Марина Серова - Твои дни сочтены
– Спасибо за информацию.
– Это вам спасибо за то, что занимаетесь этим делом. – Лика улыбнулась и направилась обратно в аудиторию, а я пошла к своей машине.
И тут вдруг меня догнал Василий. Он дернул меня за рукав и, глядя куда-то в сторону, сказал:
– Извините, но я не стал говорить при всех, чтобы потом не трепали об Олесе языком. О ней и без этого болтают кто во что горазд.
– Давайте отойдем в сторону, – предложила я.
Мы сошли с выложенной плитами дорожки и стали под деревьями.
– Прошлой осенью, – начал говорить Василий, – где-то в сентябре или октябре, вокруг Олеси стал ошиваться какой-то подозрительный тип. Он преследовал ее всюду, где только мог. Я спросил у Олеси, нужна ли помощь, но она ответила, что нет, потому что это ее проблема и ей решать. Но потом у Олеси появился Елисей, и тот парень исчез.
– И вы не знаете, кто он? – спросила я.
– К сожалению, нет, – ответил Василий. – Но я могу его опознать. У вас же имеется картотека. Я спросил у Олеси, кто этот тип, а она ответила мне: «Сказала бы, если бы не было так стыдно». И назвала его при этом то ли Вовик, то ли Славик.
– А о Елисее вы что-нибудь знаете?
– С виду нормальный парень, – ответил Василий. – Может быть, не так чтобы продвинутый… Но это понятно: летчик – что с него взять. А вообще, производит положительное впечатление: сильный, волевой.
– Не так чтобы продвинутый – это что значит?
– Несовременный, слишком старомодный, – объяснил Василий. – Хозяйственный такой… Полочки прибить и всякое такое. Все проблемы разрулить. Словом, традиционный мужской типаж. Но, похоже, Олесе именно такой и был нужен. Чтобы как за каменной стеной.
– Спасибо за ценные сведения, – поблагодарила я студента.
– До свидания, – Василий кивнул и помчался к административному зданию больницы, а я продолжила путь к своей машине.
Что ж, беседа со студентами кое-что дала: место учебы Ксении Лопатниковой, намек на какие-то проблемы Олеси, связанные с неким «Вовиком-Славиком». Но неужели Олеся действительно принимала наркотики? Верить этому почему-то не хотелось. И характеристика, данная Елисею, не предполагает, что он мог приучить подругу к наркотикам: несовременный, хозяйственный… К тому же летчик, насколько можно понять, гражданской авиации. Не вяжется. Да и Лика категорически отрицает наркоманию, а, похоже, именно она из всех одногруппниц была наиболее близка к Олесе.
Я посмотрела на часы. Время было обеденное, и мне уже хотелось есть, но я решила сначала нанести визит матери Олеси, даме по имени Клара Валентиновна Севастьянова, и только после этого пообедать.
Я завела двигатель и отправилась в путь. По местным меркам мать Олеси жила не так уж далеко от железнодорожной больницы. Но так как по старой доброй традиции половина проезжих улиц либо перекопана, либо перегорожена, мне долго пришлось петлять по улочкам родного города, пока наконец я не остановила машину возле нужного дома.
Я позвонила в домофон, нажав кнопку с номером нужной квартиры, однако это ничего не дало: домофон отключен. К счастью, долго топтаться на крыльце или названивать в соседние квартиры мне не пришлось: очень скоро дверь с мелодичным трезвоном распахнулась, и мне навстречу, чуть не сбив с ног, вылетел подросток лет двенадцати. На ходу пробормотав извинения, он помчался дальше по своим важным делам, а я получила свободный доступ в подъезд.
Дверь открыл смазливый рыжекудрый парень, на вид не старше двадцати пяти лет.
«Интересно, это сын или племянник?» – быстро подумала я и, махнув своим удостоверением перед его носом, представилась:
– ГорУВД, капитан Татьяна Иванова. Занимаюсь расследованием гибели Олеси Милехиной. Мне необходимо побеседовать с Кларой Валентиновной Севастьяновой.
Эти фразы я произносила уже в каком-то автоматическом режиме, и интонация была вполне адекватной.
Парень же поначалу смутился, потом как-то испугался и напрягся.
– Клепа! – нервно крикнул он через плечо. – Это к тебе.
«Очень интересное обращение, – заметила про себя я. – Надо полагать, и отношения с женщиной гораздо старше себя у этого рыжего тоже интересные».
Парень слегка посторонился, пропуская меня в квартиру, но не настолько, чтобы можно было свободно пройти. Мне пришлось буквально пролезать между ним и дверью. И тело мое очень тесно соприкоснулось с телом хозяина. Я почувствовала его запах. У меня внезапно появилось желание двинуть наглеца коленом в пах, но я не стала этого делать, не желая раньше времени портить отношения. И ограничилась тем, что, взглянув в нагло ухмыляющуюся рожу, чувствительно ткнула его локтем в солнечное сплетение. Рыжий охнул и отпрянул.
– Вовик, не шали, – с притворной строгостью одернула его мадам лет сорока пяти, выглянувшая в прихожую. – Тебя могут неправильно понять.
«Вовик! – промелькнуло у меня в голове. – Не его ли видел Василий крутящимся возле Олеси прошлой осенью?!»
У меня появилось огромное желание прижать Вовика к стенке, вцепившись ему в горло, и не отпускать до тех пор, пока он во всем не признается. Однако до поры до времени необходимо сохранять хладнокровие.
Я представилась матери Олеси, повторив трюк с удостоверением.
– Вы ко мне поговорить о моей бедной девочке… – Дама поднесла к сильно накрашенным глазам платочек, но, как она ни старалась, заплакать не удалось.
Клара Валентиновна театрально вздохнула, как кисейная барышня, и махнула рукой в сторону комнаты:
– Проходите. Меня зовут Клеопатра. Только, ради бога, разуйтесь. У меня, знаете ли, ковры.
Она с таким неодобрением взглянула на мои ноги, будто я была обута не в дорогие фирменные туфли, а в драные калоши с прилипшими ошметками грязи.
Тем не менее я послушно разулась, отметив про себя, что ковры – это слишком громко сказано. Обычные половики, возраст которых колебался между тридцатью и сорока годами. Тогда им действительно не было цены, но не из-за стоимости: достать их можно было только по великому блату. Да и мебель, стоявшая в комнате, старая, обшарпанная, хотя лет тридцать назад считалась верхом совершенства.
Вовик же, потоптавшись возле меня, удостоился гневного взгляда хозяйки, понял, что ведет себя как-то не так, и поспешил удалиться.
Меня на какой-то миг охватило сомнение: не ошиблась ли я? Может быть, рыжий Вовик доводится Клеопатре-Кларе или, по-свойски, Клепе, родственником? Как я считала, понятия «бедность» и «альфонс» несовместимы. А может быть, они оба наркоманы?
Тут мне в глаза бросилась цветная фотография, вставленная между стеклами серванта. На ней была запечатлена Клепа в обнимку с Вовиком. Мои глаза загорелись, а мозг усиленно заработал: каким образом можно стибрить фотографию, чтобы показать ее Мельникову. Нет ли этой «сладкой парочки» среди распространителей или покупателей наркотиков?
– Присаживайтесь, – предложила тем временем хозяйка.
Я осторожно присела на диван, боясь, что он подо мной провалится – настолько пережил свой век. Клеопатра Валентиновна устроилась в кресле напротив. Вернувшийся Вовик сунул в рот жвачку и уселся на ручку кресла, в котором сидела хозяйка.
У меня снова возникли подозрения по поводу их отношений. Вернее, я все больше убеждалась в том, что между ними существует интимная связь.
Откровенно говоря, мне была крайне антипатична эта парочка. Если бы не дело, которое привело меня сюда, я бы встала и ушла. Мне снова вспомнились слова студента-медика Василия о том, что, когда он спросил у Олеси, кто такой Вовик, девушка ему ответила: «Сказала бы, если бы не было так стыдно».
Я оглядела мать Олеси. Хотя она и молодилась, все же выглядела на свои сорок пять. В молодости она, без сомнения, была красива: золотые волосы, синие глаза и изящного рисунка губы. Сейчас же передо мной сидела густо накрашенная, потрепанная женщина далеко не первой свежести, с морщинами на лице, скрыть которые, увы, уже не могла декоративная косметика. Как ни странно, следы многолетнего неправедного образа жизни не были столь явными, но, конечно, от былой красоты и свежести Клары Валентиновны не осталось и следа.
Она явно хотела казаться моложе, но природу уже не в силах были обмануть ни кокетливые рыжие кудряшки, ни мини-юбка, больше подошедшая бы девочке, выпускнице школы, обнажающая сухонькие, худые ноги, на которых красовались колготки-сеточки, заштопанные в нескольких местах.
Вовик тем временем неотрывно следил за моим взглядом. Он, видимо, понял, о чем я думаю, потому что понимающе усмехнулся и, не прекращая жевать жвачку, стал оглядывать меня.
– Клара Валентиновна, – заговорила я, стараясь не обращать на него внимания, но женщина сразу же перебила меня.
– Зовите меня Клеопатра! – царственно махнув рукой, возвестила она.
– Как вам будет угодно, – сдержанно кивнула я, стараясь не рассмеяться. – Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, касающихся личной жизни вашей дочери.
