Андрей Воронин - Тень каннибала
- Эй, полковник! - донесся из кухни голос Забродова в сопровождении музыкального позвякиванья коньячных рюмок. - Ты там, часом, не заснул?
Мещеряков напоследок огляделся еще раз. Ему показалось, что вычурных антикварных безделушек в квартире Забродова как будто прибавилось. Впрочем, виной тому вполне мог оказаться царивший в комнате кавардак. Пожав плечами, полковник двинулся на кухню, по дороге едва не свалив громоздившуюся на краю стола шаткую пирамиду из книг.
Забродов уже поджидал его за наскоро накрытым столом, потирая ладони от нетерпения. Побриться по случаю прибытия своего бывшего начальника он, разумеется, даже не подумал. Запутавшись взглядом в его наполовину седой щетине, Мещеряков невольно поморщился: ну что это такое, в самом деле? Не офицер, а какой-то бродяга, разбойник с большой дороги...
- Не кривись, не кривись, господин полковник, - заметив его гримасу, сказал Забродов. - Ты знаешь, как звали одного из сыновей Ноя? Того самого, который отвернулся от своего отца, когда тот лежал на земле нагой и пьяный?
- Понятия не имел, что у Ноя были сыновья, - присаживаясь к столу, сказал полковник. - И как же его звали, этого брезгливого древлянина?
- Его звали Хамом, - самым невинным тоном сообщил Забродов. - Ты что, правда этого не знал? Хамом, Хамом, не сомневайся. Интересно, верно?
- Да пошел ты, - отмахнулся полковник. - Давай, наливай, а то и без тебя тошно.
- Его звали Хамом, - повторил Забродов и, рассмеявшись своим беззвучным смехом, наполнил рюмки.
После третьей Мещерякову немного полегчало. Оттаяв, он поведал Забродову о своих неприятностях - разумеется, в самых общих чертах, не вдаваясь в подробности, которых Иллариону, как человеку штатскому, знать теперь не полагалось. Впрочем, бывший инструктор учебного центра без труда сложил два и два и додумал то, о чем умолчал полковник.
- Что ж, - сказал он, - потомки Ноя расплодились по этой грешной земле, и среди них, увы, было немало сыновей Хама. Чем ты, собственно, недоволен, Андрей? Всю жизнь мы только и делаем, что жалуемся друг другу на дураков, а их почему-то никак не становится меньше.
- Живучие, сволочи, - кровожадно заметил Мещеряков, сосредоточенно выковыривая из своей пустой рюмки ненароком упавшую туда хлебную крошку. Прямо как тараканы.
- У меня была бабка, - сказал Забродов.
- Ну да?! - оживился полковник. - Никогда бы не подумал!
- Не перебивай, а то твои звезды тебя не спасут. Просто вспомнилось вдруг... Мы ей говорим: ба, у тебя в щах тараканы! А она их ложкой оттуда выбирает и говорит: "Сами вы три дня не умывались. Никакие это не тараканы, а угольки".
Мещеряков глубокомысленно потер пальцами подбородок.
- Ну и что? - спросил он, не дождавшись продолжения.
- Да ничего! Я же говорю, вспомнилось. Мещеряков брезгливо вытер палец с прилипшей к нему размокшей хлебной крошкой о бумажную салфетку, между делом подумав о том, что Илларион, видимо, все-таки начинает стареть. Вот уже и о бабке своей заговорил, хотя раньше узнать что-либо о прошлом капитана Забродова можно было только из его личного дела. Надо же, у Забродова - бабка! И бриться перестал, черт седой...
- Гадость какая, - сказал он.
- Это ты о чем?
- Да о тараканах же. Ну, и вообще... О жизни, короче говоря. Ты Сорокина давно видел?
Илларион, который в это время закуривал сигарету, искоса посмотрел на приятеля поверх привычно сложенных лодочкой ладоней.
- Давно, - сказал он, запрокидывая голову и выдувая в потолок толстую струю дыма. - А что? Опять вы вдвоем что-то затеваете?
- Ни боже мой, - поспешно ответил Мещеряков. - Просто, как ты говоришь, вспомнилось. По ассоциации с тараканами в щах.
- По-моему, Сорокин не похож на таракана, - задумчиво сказал Илларион. - Хотя его коллеги в массе способны навести на подобную мысль. Особенно те, которые из ГИБДД.
- Эти, скорее уж, клопы, - хмыкнул Мещеряков. - Кровососы придорожные. Но я тебе про другое толкую... Налей-ка, а то всухомятку как-то.., не так, в общем.
Илларион налил. Полковник взял рюмку, зачем-то понюхал и снова поставил на стол, не притронувшись к коньяку.
- У Сорокина на работе скандал, - сказал он.
- Прямо как у тебя, - вставил Забродов.
- Не совсем. Знаешь, не хотел бы я сейчас оказаться в его шкуре. Представляешь, в городе завелся людоед.
- В нашем городе? - уточнил Илларион, не проявляя при этом никаких эмоций, словно каннибализм в средней полосе России был явлением привычным и даже обыденным.
Мещеряков назвал район.
- А, - сказал Илларион, - припоминаю. Там, по слухам, раньше какие-то сектанты кучковались. Чуть ли не сатанисты, кажется. В общем, место с историей. Хотя история в данном случае, скорее всего, ни при чем. Я всегда говорил, что в этих бетонных муравейниках кто угодно может сойти с нарезки.
- Но людоедство! - гадливо морщась, воскликнул Мещеряков. - Вот ты, например, смог бы съесть человека?
- Запросто, - не задумываясь, ответил Забродов. - Естественно, если мне придется выбирать между каннибализмом и поеданием, скажем, дождевых червей, то я предпочту последних. Но в безвыходной ситуации... В общем, смог бы. Разумеется, такого близкого друга, как ты, я бы есть не стал. Нашел бы кого-нибудь менее симпатичного и более упитанного.
- М-да, - сказал Мещеряков.
В словах Иллариона не было ни тени шутки, ни намека на пьяную браваду. В безвыходной ситуации он действительно был способен поддерживать в себе жизнь любыми средствами и употреблять в пищу невообразимую дрянь - от лебеды до кузнечиков и дождевых червей включительно. И оказавшись, скажем, заваленным в каком-нибудь подвале вместе со свежим трупом, он без колебаний съел бы своего невольного соседа, не дожидаясь, пока мясо испортится. "Впрочем, - тут же подумал полковник, - я опять не прав. Будучи заваленным, Илларион бы все-таки подождал с трапезой: а вдруг откопают и застукают во время приема пищи? Некрасиво может получиться..."
Он невольно представил себе исхудавшего до предела, грязного и небритого - прямо как сейчас! - Забродова, который в кромешной темноте зубами рвет человечину. Его передернуло. "Свят, свят, свят, - подумал полковник. - Боже сохрани! Что-то у меня сегодня воображение расшалилось... К дождю, что ли?"
- Опять ты кривляешься, как макака в обезьяннике, - сказал невежливый и нечуткий Забродов. - Выпей вот лучше. И закусывай, закусывай! Не бойся, котлеты не из соседа, а из гастронома.
- Болван, - вместе с парами коньяка выдохнул полковник, тыча вилкой в котлету. Аппетит у него вдруг начисто пропал, и он раздраженно бросил вилку. - Язык у тебя, Илларион, без костей. Ты же отлично понимаешь, что я имею в виду.
- Понимаю, - сказал Илларион, - но чувств твоих, увы, не разделяю. Табу на каннибализм, которое кажется тебе всосанным с молоком матери, на самом деле постоянно нарушалось. Оно нарушалось бы еще чаще, если бы мы, как встарь, жили натуральным хозяйством. Тебе приходилось когда-нибудь забивать или разделывать свинью? А корову? Могу поспорить, ты даже курицу никогда не потрошил. Поверь, когда занимаешься этим впервые, аппетит отшибает так основательно, что вообще перестаешь понимать, зачем ты это делаешь. Возникает сильнейшее искушение сделаться вегетарианцем, ей-богу. Так что многих наших современников сдерживает не столько цивилизованное воспитание, сколько страх, неумение и элементарная брезгливость. Насколько мне известно, никто ни разу не потрудился поинтересоваться мнением самих свиней по этому поводу. Думаешь, под ножом они визжат от радости? Да что там свиньи! Возьмем лошадь. Старый, проверенный, красивый и общепризнанно умный друг человека. Даже сейчас есть люди, готовые жизнь отдать за своего коня, а раньше их было еще больше. И что же, это кому-нибудь мешало за обе щеки уминать сервелат?
- Чепуха и банальщина, - сказал Мещеряков, воспользовавшись паузой в рассуждениях Забродова. - Ах, курочку жалко! Человек все-таки не курочка. Ты что, согласен, чтобы тебя съели?
- Я не согласен, чтобы меня закололи, как кабана, - ответил Илларион. - А что будет с моим телом после смерти, мне безразлично. Сам посуди, Андрей: какая разница, кто тебя съест - черви, какие-нибудь шакалы в горах или сосед по лестничной площадке? Некоторые, например, завещают свои тела анатомическим театрам, и после смерти их тупыми скальпелями режут на куски неумелые студенты, двоечники и лоботрясы. Это, по-твоему, лучше? Помню, у нас в полевом госпитале медбратом служил один такой... Окончил медучилище, получил диплом фельдшера и - в военкомат! Так вот, он рассказывал, как подрабатывал в анатомичке. Он там, видишь ли, головы вываривал.
- Что? - несколько сдавленным голосом переспросил Мещеряков.
- Головы, - повторил Илларион. - Вываривал. Положит в бак и варит до полного обалдения, пока, значит, мясо само отставать не начнет. Я так понимаю, им зачем-то были нужны черепа... Так вот, включил он как-то ночью плитку, открыл учебник и, ясное дело, закемарил. Ну, вода у него, конечно, выкипела, и пошло это дело гореть. Сгорело основательно - так, что и спасать нечего. Проснулся он от смрада. Кругом дым, вонь - в общем, полный апокалипсис. Заглянул он в свою кастрюльку, выматерился, открыл окошко и шварк туда эту самую голову вместе с кастрюлей! Благо под окошком сугроб без малого в человеческий рост. А наутро шла мимо бабулька, бутылки собирала. Видит - кастрюля... В общем, насилу откачали. А ведь тоже человек был.
