными плоскими подлокотниками. За кроватями, у ванной комнаты, находился небольшой темного дерева письменный стол с придвинутым к нему деревянным стулом. На почти пустой левой стене, в центре, висела длинная картина с пейзажем осеннего леса. Картина была похожа на головоломки, которые я складывал в детстве.
На первый взгляд комната производила совершенно обычное впечатление. На туалетном столике лежал открытый небольшой чемоданчик, битком набитый женскими тряпками. У ближней кровати аккуратно стояла пара туфель на высоких каблуках. На спинке дальней кровати — перекинуто белое банное полотенце. Спали только на одной кровати — на ней до сих пор валялись мятые простыни.
Полотенце было испачкано кровью, видневшейся на нем едва заметной, похожей на ржавчину прожилкой. А в тумбочке между кроватями не хватало одного ящика.
Макнейл прошел в глубь комнаты и остановился, глядя на пол между кроватями.
— Вот она.
Керриган, очевидно, не имел ни малейшего желания ее разглядывать. Он отступил в сторону, а я прошел вперед и встал рядом с Макнейлом.
Они всегда выглядят мертвыми. Глупо, наверное, так говорить, но это правда. Я видел подделки в кино и на телевидении, а за время моей работы в полиции насмотрелся на подлинные, и тут уж никаких сомнений быть не может. Настоящий труп выглядит так, словно никогда и не был живым.
Она лежала лицом вниз, обнаженная, с распростертыми кверху руками, как у акробата, тянущегося к трапеции. На затылке зияла рана, светлые волосы были перепачканы запекшейся кровью. Тело, насколько я мог его видеть, оставалось нетронутым. Похоже было, что она только что вышла из душа, шла между кроватями и ее ударили чем-то тяжелым ударом сзади.
Во время падения ее взмахнувшая рука зацепилась за ручку ящика и выдвинула его из тумбочки на пол, где он и лежал рядом с телом, как коробка для пожертвований. Из ящика выпали канцелярские принадлежности и Библия, и теперь они рассыпались вокруг тела, а Библия обложкой вниз валялась у левого локтя трупа.
— Мне ее перевернуть? — спросил Макнейл.
— Нет. Не дотрагивайтесь ни до чего. — Я огляделся. — Все ее вещи на месте?
— Да, сэр, — с готовностью подтвердил он. — У нее были только чемоданчик и дамская сумочка.
— А сумка где?
— Я положил ее в сейф у себя в бюро.
— Где она лежала? Когда вы вошли сюда, где вы ее нашли?
— На туалетном столике, рядом с чемоданчиком.
— Прежде чем мы позвоним в полицию, положите ее обратно туда, где она лежала.
Макнейл облизал губы и перевел взгляд на Керригана:
— Мы будем вызывать полицию?
Керриган пожал плечами:
— Как он скажет. Здесь командует он.
— Я надеялся…
— Вы думаете, что огласка вам повредит? — спросил Керриган. — Нет, приятель, она, наоборот, создаст вам рекламу. Все захотят остановиться в мотеле, где произошло убийство.
— Вы так считаете? — с надеждой спросил Макнейл. Я прошел к ванной комнате и заглянул внутрь. В корзине для мусора валялась обертка от мыла, и больше ничего. В платяном шкафу было множество проволочных вешалок, на двух из них висели платья, на одной женские брюки. На полках — ничего. На полу — пара женских кожаных туфель. Простых. На задней стене шкафа на крючке болталась пара женских чулок.
Под пристальными взглядами Макнейла и Керригана я быстро осмотрел номер и не обнаружил ничего, представляющего интерес. Закончив, я обронил:
— Ладно. Это все?
— Есть еще ее машина.
— Машина?
— Она стоит перед входом, — сообщил Макнейл. — Маленький голубой «мустанг».
— Давайте осмотрим машину.
Перед мотелем проведенные под углом на черной поверхности площадки белые линии указывали, где постояльцам следует парковать машины, развернув их к дверям бунгало. Голубой «мустанг», чистенький и блестящий, с открытыми окнами, вписывался между полосками, в любой момент готовый сорваться с места. Солнце уже полностью опустилось за горизонт, и воздух наполнился серовато-зеленым светом. Чуть поодаль, по шоссе на запад и восток, с грохотом проносились грузовики и прицепы. У другого конца мотеля, рядом с лимузином, как раз притормозил автомобиль. Поймав мой взгляд, Макнейл поспешил сказать:
— Моя жена ими займется.
— Я хочу потом с ней поговорить.
— Да, сэр.
В салоне «мустанга» ничего не оказалось, кроме пары белых перчаток в бардачке и экземпляра «Атлантического ежемесячника» на заднем сиденье. Но, когда я подошел к багажнику, там торчали ключи, воткнутые в замок.
— Поглядите-ка! — воскликнул Макнейл. — Я их раньше не видел!
— А вы раньше обходили машину?
— Нет.
— Значит, они там и были. — Я обратился к Керригану: — В багажнике у нее находились деньги, во втором чемодане или в какой-нибудь другой сумке. Он слишком спешил и не стал возвращаться, чтобы положить ключи в ее сумочку.
— Однако он забрал ключ от бунгало, — заметил Макнейл.
— Он его недалеко увез, — возразил я. — Наверняка выбросил по дороге в траву.
По направлению к нам двигалась, звеня ключами, толстая грузная женщина, за которой полз вновь прибывший автомобиль, видавший виды черный «бьюик» с сидевшей в нем беспокойного вида молодой парочкой. Я спросил Макнейла:
— Где мы можем спокойно посидеть и побеседовать?
— Мы живем в квартире за конторкой дежурного клерка. — Толстухе, к тому моменту поравнявшейся с нами, он сказал: — Бетси, это люди из Нью-Йорка. Они хотят поговорить с тобой, когда у тебя найдется свободная минутка.
Бетси — имя ей совершенно не подходило — поглядела на нас из-под насупленных бровей с видом властной женщины, которая привыкла всю жизнь погонять мужа, как погонщик — мулов, и чертовски от этого устала. Она небрежно кивнула нам в знак приветствия, бросив на ходу: «Когда я освобожусь», и прошлепала дальше. Мы отступили в сторону, давая дорогу «бьюику», в котором мимо нас проехали нервно моргавшие и глядевшие прямо перед собой молодые люди.
Мы вернулись в бюро, и Макнейл провел нас через конторку, потом через занавешенный дверной проем в маленькую гостиную, заставленную тяжеловесной мебелью, которая, вероятно, лет двадцать назад приобреталась для комнаты вдвое большей по размеру. Макнейл усадил нас и пару минут изображал из себя гостеприимного хозяина, предлагая по желанию — кофе, пиво, спиртное, пододвигая и отодвигая пепельницы, пока я не сказал:
