Александр Егоров - Колеса фортуны
— Мне денег прислать должны, — сказал я.
— Фигня. Костика разведем. Пусть мать потрясет. Интересно, как она его вообще с нами отпустила?
Я-то как раз знал, как все произошло.
Мать Костика хотела, чтобы он поступил в университет, причем непременно на экономический факультет. Рисование, пиво и общение с друзьями перспективным не признавалось, а Макса с Шерифом она вообще считала бандитами и хулиганами (здесь маскарад Макса сработал вполне). Со мной мать Костика общалась охотнее и видела во мне достойного старшего товарища, способного вытянуть ее сына из мутных волн богемы.
И вот с неделю назад она позвонила мне и строго спросила, про какую еще поездку только что проговорился ее сын? Я не стал врать и, как обычно, позволил себе только легкую вольность: я объяснил, что мы решили подработать летом, чтобы меньше зависеть от родителей, и для этого завербовались в археологическую экспедицию. Там мы сможем найти новых друзей и окрепнуть физически, — добавил я, и совершенно напрасно: услыхав про новых друзей, костикова мамаша не на шутку забеспокоилась. По счастью, мне удалось уверить ее, что девочки и мальчики, которые увлекаются историей, совершенно безвредны, а наш руководитель — тот и вовсе святой человек, подвижник. В ответ на вопрос: а кто же он такой? — я без зазрения совести нарисовал ей детальный портрет нашего знакомого доктора Бориса Аркадьевича Лившица.
— Я, короче, его матери наплел, что мы едем в археологическую экспедицию, — сообщил я Максу.
— И чего? Клад поедем искать?
Я засмеялся.
Макс между тем добыл из-под кровати довольно подробную карту автомобильных дорог и показал мне.
— Нам бы хотя бы километров за двести по трассе отъехать. Оторваться. А то мне иногда кажется, что мы тут как будто под колпаком живем. И воздуха становится всё меньше…
Он пошуршал картой и снова взглянул на меня:
— Помнишь, был фильм такой? Парень живет в городе, семья у него, все такое, каждый день на работу ходит… Но каждый раз, как собирается из города уехать, что-то ему все время мешает. То пробки на дорогах, то мать заболеет. А потом оказывается, что все это — телешоу, и родился он в телешоу, и прожил там все двадцать пять лет, все время перед скрытыми камерами… И никуда тебе не деться, ни тебе, ни детям твоим…
Конечно, я помнил этот трогательный фильм. Там вокруг города было море, а за морем стена, вроде экрана, на котором показывали небо — волю, одним словом. Доплывешь до горизонта и как раз упрешься рогом в экран. Неописуемое чувство, — думал я.
Сегодня утром, глядя со Светкой на небо, я размышлял примерно о том же. «Х…й тебе, х…й», вычерчивал на голубом экране самолет — лично для меня. Этот иероглиф я распознавал даже с закрытыми глазами.
— Макс, — сказал я. — Все равно прорвемся. Поедем путешествовать. На всё лето. Никто нас не остановит, ни менты, ни пробки, ни бутылки. Ты мне веришь?
— Прорвемся, — подтвердил Макс. — Дай мне ключ, я съезжу, тормоза сделаю. Вечером все равно на дне рождения встретимся. Хотя, сдается мне, там на самом деле только одного человека ждут. Зато сразу двое. Разве нет?
Эпизод7. — Я тебе говорю, ты бы слилась в туман, а? — сквозь плеск воды было слышно, как Светка сердится. — Ну что тебе, пойти не к кому?
— Не хочу никуда идти, — говорила Марьянка. — Чего это я должна уходить.
— Вот сучка. Получить хочешь, да? Сейчас получишь.
Тут мне надоело слушать, и я дернул ручку двери. Возня в ванной прекратилась, но задвижку открывать не спешили.
— Ну, кто там? — раздался светкин голос.
— Это я.
После паузы дверь распахнулась. Встрепанная Марьянка сидела на бортике ванны и поглядывала на меня, хлопая ресницами. Ее старшая сестра смотрела на нее с ненавистью.
— Погодите, девчонки, — решил я прикинуться чайником. — Вы тут, кажется, ссоритесь?
— Ничего не ссоримся.
— Вы когда идете куда-нибудь, трубку с собой берите. Там, в ванную или еще куда. Очень удобно. Вон, смотрите: одной рукой в носу ковыряешь, другой говоришь.
На день рождения я подарил Светке отличную вещь: домашний радиотелефон с двумя трубками. Несколько таких аппаратов мы позаимствовали в бывшем отцовском офисе, и один я сегодня утащил потихоньку от матери. Пользуясь двумя трубками, можно было переговариваться между собой дома, а можно было даже выйти во двор и делать вид, будто у тебя мобильный телефон. Это было весело. И к тому же получалось, что это подарок обеим сестрам: я счел это удачным решением. Хотя одну из двух трубок весь вечер таскал с собой.
— Мы без телефона уже поговорили, — сказала Светка. — Петь, ты чего хотел? Помыться? Сейчас я мелкую выгоню.
— А я и сама уйду, — сказала Марьянка, поднялась и прошла в дверь мимо меня, выразительно глянув мне в глаза. Я скрипнул зубами.
— Иди сюда, — тихонько сказала мне Светка. — Ты утром опять не ответил…
И мы заперли дверь на задвижку.
Перед этим мы часа на два завалились на дискотеку в «Прибой». «Прибоем» называлось несуразное здание красного кирпича, выстроенное недалеко от нас еще в советские годы. Больше всего оно походило на небольшой крематорий. Однако сперва там был кинотеатр (с тем же многозначительным названием), а теперь какие-то ушлые люди организовали местный центр развлечений. Кино там тоже показывали, но днем. А по ночам в фойе устраивали танцпол, врубали музыку, стробоскопы… В общем, всё как положено. Там же работал бар, где торговали пивом без ограничений — ну, и кое-чем торговали в темных уголках. Так вот: хорошенько приняв еще на дне рождения, мы всей компанией переместились в «Прибой» и танцевали, пока нас окончательно не прибило, как обычно. После чего, потеряв в дороге Костика и многих других, мы вернулись в Светкину квартиру — Макс, Светка и я. Справедливости ради надо сказать, что Макса почти что и не было: он еле шел, его тошнило, и было ясно, что в таком виде появляться дома ему незачем. Мы уложили его в задней комнате и надолго о нем забыли.
До тех самых пор, пока он не начал скрестись в дверь ванной.
— Да что же это, блин, такое, — ужаснулся я. Было понятно, что если ему не открыть, случится страшное. — Подожди минуту. Когда ж ты успел так нажраться?
Светка выскользнула. Макс ввалился в ванную, нащупал кран и включил горячую воду. Сразу после этого… словом, через минуту он опустил голову под струю и сидел так, мокрый и беспомощный, и выглядел настолько жалким, что я даже перестал злиться.
— Пит, — сказал вдруг он. — Я прошу тебя, давай свалим отсюда. Я не могу больше. Мне так х…ево.
Я ухватил его за волосы и повернул мокрой мордой к себе.
— Макс, всем х…ево. Кому теперь легко. Посиди тут. Может, тебе пепси-колы принести?
— Я сдохну здесь, — упрямо продолжал он, глядя куда-то в сторону. — Чего я умею? Ничего. Кому я нужен? Них…я никому. Ленка на дачу уехала, а я ведь говорил ей: останься, пожалуйста, мы на день рождения… на день рождения пойдем, я с тобой вместе, как раньше, а она… она тогда мне сказала, что я…
Тут он умолк и опять сунул голову под кран. Чуть не захлебнулся. Я вытащил его из воды и услышал продолжение:
— Она сказала, что вот мне уже восемнадцать, а мне ничего не светит вообще. Ты, говорит, осенью в армию пойдешь, а потом всю жизнь будешь камаз вонючий водить. Это она потому, что я… что я ей говорил, как мы поедем… столько раз рассказывал… а ей это неинтересно…
— Да и пускай идет лесом, — обиделся я за Макса. — Ей неинтересно! Пусть дальше с этими своими… уродами гуляет. Ты знаешь, что она с ними гуляет?
— Я… тогда не знал… какая теперь разница… а я-то ей песни на гитаре играл…
Он закрыл лицо руками. Потом внятно произнес:
— Знаешь, чего я хочу? Взорвать тут что-нибудь. И сразу сдохнуть. Без мучений.
— Слушай меня, Макс, — сказал я, дергая его за плечо. — Хватит уже с ума сходить из-за ерунды. Мы с тобой оба никому на х…й не нужны. И никто никому. Всё это только видимость, и любовь, и все такое… Но лучше, когда у тебя эта видимость есть, чем когда ничего нет. Только ты сам решай, кого слушать, в какую иллюзию верить… Кто тут тебе поможет?
Я чувствовал, что и сам начинаю нести какую-то чушь. Но Макс — я знал — слушал внимательно.
— Я сегодня видел, как Димка Шарафутдинов чуть не скопытился от своего героина. Понял? Он чуть не сдох. Тоже, наверно, думал, что ничего вокруг не осталось, только он один. Ты тоже так хочешь? Так я тебе не дам сдохнуть. Лично я. Вот хочешь верь, хочешь нет. Кто вместо тебя машину поведет?
Макс уперся руками в белый фаянс и засмеялся сквозь слезы.
— Я сильно пьян? — спросил он.
— Да ничего такой.
— А мне кажется, не сильно. Я бы за руль сел. Хочешь, покатаемся? Реально, по дворам чуть-чуть, и сразу обратно?
— Ты мне лучше, Макс, скажи, пока я не забыл: зачем ты к Марьянке приставал?
